Ночной Дозор - Сергей Лукьяненко

— Многоходовка, — сказал я, глядя на Бориса Игнатьевича. — Двусторонняя. Дневной Дозор жертвует своими пешками. Ночной Дозор — своими. Ради великой цели. Ради привлечения на свою сторону волшебницы великой, небывалой силы. Может погибнуть молодой вампир, которому так хочется любить. Может погибнуть, сгинуть в сумраке мальчишка со слабенькими способностями Иного. Могут пострадать свои сотрудники. Но есть цель, что оправдывает средства. Два великих мага, сотни лет противостоящих друг другу, затевают очередную маленькую войну. И Светлому магу тут труднее… он все ставит на карту. И проигрыш для него — не просто неприятность, это шаг в сумрак, в сумрак навсегда. Но все-таки он ставит на карту всех. Своих и чужих. Так, Борис Игнатьевич?

— Так, — ответил шеф.

Алиса тихонько засмеялась и пошла к люку. Ей сейчас было не до полетов. Тигренок помяла ее от души. И все-таки ведьма пребывала в хорошем настроении.

Я посмотрел на Семена — тот отвел глаза. Тигренок медленно трансформировалась обратно в девушку… но тоже старалась не смотреть мне в лицо. Медведь коротко взревел и, не меняя обличья, затопал к люку. Ему труднее всех. Он слишком прямолинейный. Медведь, прекрасный боец и противник компромиссов…

— Гады вы все, — сказал Егор. Приподнялся рывками — не только от усталости, сейчас его подпитывал шеф, я видел тоненькую ниточку силы, струящуюся в воздухе, — поначалу всегда трудно выдираться из своей тени.

Я вышел следом. Это было нетрудно, за последние четверть часа в сумрак выплеснулось столько энергии, что он утратил обычную агрессивную липкость.

Почти мгновенно я услышал отвратительный мягкий стук: это сорвавшийся с крыши ведьмак достиг асфальта.

Следом стали появляться остальные. Симпатичная черноволосая девушка с кровоподтеком под левым глазом и разбитой скулой, невозмутимый коренастый мужичок, импозантный бизнесмен в восточном халате… Медведь уже ушел. Я знаю, что он будет делать в своей квартире, в «берлоге». Пить неразбавленный спирт и читать стихи. Вслух скорее всего. Глядя в веселый бормочущий телевизор.

Вампирша тоже была тут. Ей было совсем плохо, она что-то бормотала, тряся головой и пытаясь зализать перекушенную руку. Рука устало старалась прирасти обратно. Все вокруг было забрызгано кровью — не ее, конечно, а кровью последней жертвы…

— Уходи, — сказал я, поднимая тяжелый пистолет. Рука предательски дрогнула.

Пуля шмякнула, пронзая мертвую плоть, в боку девушки появилась рваная рана. Вампирша застонала, зажала ее здоровой рукой. Вторая болталась на каких-то ниточках сухожилий.

— Не надо, — мягко сказал Семен. — Не надо, Антон…

Я все-таки прицелился ей в голову. Но в этот миг с неба спикировала огромная черная тень, летучая мышь, выросшая до размеров кондора. Раскинула крылья, заслоняя вампиршу, выгнулась в судороге трансформации.

— Она имеет право на суд!

В Костю я выстрелить не смог. Постоял, глядя на молодого вампира, живущего со мной по соседству. Вампир глаз не отводил, смотрел упрямо и твердо. Как давно ты за мной крался, приятель и противник? И зачем — спасти соплеменницу или не допустить шага, после которого я превращусь в смертельного врага?

Я пожал плечами и засунул пистолет за пояс. Права ты, Ольга. Вся эта техника — ерунда.

— Имеет, — подтвердил шеф. — Семен, Тигренок, осуществите конвоирование.

— Хорошо, — сказала Тигренок. Посмотрела на меня не то чтобы с сочувствием — с пониманием. Упругим шагом направилась к вампирам.

— Все равно ей светит высшая мера, — шепнул Семен и двинулся следом.

Они так и ушли с крыши: Костя, несущий на руках стонущую, ничего не понимающую вампиршу, и Семен с Тигренком, молча следующие за ними.

Мы остались втроем.

— Мальчик, у тебя действительно есть способности, — мягко сказал шеф. — Невеликие, но ведь большинство лишено и этого. Я буду рад, если ты согласишься стать моим учеником…

— Идите вы… — начал Егор. Окончание фразы лишило ее всякой вежливости. Мальчик беззвучно плакал, кривился, пытаясь удержать слезы, но справиться с ними не мог.

Чуть-чуть воздействия седьмого порядка, и ему станет легче. Он поймет, что Свет не может бороться с Тьмой, не беря на вооружение любые доступные средства…

Я поднял голову к сумрачному небу, открыл рот, ловя холодные снежинки. Остыть бы. Остыть насовсем. Но только не так, как в сумраке. Стать льдом, но не туманом, снегом, но не слякотью; окаменеть, но не растечься…

— Егор, пойдем, я провожу тебя, — предложил я.

— Мне… близко… — сказал мальчишка.

Я еще долго стоял, глотая снег вперемешку с ветром, и не заметил, как он ушел. Слышал вопрос шефа: «Егор, ты сумеешь сам разбудить родителей?» — но не слышал ответа.

— Антон, если тебя это утешит… аура у мальчика осталась прежней, — сказал Борис Игнатьевич. — Никакой… — Он обнял меня за плечи, маленький и жалкий сейчас, ничуть не похожий на холеного предпринимателя или мага первой ступени. Просто молодящийся старик, выигравший очередную короткую схватку в бесконечной войне.

— Здорово.

Хотел бы я такого. Никакую ауру. Свою судьбу.

— Антон, у нас есть еще дела.

— Я знаю, Борис Игнатьевич…

— Ты сможешь все объяснить Светлане?

— Да, наверное… Теперь смогу.

— Ты уж прости. Но я пользуюсь тем, что имею… теми, кого имею. Вы с ней связаны. Обычная мистическая связка, ничем не объяснимая. Заменить тебя некем.

— Понимаю.

Снег ложился мне на лицо, застывал на ресницах, полосками протаивал на щеках. Мне казалось, что я почти сумел замерзнуть, но ведь у меня нет на это права.

— Помнишь, что я тебе говорил? Быть Светлым куда труднее, чем быть Темным…

— Помню…

— Тебе будет еще тяжелее, Антон. Ты ее полюбишь. Будешь с ней жить… какое-то время. Потом Светлана уйдет дальше. И ты будешь видеть, как она отдаляется, как ее круг общения разрастается выше того… что доступно тебе. Ты будешь страдать. Но тут ничего не поделать, твоя роль — начальная. Так бывает с каждым Великим Магом, с каждой Великой Волшебницей. Они идут по телам, по телам друзей и любимых. Иначе нельзя.

— Да понимаю я… все понимаю…

— Пойдем, Антон?

Я молчал.

— Пойдем?

— Мы не опаздываем?

— Пока нет. У Света — свои пути. Я проведу тебя короткой дорогой, а дальше — дальше только твой путь.

— Тогда я еще постою, — сказал я. Закрыл глаза, чтобы почувствовать, как снежинки ложатся на веки, трепетно и нежно.

— Если бы ты знал, сколько раз я стоял вот так, — сказал шеф. — Вот так, глядя в небо и прося чего-то… То ли благословения, то ли проклятия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});