Темный принц. Книги 1-3 - Ксения Николаевна Баштовая

в тряпочку и показательно отворачивался, стоило ему случайно встретиться со мною взглядом. А я что? Мне разве больше всех надо?

Тайма пару раз попыталась улучшить обстановку, рассказав несколько шуток, но единственным, кто оценил ее юмор, был лишь гулко расхохотавшийся Торм. Даже клиричка отвела взгляд. Вангар, похоже, решил, что раз уж я иду с ними, то со временем все образуется само собой, а потому просто молчал. Аэлиниэль, получив свою порцию еды, мгновенно перебралась поближе к Шамиту, сохраняя при этом абсолютно независимый вид: мол, я так, случайно, да и, вообще, мест больше не было.

Уже складывая оставшиеся от обеда продукты в сумки (я в очередной раз утащил кусок пеммикана для Трима), Тайма вдруг поинтересовалась, пристально разглядывая нашу «скатерть»:

— Ди, а почему ты ненавидишь своего отца?

Я как раз дожевывал кусок хлеба, а потому от неожиданности аж подавился. Я? Ненавижу папу?!

Откашлявшись (Ах, какие радость и надежда в это время были написаны на лице Шамита! Не дождешься, рыжий! От меня так просто не отделаться.), я выдавил:

— Че… кхе–кхе… го?!

— Почему ты ненавидишь своего отца? — еще раз ровно повторила воинша, не пытаясь, впрочем, даже поднять на меня взгляд.

Над поляной повисла настороженная тишина…

— С чего ты взяла? — Нет, я никогда не пойму этих светлых! Это надо же такую чушь сморозить!

Даже Шамит замер, уставившись на меня во все глаза, а Тайма лишь пожала плечами и, не отрывая взгляда от ткани, на которой стояла еда, тихо начала:

— Ты знаешь, куда и зачем мы едем. И ты — с нами. Помогаешь. Клятву даже дал. Вывод только один — ты его ненавидишь и желаешь его смерти.

Видимо, на этой ткани все же есть узоры, иначе чего бы она ее так разглядывала?

Нет! Я с ума сойду с этими светлыми! Придумать такое! Да за кого они меня принимают! Хотя… с их заворотами только такое и можно вообразить! М–дя, м–дя и еще раз м–дя… И что теперь бедному несчастному мне говорить? Ага, правду, правду, и ничего, кроме правды. Чтобы они меня прямо здесь шаровыми молниями закидали! Ну может, не прямо, может, отойдут чуть подальше… И то только из–за того, что гоблины еще недалеко, да и дракон точкой на горизонте виднеется!

— Ну… — начал я, мучительно соображая, как бы сказать правду и в то же время ничего не раскрыть, и из–за этого медленно подбирая слова. — Я знаю, куда и зачем вы идете. Что да, то да… Но… Весь вопрос в том, сможете ли вы это сделать!

Оборотень вскинулся, собираясь выпалить очередную гадость на тему «все темные, мягко говоря, не совсем хорошие», но Аэлиниэль положила ему руку на плечо, и вор, недовольно передернувшись, затух. Сама же эльфийка флегматично поинтересовалась:

— То есть ты говорил правду? Артефакт действительно сломан?

— Почему это сразу сломан? — почти искренне удивился я. Почти. — Разряжен, вот и все. Так вы же и не просили, чтоб он работающим был! Сказали: «Нам нужно «Сердце Дракона“!» А работающее оно или нет — никто ничего не упоминал! — Теперь осталось только глазками невинно похлопать…

Нет, лицо рыжика надо было видеть! Так разочаровали, бедненького, буквально в лучших чувствах!

— С–скотина! — прошипел Шамит, рывком вскакивая на ноги.

Я сладко зевнул и монотонным голосом процитировал:

— «Заведомое оскорбление принца либо принцессы из рода Властелинов лицом, с которого невозможно потребовать сатисфакции, карается каторжными работами на срок от пяти до семи лет с конфискацией имущества либо смертной казнью через усекновение головы» — пункт второй статьи пятьсот двадцать седьмой Уголовного уложения Темной империи. А вот следующий абзац гласит: «В случае, если к данному субъекту невозможна применить каторжные работы, то за него отрабатывают ближайшие родственники или друзья». Так что ты там говорил, рыжий? А то я не расслышал, уши заложило…

И я демонстративно поковырялся в ухе.

В ответ оборотень прошипел что–то на языке многоликих (тайс'эрнетс — это «подлец» или «мерзавец»? Хоть убейте, не вспомню. Надо будет у Микоши потом поинтересоваться. Или у Наэвы, жены Гойра, полюбопытствовать. Она ведь тоже оборотень — в пантеру перекидывается), рванулся к своему коню, взлетел в седло, не касаясь стремян, и уже оттуда рявкнул:

— Так и будете стоять?! В Храме разберемся, за каким мархангом он туда прется!

Нет, вы это слышали? Я прусь в Храм! Да если бы не эта мархангом пришибленная клятва, я б уже давно в школе был!

Да и Вангар хорош! Им помыкают, как лейной в упряжке, а он хоть бы ухом повел! Нет, я вас спрашиваю, кто главный в этой шайке–лейке?

Лишний раз убеждаюсь, прав был Гойр, когда говорил: «Все оборотни такие! Такие–е–е!! У–у–у… Не заметишь, как на шею сядут, ножки свесят и болтать ими будут!»

Правда, начальник гвардии Кардмора сказал это только один раз. Под хмельком. Шепотом. Когда Наэвы поблизости не было и он три раза в этом убедился. В общем, отборная «Команда Светлых Героев» молча упаковалась, и Тайма, отведя с лица прядь серебристых волос, мягко поинтересовалась:

— Ди, ты идешь?

А куда я, бедненький, денусь? Из закупоренной–то банки?

* * *

Кони команды под своими седоками величаво шагали по зеленой траве, гордо изгибая шеи и пыжась оказанной им честью. Мы с Тримом тихо помирали со смеху, глядя на это триумфальное шествие. Справа возвышалась горная круча. Серая стена, выбитая по легендам из тела земли молнией Доргия, бога–громовика, острыми шипами вонзалась в поднебесье. По левую руку медленно ползла светлая полоса рощи…

Постепенно большая часть моих попутчиков отстала от меня. Наравне со мной, хотя и чуть поодаль, ехали, тихо споря, только Шамит и Тайма. Точнее, спорил только рыжий. И не тихо. Очень даже громко, демонстративно поглядывая в мою сторону. В ответ на тихие мягкие слова воинши оборотень огрызался и бросал на меня гневные взгляды, прямо–таки исполненные праведного возмущения и