Искатель. 1974. Выпуск №6 - Владимир Монастырев

— Что «все»?

— Все, Епимах Андреевич, — потерянно сказал Крохин и понурил сивую голову. — Не могу я себе такую задачку в толк взять…

Сырой блеск глаз Крохина тяжелел, и в зрачках набухало тусклое мерцание.

— Вот растолкуй ты мне, Епимах Андреевич: почему образованный господин, из благородных против законной власти пошел? Да в те времена ему глазом моргнуть, деньгами бы обсыпали. Я бы за ним не слежку вел, а на запяточках ходил, ручки целовал… А теперь вот в Чека служит, на автомобиле разъезжает. Выходит, он умнее нас оказался?

— Он умнее и есть, — ответил Ауров, насторожившись от расспросов.

«Надо уходить», — твердо решил Ауров, выслушав рассказ Крохина. Ему стало тоскливо и страшно в темной дыре со щелястой печкой, с разорванными обоями, за которыми по ночам шуршали голодные тараканы.

Ему вдруг показалось, что и Крохин может предать.

— Поговорили, и хватит. Завтра на Тверском в обед на то же место приходи.

— Приду, Епимах Андреевич… Только ноги нам надо уносить. Крест святой на том кладу, извините благодушевно. Может, мне со знакомцем на вокзале потолковать?.. Менжинского шибко опасаюсь. Он же меня в лицо может признать… Умственный господин, наперед все видит.

— «Наперед», — передразнил Ауров и сказал: — Поговори со знакомцем. Скажи, что за платой не постоим. На Брянск двинем. Там у меня надежное место есть.

— А багажик у нас, извините благодушевно, большой будет?

Ауров усмехнулся и сказал, что багаж будет пустяковый: харчи да небольшой саквояжик.

Фаддей Крохин прикрыл глаза, чтобы не выдать их радостного проблеска…

ГЛАВА IX

— И так и этак крутили, товарищ Менжинский… Ничего не получается, хоть тресни! Шифровал профессор математики, а меня с четвертого курса за неблагонадежность вытурили, — нервно говорил чекист, занимавшийся разгадыванием записей, найденных у профессора Вилкова.

Он был молод, и оттого, наверное, особенно бросалась в глаза его худоба. Ключицы, остро выпиравшие под выношенной гимнастеркой, темные узлы вен на тонкой шее и провалы глаз на костлявом лице, припухшие от бессонницы веки.

— Так закручено, что ни с какой стороны подступиться не можем…

Вячеслав Рудольфович слушал вздрагивающий от и внутреннего напряжения голос и думал, что Решетов измучился до предела. Когда Нифонтов пригласил его к особоуполномоченному, Решетов подумал, что будет нагоняй, внутренне взъерошился, приготовился к отпору и потому кидал резкие, отрывистые слова.

Решетову нужно было отдохнуть и выспаться. При такой работе ему следовало хорошо питаться, есть много сахара, а в столовой подавали суп с кусочками конины, пшенную размазню, политую чем-то белесым, и чай с сахарином.

— Вы успокойтесь, товарищ Решетов, — мягко сказал Вячеслав Рудольфович. — Мудрецы в древности говорили, что неудачи — это прямой путь к успехам… Все-таки ведь кое-что вам удалось сделать.

— Пустяки, товарищ Менжинский, — голос чекиста стал терять колючие, неприручаемые нотки. — Удалось установить, что единицы в записи отделяют друг от друга слова, а две единицы означают точку.

— Вот видите. Вавилонскую клинопись расшифровали при еще меньшем количестве данных.

— Над ней несколько веков бились, а вы же просите немедленно, — по инерции отпарировал Решетов.

— Да, со временем у нас действительно туговато. Наскоком в таких делах ничего не сделаешь. Надо найти принципиальный подход… Вы не полюбопытствовали, какая область математики особенно интересовала Вилкова? Ведь у каждого профессора всегда имеется свой конек.

— Как-то в голову не пришло.

— Понимаю — суматоха, спешка… Поинтересуйтесь. Если Вилков увлекался теорией множеств, у него к шифровке будет один подход, а если теорией групп — совершенно другой.

— Безусловно, Вячеслав Рудольфович, — оживился Решетов. — Если профессор занимался функциями многочленов или гиперкомплексными числами, он шифр построит определенным образом… Надо поглядеть в Румянцевской его работы… Я в университете увлекался линейными уравнениями.

— У Лаппо-Данилевского по этому вопросу есть интересные исследования.

Решетов моргнул и с откровенным удивлением уставился на Менжинского.

— Вы математикой занимались, Вячеслав Рудольфович?

— К сожалению, нет. Так, поверхностное любопытство дилетанта. Меня в ней привлекает стройность логики. Пожалуй, ни в одной области знаний не существует столь убедительных доказательств и неопровержимой взаимообусловленности причины и следствия, исходных данных и получаемого результата. Это очень помогает дисциплинировать процесс мышления… Вот управимся со срочными делами, товарищ Решетов, обязательно математикой займусь… А пока надо как можно скорее прочитать записки Вилкова. При аресте он, между прочим, хвастался, что его шифр нам не разгадать. Ваши, говорит, товарищи умеют только стрелять и махать саблями.

— Так сказал?

— Да, так и выразился. Как видите, тут дело и на принцип пошло.

В глазах Решетова вспыхнули упорные искорки.

— Пусть господин профессор не надеется… И тут верха его не будет… Сейчас прямо в Румянцевскую махну и снова засяду… Прочитаем его шифровки. Вячеслав Рудольфович!

— В этом я уверен, товарищ Решетов.

Когда чекист встал, чтобы уйти из кабинета, Менжинский снял пенсне и, близоруко щурясь, остановил его.

— Перед тем, как вам побывать в Румянцевской, поспите, товарищ Решетов.

— Времени же нет…

— Выделяю вам из собственного резерва. Договорились?

— Постараюсь, Вячеслав Рудольфович, — не очень уверенным голосом ответил Решетов.

— Постараетесь? Хорошо, в таком случае я вам помогу.

Менжинский вызвал Нифонтова и приказал лично проследить за выполнением указания.

— У себя и уложите товарища Решетова. Три часа, и ни минутой меньше.

Когда за ушедшими закрылась дверь, Вячеслав Рудольфович облегченно откинулся на спинку стула. Поездка на Украину, сумасшедшая, без отдыха работа, тряские, расхлестанные дороги, по которым довелось колесить, предельное напряжение сил и нервов давали себя знать. Боль в позвоночнике, появившаяся впервые после автомобильной аварии, в которую он попал почти десять лет назад под Лионом, снова время от времени стала наплывать.

Голова гудела от усталости. Наверное, ему еще больше, чем Решетову, нужно было выспаться. И не на диване в собственном кабинете, где он уже провел не одну ночь, не в холодном номере бывшей гостиницы «Метрополь», а в доброй, спокойной обстановке.