Вокруг королевства и вдоль империи - Пол Теру

Я обернулся к нему. Он мотнул головой в сторону лямочников, штурмовавших прибрежные утесы.

— Телевизор им до лампочки, — пояснил он.

— Верно говорите, — отозвался я.

— Да? — воодушевленный моей репликой, он улыбнулся. И продолжил: — Я имею в виду, их вовсе не волнует, что завтра у «Рэмс» матч.

Большой Боб был заядлый болельщик «Лос-Анджелес Рэмс».

— Правильно я понимаю, а?

— Да, Боб, вы совершенно правы, — сказал я. — Ни телевизор, ни «Рэмс» их не волнуют.

Джонки и — лямочники исчезнут с реки еще не скоро. Выберите на глади Янцзы любую точку, минут пять не сводите с нее глаз, и через нее обязательно проплывет джонка, идущая вверх по течению под рваным полосатым парусом или влекомая крикливыми людьми на поводках; либо беспечно скользящая вниз по реке, управляемая щуплым, но старательным рулевым. Новомодных кораблей и лодок на Янцзы тоже много, но, по мне, это река джонок и сампанов, приводимых в движение людским потом. И все же нет картины прекраснее, чем джонка, подгоняемая попутным ветром (обычно ветер дует с востока на запад, от устья к верховьям — таков счастливый каприз климата, сыгравший решающую роль в истории Китая): эта неуклюжая посудина идет так плавно, что по изяществу не уступает цаплям, которые рядышком бродят по мутной воде, разыскивая пищу.

УЩЕЛЬЯ ЯНЦЗЫ

В последующие дни мы проплывали через ущелья. На Янцзы многие приезжают специально ради ущелий, и, восхитившись этими чудесами природы, отправляются восвояси; остальная часть реки их не интересует. Да, ущелья великолепны, их необычайность почти невозможно преувеличить, но Янцзы — река длинная, изучить ее непросто, а сводить к ущельям тем более не следует. Темза ведь не исчерпывается своим отрезком от Вестминстера до Гринвича.

Большие ущелья Янцзы находятся ниже Байдичэна («Города Белого Императора»), а малые — чуть выше Ичана. Байдичэн показался мне таким же изгаженным, как и все большие города Китая, но сразу за его окраиной по обе стороны реки выросли горы — колоссальные известняковые кручи. Берега тут нет: отвесные каменные стены уходят прямо в воду. Образовались они в доисторические времена, когда обширное внутреннее море, расположенное на западе Китая, начало перетекать к востоку, размывая на своем пути горы. Но известняк — занятная порода. Залегает он блоками, а, растрескиваясь, образует угловатые выступы. Водный поток, покоряясь воле камня, описывал зигзаги, и речные излучины стали изгибаться под прямым углом. Глядя в ущелье перед собой, выхода не видишь — кажется, что каньон кончается тупиком.

Повидав большие ущелья в верховьях Янцзы, легко поверить в богов, демонов и великанов.

На стенах ущелий есть надписи. Тут и политические лозунги («Люди мира, объединитесь и уничтожьте капитализм») и поэтичные изречения («Бамбук, цветы и дождь очищают душу путника»), и просто записанные иероглифами названия ущелий или сведения из их истории, или сообщениях об их примечательных особенностях. Ущелье «Поддувало» — значится на известняковой стене, а сами «поддувала» снабжены пояснениями. «Лестница Мэпляна» — указано в надлежащем месте. Лестница представляет собой зигзагообразные ряды выбоин, упомянутые еще в записках капитана Уильямсона. Их происхождение весьма любопытно. Во II веке н. э. на одной из горных гряд, образующих ущелье, встала лагерем армия царства Шу. Генерал царства Хубэй[69] Мэн-лян вознамерился разгромить эту армию, но для этого требовалось преодолеть отвесный, высотой более чем в семьсот футов склон. Мэн-лян велел своим людям снизу доверху выбить в камне выемки для лестниц; так его армия взобралась на кручу, захватила противника врасплох и одержала победу, покончив с господством шуской династии. (В 1887 году Арчибальд Литтл написал: «На такие усилия китайцы были способны лишь в давно минувшие времена, а нынче обабились»).

В ущельях — совсем как в проходах между небоскребами в Нью-Йорке — дует сильный ветер. Вообще-то это хорошо, так как джонки могут идти к верховьям под парусом — ведь лямочникам тут почти негде приткнуться. В день, когда я плыл по ущельям, небо было свинцово-серое, ветер раздирал облака в клочья, а цвет реки менялся от желтовато-бурого до черного, как угорь; когда вода темнела, она казалась вязкой. Течение тут быстрое не только из-за высоты обрывов, но и потому, что сама река сужается: кое-где и ста ярдов в ширину не наберется. В самых узких местах скорость течения — шестьдесят метров в секунду. Благодаря своим колоссальным масштабам ущелья поражают своей необычайностью. В них царит атмосфера зловещего великолепия: горделивые утесы, обрывы высотой в тысячу футов, кинжальные острия скал, а внизу — темная, покрытая пеной река и изможденные лодочники на своих суденышках — лохмотья да жалкие деревяшки.

Арчибальд Литтл писал: «Я возблагодарил судьбу за то, что мне посчастливилось попасть в Ущелья Янцзы прежде, чем грядущий поток европейских туристов, неотвратимо приносящий с собой западные новшества, изгладит все их стародавнее очарование». И верно, города на берегах Янцзы, дочерна закопченные, просто ужасны. Но ущелья сохраняются в неизменном виде — и совершенно непохожи на все, что довелось видеть мне в жизни. Когда смотришь на другие чудеса природы, складывается ощущение, что они на пороге гибели: например, Большой Каньон словно бы рассыпается и растворяется с каждой минутой, река Колорадо один за другим размывает его оранжевые камни. Но ущелья Янцзы выглядят вечными и неистребимыми; на их фоне любой человек или рукотворное сооружение кажутся мизерными. Они останутся на своих местах и спустя тысячелетия после того, как человечество само себя истребит бомбами.[70]

Говорят, что у каждого камня и утеса есть свое имя: «Сидящая женщина и нападающий лев», «Принцесса добрых духов» или, попрозаичнее, «Ущелье бычьей печени и конских легких» (подразумеваются причудливые каменные выступы высоко на круче). На Янцзы все дотошно заинвентаризировано. Безымянными топографическими чертами изобилуют лишь дикие, живущие без затей места типа вулканических холмов на юго-западе Уганды. Китайская цивилизация и методы освоения земель невозможны без придумывания имен. Я спросил нашего лоцмана, действительно ли у каждого камня на Янцзы есть отдельное название. Он кивнул.

— А как этот называется? — тут же спросил я, указав в иллюминатор.

— Это Жемчужина Номер Три. Вон там — Жемчужина Номер Два. Через несколько минут подойдем к Жемчужине Номер Один, — ответил он без заминки.

Любопытно, что мне эти камни показались маловажными. Один из пассажиров заметил:

— Эти ущелья оправдывают ожидания. Таких мест на свете немного. Тадж-Махал оправдывает твои ожидания, пирамиды — не очень-то… Но эти ущелья….!

Мы миновали Вухань. По безлюдным улицам шла похоронная процессия, колотя в гонги и барабаны. Впереди шагали трое в белых саванах — в Китае это цвет траура. Другие несли круглые бумажные венки, похожие на мишени для лучников. Затем началось самое длинное ущелье, где пики и кручи тянутся на двадцать пять миль, а у их подножия борются с течением джонки, промокшие под ливнем.

Когда-то этот отрезок Янцзы изобиловал порогами. Все они упомянуты в списке примечательных черт ландшафта, составленном капитаном Уильямсоном. Но к нынешнему времени наиболее опасные пороги уничтожены — их взорвали динамитом. Самой дурной славой пользовался мелководный Хсинь-Лун-Тань, возникший в 1896 году после катастрофического оползня. То было настоящее «бутылочное горлышко» — восемьдесят футов в ширину — и вода там прямо бурлила, но взрывники расширили русло до четы рехсот футов и углубили его. Тридцать лет назад по реке зимой могли ходить лишь самые мелкие суда, а теперь даже крупные могут курсировать по ней круглый год.

Наше судно пришвартовалось чуть ниже Ущелья Желтой Кошки, в месте под названием Ду Шань Туо («Деревня крутой горки»). Мы дошли пешком до шоссе и сели в автобус, который привез нас на вершину холма. Глядя на другой берег: на утесы «Три клинка», по которым, словно мед, струились солнечные лучи, — один пассажир с чувством воскликнул: «Какое место для кондоминиума!».

Примечания

1

тонизирующий напиток, выпускается с 1927 года — Здесь и далее прим. перев.

2

т. е. «bubble-and-squeak» — жареное мясо с картошкой и капустой.

3

дословно «мистер Кушайте-Хорошо, леди Чернильная Ручка, майор Чепуха, мисс Вздор».

4

Термин «школа кухонной раковины» первоначально употреблялся по отношению к ряду английских драматургов 50-х годов, которые описывали неприглядные стороны жизни и быта. Классическим образцом этого направления считается пьеса «Оглянись во гневе» Джона Осборна, где почти все действие происходит на кухне.