Девять принцев Эмбера - Роджер Желязны

Тогда Эрик сел, дворяне последовали его примеру, а меня отпустили, и я упал на свое место.

Начали подавать блюда, а так как я был голоден, то ел больше остальных и с большим удовольствием.

Музыка не умолкала ни на секунду, и трапеза продолжалась по меньшей мере два часа. За все это время никто не сказал мне ни одного слова и сам я тоже больше ни к кому не обращался. Но мое присутствие ощущалось всеми, и наш стол поэтому был заметно тише остальных.

Каин сидел далеко от меня, по правую руку Эрика. Я решил, что Джулиан далеко не в фаворе. Ни Рэндома, ни Дейдры не было. В зале находилось много других дворян, многих из которых я узнал, и многих считал своими друзьями, но ни один из них не кивнул в ответ, случайно встретившись со мною глазами.

Я понял, что для того, чтобы Эрик стал королем Эмбера, оставалась простая маленькая формальность.

Вскоре так и случилось.

После обеда речей не было. Просто Эрик встал из-за стола.

Во внезапно наступившей тишине торжественно зазвучали трубы.

Затем составилась процессия, ведущая к тронной комнате Эмбера.

Я знал, что за эти последует.

Эрик встал перед троном, и все склонили головы.

Кроме меня, но об этом не стоит и говорить, потому что меня все равно пригнули так, что и встал на колени.

Сегодняшний день был днем его коронации.

Наступила тишина. Затем Каин внес подушку, на которой покоилась корона. Корона Эмбера. Он преклонил колена и застыл в этом положении, протягивая ее.

Затем рывком цепей меня подняли на ноги и протащили вперед. Я понял, что должно произойти. До меня это дошло во мгновение ока, и я стал бороться. Но силой и ударами меня вновь поставили на колени у самых ступенек трона.

Зазвучала мягкая музыка - это были "Зеленые рукава" - и за моей спиной Джулиан провозгласил:

- Смотрите на коронование нового короля Эмбера!

Затем он прошептал мне:

- Возьми корону и протяни ее Эрику. Он коронует сам себя.

Я взглянул на корону Эмбера, сверкающую на алой подушке в руках Каина.

Серебряная, с семью высокими пиками, на каждом сверкал драгоценный камень. Она была украшена изумрудами, и по бокам у висков были вделаны большие рубины.

Я не шевелился, вспоминая те времена, когда видел под этой короной лицо нашего отца.

- Нет, - просто ответил я, и получил удар по лицу.

- Возьми ее и протяни Эрику, - повторил он.

Я попытался ударить его, но цепи были натянуты надежно. Мне снова дали пощечину.

- Ну хорошо, - сказал я в конце концов и нехотя потянулся к короне.

Несколько секунд я держал ее в руках, затем быстро одел себе на голову и провозгласил:

- Я короную себя, Корвина, в короли Эмбера!!!

Корону немедленно отобрали и положили на подушку. Меня несколько раз сильно ударили по спине. По залу прокатился шепоток.

- А теперь возьми ее и попробуй еще раз, - прошипел Джулиан. Протяни ее Эрику. Последовал еще один удар.

- Хорошо, - ответил я, чувствуя, что по спине моей течет что-то мокрое и липкое.

На этот раз я швырнул корону изо всех сил, надеясь выбить Эрику глаз.

Он поймал ее правой рукой и улыбнулся мне, как будто заставил меня сделать то, что хотел.

- Спасибо, - сказал он. - А теперь слушайте меня, все присутствующие, и те, кто слышит меня в Отражениях. В этот день я принимаю корону и трон. Я беру в руку свою скипетр королевства Эмбера. Я честно завоевал этот трон, и я беру его, и сажусь на него по праву моей крови.

- Лжец! - выкрикнул я, и тут же чья-то рука зажала мне рот.

- Я короную себя, Эрика Первого, королем Эмбера.

- Долго живи, король! - прокричали дворяне три раза.

Затем он наклонился и прошептал мне на ухо:

- Твои глаза видели самое прекрасное зрелище за всю твою жизнь... Стража! Уберите Корвина и пусть ему выжгут глаза! Пусть он запомнит все великолепие этого дня, последнее, что он видел в жизни! Затем киньте его в самую глубокую темницу, самое далекое подземелье Эмбера, и пусть имя его будет забыто!

Я плюнул в него и меня избили.

Я отчаянно сопротивлялся при каждом шаге, пока меня волокли из зала. Никто не смотрел на меня, и последнее, что я помню, это фигура Эрика, сидящего на троне, улыбающегося и раздающего милости окружавшим его дворянам.

То, что он приказал, было со мною сделано. Бог милостив - я потерял сознание прежде, чем они успели кончить.

Не имею ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся в абсолютной темноте от непереносимой боли в голове. Возможно, именно тогда я произнес свое проклятие, а может быть, это случилось в тот миг, когда на мои глаза опускалось раскаленное железо. Не помню. Но я знал, что никогда Эрик не будет спокойно восседать на своем троне, потому что проклятие принца Эмбера, произнесенное в ярости, всегда сбывается.

Я уткнулся лицом в солому в полной темноте своего подземелья, и слез не было. Это и было самое страшное. Спустя долгое время, - только я и ты, Боже, знаем, сколько времени прошло - ко мне вновь пришел сон.

Сон ушел, и вновь пришла боль. Я поднялся на ноги. Шагами я попытался измерить свою тюрьму. На полу была дыра для уборной, в углу валялся соломенный матрас. Под дверью проделана небольшая щель, а за щелью поднос, на котором лежал затхлый кусок хлеба и бутылка воды. Я поел и попил, но это не прибавило мне сил.

У меня так сильно болела голова, и в душе моей не было покоя.

Я не спал столько, сколько мог выдержать, но никто не пришел навестить меня. Я просыпался, шел на противоположный конец камеры, находил наощупь поднос с пищей и ел, то есть если находил его. Я старался все время спать.

После того, как я проснулся в восьмой раз, боль ушла из моих глазниц. Я ненавидел моего брата, который был королем в Эмбере. Лучше бы он убил меня.

Я много думал о том, как реагировали остальные на такую кару, но ничего не приходило в истерзанный болью мозг.

Когда же мрак придет и в сам Эмбер, я знал, что Эрик горько пожалеет о том, что со мной сделал. Это я твердо знал, и только это утешало меня.

Так начались дни тьмы, и я не мог измерить их течение. Даже если бы у меня были глаза, я не смог бы отличить день от ночи в этом мрачном подземелье.

Время шло своим путем, ему не было до меня дела. Иногда меня бил озноб, когда я задумывался об этом, и я весь дрожал в холодном поту. Провел ли я здесь несколько месяцев? Или часов? А может быть, лет? Или недель?

Я позабыл все, что касалось времени. Я спал, бродил (я уже точно знал, куда надо поставить ногу и где повернуть) и думал обо всем, что сделал и чего не успел в своей жизни. Иногда я сидел, скрестив ноги, дыша ровно и глубоко, опустошая свой мозг, находясь в прострации так долго, как только мог. это помогало - ни о чем не думать, и думать ни о чем.

Эрик был умен. Хотя сила жила во мне, сейчас она была бесполезна. Слепец не может управлять Отражениями.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});