Святое дело - Михаил Серегин

– У него понос случился... – прокомментировали из круга. Остальные дружно рассмеялись.

– Ничего смешного, – одернул пацанов руководитель. – Понос или не понос, а боевую задачу выполнять надо. Обсирайся, но иди вперед. Всем понятно?

Пацаны еще больше закатились хохотом.

– Бачи здесь нет, – прокомментировал Вовчик. – Наверное, со старшими занимается... – И вдруг охнул: – Мать моя женщина!

– Что стряслось? – встревоженно повернулся к нему священник.

– Племяш мой... – прошептал Вовчик. – Вон, с краю сидит...

Отец Василий понимающе кивнул. Гигантская раскрученная Бачей идеологическая машина подгребла под себя всех, кого зацепила. Может быть, и среди его собственных дальних родственников кто-то здесь есть... А что? Запросто.

Священник вздохнул, сдвинул ветви и, стараясь не хрустеть попадающимися под ноги высохшими прутьями и выброшенным паводком плавником, пошел в обход. Им с Вовчиком был нужен Бача, а его здесь не было.

Так, прячась за кустами, они обошли огромную поляну по периметру, снова двинулись на звук тамтама, но вскоре Вовчик остановился.

– Я не могу так, батюшка... – вздохнул он.

– Почему? – не понял священник. – Устал?

– Не в этом дело, – тоскливо отозвался Вовчик. – Племяш... Вы представляете, что здесь подымется, когда мы на Бачу выйдем?

– И что ты хочешь сделать? – перепугался священник. – Мне без тебя не справиться, ты же помнишь, как мы договорились!

– Да я успею! – отмахнулся Вовчик. – Только племяша предупрежу, чтоб держался от всего этого подальше...

– Тебя застукают, – отрицательно замотал головой отец Василий. – И я останусь один.

– Батюшка... – тоскливо протянул Вовчик. – Я не могу его вот так оставить... Вы идите... А я только предупрежу, и сразу за вами...

Священник терпеть не мог таких вот «прыжков в сторону»; раз договорились действовать вместе, так держи слово! Что за дела?! Но принудить Вовчика к этому он не мог. Не тот случай.

– Ладно, – вздохнул он. – Иди. Если тебя поймают, хоть я на свободе останусь. Может быть, что и удастся...

– Не поймают! – горячо заверил Вовчик.

Отец Василий дождался, когда он исчезнет в темноте, и побрел вперед, на дробный звук тамтамов.

* * *

Бачу он увидел сразу, как только подполз к огромной площадке на задах «Дома рыбака». Известный усть-кудеярский предприниматель сидел в кресле, стоящем на сбитом из досок помосте, словно какой-то восточный божок, потный и удовлетворенный. И единственное, что придавало ему местный колорит, так это пятнистые камуфляжные брюки и тельняшка. Факелы, прилаженные к шестам на помосте по бокам от него, бросали на его крупное тело и широкое лицо ярко-оранжевые блики, отчего образ Бачи непредсказуемым образом изменялся и становился то грозным, то вальяжным, то задумчивым, то смешливым.

Отец Василий оглядел площадку и сразу же отметил источник «барабанных» ритмов. Неподалеку от помоста, зажав меж колен небольшие бочки из-под импортной краски, сидели голые по пояс добры молодцы и исступленно молотили ладонями по днищам, издавая этот тревожный, металлический звук.

Священник присмотрелся внимательнее и увидел, что сидевшие полукругом парни – из тех, что повзрослее, хотя десантников здесь было немного. «В „Доме рыбака“ десантура гуляет... – догадался он. – Там и сервис получше, и спиртное...» То, что сидящие тут семнадцати-восемнадцатилетние парни, как ни странно, все еще трезвы, он видел.

Было похоже, что Бача угодил всем: и «мелочовке», изображающей метрах в двухстах отсюда сводный отряд бойскаутов, и десантуре, и этим...

Один из подручных Бачи, поймав на себе его хозяйский взгляд, подошел к странной, завешенной серым полотном конструкции у помоста и сдернул покров. «Барабаны» зазвучали чаще и тревожнее. Из-под медленно сползающего вниз полотна показались невнятные контуры. Священник пригляделся и охнул. Прямо перед ним, метрах в пятидесяти, не далее, стояли деревянные скульптурные изображения древнеславянских языческих божеств Перуна и Сварога.

«Я так и знал, что к этому все идет! – горько покачал он головой. – Я так и знал...»

И Перун с длинной, позолоченной бородой и зигзагообразными молниями в прижатых к животу руках, и Сварог с клыками вепря и раскрашенным охрой символическим огнем в ладонях были абсолютно узнаваемы.

Бача подал знак рукой, и «барабаны» стихли.

– Сегодня у нас посвящение, – спокойно и веско произнес он. – Ратмир, подойди ко мне.

Из круга встал и подошел к Баче невысокий, но крепкий парень.

«Ратмир... – перебирал в памяти имена отец Василий. – Это чей же такой? Неужели новое имя парень получил?» Сколько он себя помнил, в Усть-Кудеяре таких имен никому не давали. И если парня и впрямь переименовали, то все обстоит очень серьезно.

– Готов? – строго спросил Бача.

Парень кивнул. И тогда к нему подошел подручный с чашей и чем-то, похожим на миниатюрный серп. «Ратмир» взял «серп» в правую руку, сделал надрез на предплечье левой и поднял сочащуюся кровью руку над чашей.

«Этого мне еще не хватало! – охнул поп. – Он же кровью человеческой причащает!» И тут же понял, что все обстоит еще хуже. Потому что подручный прошел с чашей к деревянным идолам и смазал их губы содержимым.

– Йо-пэ-рэ-сэ-тэ! – пробормотал отец Василий. – А это еще что за паскудство?!

Но его изумление было фальшивым, он прекрасно знал, что это – жертвоприношение, причем одна из наиболее радикальных его форм; никаких там белых куриц или рыжих собак – настоящая, живая человеческая кровь. Священник дернулся было вперед, но тут же осадил назад: вмешиваться прямо сейчас, до прихода Вовчика, было неразумно.

– Теперь ты посвящен, – властным тоном сообщил новообращенному адепту древней религии Бача и медленно поднял указательный палец вверх. – Но этого мало.

Наступила такая тишина, что стало слышно, как трещат факелы и перебирает усталые ивовые ветви слабый ветерок.

– Тебе предстоит испытание. Серьезное испытание.

Священник сглотнул.

– Привести отступника, – распорядился Бача и вальяжно раскинулся в кресле. Но священник видел – Бачурин очень напряжен, и эта его вальяжность напускная и через силу.

Рядом с отцом Василием затрещали ветви, и он стремительно присел. Кого-то протащили, совсем рядом, буквально в трех-четырех метрах. Священник вгляделся. Двое вели третьего, и этот третий даже не сопротивлялся, словно был готов ко всему.

Отступника выволокли в центр поляны и поставили напротив новообращенного «Ратмира».

– Священный огонь... – подал знак Бача.

Подручный сунул в стопку дров у помоста факел и быстро разжег огонь. И, когда от костра повалил плотный, тяжелый, сладковатый дым, отец Василий чуть не присвистнул. Он сразу понял, почему огонь именовали «священным»: дым явно отдавал специфическим, хотя и не слишком сильным привкусом гашиша. В свое время, еще на службе, отцу Василию доводилось присутствовать на сожжении некрупных партий гашиша, и что-что, а уж этот запах он не спутал бы ни с каким другим.

– Вина отступника велика... – медленно, с явным удовольствием втягивая в ноздри «священный» запах, произнес Бача. – Он стукач.

Парни молча внимали.

– Я не буду называть его имени, – продолжил Бача. – И не потому, что он когда-то был среди нас и был нам известен... Я не назову его имени потому, что у него больше нет имени.

Священник выдохнул задержанное дыхание и покачал головой. Закручено было лихо. С претензией.

– По законам военного времени за стукачество полагается смертная казнь... – Бача сделал паузу. – Но мы люди мирные. И гуманные. Мы всем даем шанс.

«Не понял, – удивился отец Василий. – Он здесь что, филиал районного суда открыл?»

– И поэтому мы поступим иначе.

Бача встал. И даже священник инстинктивно сжался, словно изготовился к встречному прыжку, такой мощью и уверенностью повеяло в этот миг от этого странного человека.

– Ратмир! – громко позвал Бача.

Новообращенный вздрогнул.

– Ты, Ратмир, сейчас докажешь, насколько достоин занять место в Первом эшелоне нашего братства.

Священник поморщился, его чуть не стонишло от этой спесивой и насквозь театральной манеры. Но «народу», похоже, нравилось...

– Если победит «этот», – Бача ткнул в отступника пальцем, – он уйдет свободно, а ты, Ратмир, будешь ждать следующего шанса до новой луны. А если победишь ты... мы тебя примем, а судьбу стукача решим голосованием. Кто-нибудь хочет возразить?

Бача обвел полукруг соколиным взглядом, но желающих возразить не обнаружил.

– Тогда вперед. – Бача рухнул в кресло.

* * *

Ратмир и отступник встали в стойку, и священник нетерпеливо заерзал. Допускать этот самосуд он не хотел, а Вовчика все не было.

«Ну, где этот сопляк?! – сокрушался отец Василий. – Ведь как человека его просил!»

Он прекрасно понимал, что выдернуть своего племяша из круга Вовчику удастся не сразу, если вообще удастся. Но время шло, и это Вовкино легкомыслие становилось все более очевидным. Теперь священник жалел, что отпустил его одного, надо было все-таки держаться вместе: и отбиться легче, если что, и вообще...