Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вода упорно наполняет наше логовище.
Теперь она доходит до груди.
Мы мокнем в ней, как селёдки, брошенные в бочку с солёным раствором. Тела наши сморщились. От стужи дрожим, как в лихорадке, неистово щёлкая зубами.
Лечь на спину — значит захлебнуться в воде; сесть прямо — мешает настилка. Приходится устраиваться, изогнувшись и постоянно опираясь рукой о дно. Это становится через некоторое время невыносимым. <…>
А волны ещё сильнее, ещё яростнее начинают обрушиваться на корабль. Сражаясь с ними, он падает, поднимается, мечется в разные стороны, как обезумевшее от ран животное. Мне, как моряку, понятны эти убийственные взмывы волн, этот лязг железной громады, дрожащей и стонущей в буйных объятиях стихии. Вот слышится вопль ржавого железа — корабль гнётся. Я чувствую этот момент положения корабля на вершинах двух гребней, когда под серединой его рычит разверстая бездна. Ветхие корабли с тяжёлым грузом в таких случаях не выдерживают собственной тяжести, разваливаются, сразу проваливаясь в тёмную клокочущую пропасть. Но наш пока ещё выносит. А то вдруг раздастся громкая и неровная трескотня: тра-та-та-та… Это силою моря подброшена вверх корма. Винты оголились, вертятся в воздухе, и машина, работая впустую, кричит о своей беспомощности. Иногда корабль содрогается всем своим корпусом. Кажется, он всецело попал во власть всемогущей бури и его схватывают судороги. И тогда над нами усиливается грохот, шипенье, вой. По плитам что-то ёрзает, стучит, скачет, словно тысячи бесов, собравшись вместе, совершают свою безумную пляску…»
Сказать, что реальное путешествие Алексея Новикова по маршруту Гельсингфорс — Лондон в угольном трюме было тяжёлым, значит, не сказать ничего. Оно чудом не стало для него смертельным в отличие от героини рассказа. Но судьбой будущему писателю было отмерено полной мерой ещё множество новых испытаний и лишений, любви и радости, книг и славы. Так что погибнуть ему было никак нельзя.
Прибыв в город, где всё было непонятным, далёким и чуждым, Новиков отправляется в матросский дом, который находился в одном из доков лондонского порта. Надо было прийти в себя, осмотреться, прежде чем искать явочную квартиру, где его ждали. Правда, уверенности в этом не было, как не было и ни пенса в кармане. И вдруг… Бывает же такая удача! На стене — объявление. И буквы — русские! «Человек, попавший в беду и нуждающийся в материальной помощи, всегда найдёт поддержку у Л. Ф. Нагеля». А дальше — тот самый адрес, куда нужно было явиться.
Удивившись и обрадовавшись, бывший русский матрос и будущий большой писатель, а ещё будущий муж и отец, конечно, не мог предположить, что по этому адресу он не только найдёт понимание, поддержку и расположение неизвестного ему пока Нагеля, но и встретит свою судьбу. Счастливую судьбу в лице юной дочери хозяина явочной квартиры.
Будучи студентом физико-математического факультета Московского университета, Людвиг Фёдорович Нагель в 1886 году за участие в студенческих беспорядках угодил в Бутырскую тюрьму. Его невеста, Вера Петровна Соколова, слушательница Высших женских курсов, подала прошение на разрешение о венчании. Разрешение было получено, и молодые обвенчались в тюремной церкви.
Пробыв более года в тюрьме, Л. Ф. Нагель был выслан за границу без права возвращения в Россию. Он обосновался вместе с женой в Лондоне, стал работать инженером на шоколадной фабрике.
Людвиг Фёдорович постоянно поддерживал связь с революционерами из России, активно помогал политическим эмигрантам, возглавляя Бюро труда при Герценовском кружке (так назывался культурно-бытовой центр русской эмиграции).
Каким увидела шестнадцатилетняя Мария, старшая дочь Нагеля, Алексея Новикова, моряка и революционера, человека, прошедшего войну и плен, моложе которого она была почти вдвое? Вот как напишет об этом Мария Людвиговна Новикова по прошествии многих лет: «Внешность его была незаурядной: среднего роста, широкий в плечах. Взгляд его серых глаз был крайне вдумчив, и в них виднелась глубокая грусть. Чувствовалось, что этот человек много пережил в своей жизни и привык над многим задумываться. Крайнюю застенчивость его можно было объяснить тем, что он мало встречался с людьми интеллигентного круга и чувствовал некоторую неловкость, разговаривая с ними. Одет он был бедно».
Надо сказать, что к своим шестнадцати годам Мария была вполне взрослым, сложившимся человеком. После смерти матери ей пришлось вести хозяйство, заботиться об отце и двух младших сёстрах. А когда в результате несчастного случая Людвиг Фёдорович временно потерял трудоспособность, его старшая дочь должна была думать и о том, как прокормить семью. Она поступила на службу в технический отдел фирмы «Ронсо», которая занималась производством пишущих, ротаторных и копировальных машин. Кроме того, Мария продолжала прилежно учиться — теперь уже в вечерней школе.
Была ли это любовь с первого взгляда? Вполне определённо на эту тему никто из супругов Новиковых в течение жизни не высказался, но то, что эти двое друг другу сразу понравились, — факт. И потребовалось совсем немного времени, чтобы симпатия переросла в большую и крепкую, на всю жизнь, любовь. Но впереди будет ещё так много «странствий и скитаний»… Вот вспоминается Высоцкий, и всё тут. Хотя никакого, казалось бы, отношения… А может, «я не выношу дряблости человеческой души»? Эти слова Новиков-Прибой в своё время вложит в уста одного из своих героев, а вся его жизнь подтвердит, что под этим девизом он прошагает своей твёрдой морской походкой «до самого до края». Не под этим ли девизом жил всю жизнь и Высоцкий? Но это так, к слову.
Итак, «волшебная невидимая нить» довольно скоро протянулась между простым русским матросом без знания английского и утончённой барышней, рождённой в Париже, выросшей в Лондоне и очень плохо говорившей по-русски. Однако ни эти обстоятельства, ни разница в возрасте (14 лет) не стали для них препятствием…
Кстати, у Перегудова в его «Повести о писателе и друге» очень мило и романтично повествуется о том, как Алексей Новиков случайно увидел на одной из лондонских улиц удивительную девушку «с пушистыми волосами, лукаво-застенчивым взглядом красивых глаз», как этот образ «неотступно стоял перед его глазами» и как только после этого произошло знакомство у Нагеля. Почему бы и нет? Очень симпатично. К тому же Перегудов писал художественное произведение…
Однако зеленовато-серые глаза Марии действительно заворожили Алексея, и он стал всё чаще появляться в квартире Людвига Фёдоровича. А Марию завораживали рассказы Новикова о России. «Он часто рассказывал мне о родине, — будет вспоминать об этом Мария Людвиговна, — о любимом русском народе, я слушала с большим интересом и вниманием. Он говорил с такой любовью, с такой верой в великое и светлое будущее России, что я стала ещё больше любить эту страну, в которой я, русская, никогда не была».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Фрегат «Паллада» - Гончаров Александрович - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Парашютисты японского флота - Масао Ямабэ - Биографии и Мемуары
- Под черным флагом. Истории знаменитых пиратов Вест-Индии, Атлантики и Малабарского берега - Дон Карлос Сейц - Биографии и Мемуары / История
- Полное собрание сочинений. Том 11. Июль ~ октябрь 1905 - Владимир Ленин (Ульянов) - Биографии и Мемуары