Куда уходит вчера - Константин Бояндин

— Дурман? — нахмурился Ривллим. Да, проще всего достичь подобного было, затянувшись раз — другой наркотической смесью.

— Что вы! — перепугался человечек. — Нет, сайир, всё совершенно безопасно. Последние достижения магии, если мне будет позволено сказать. Пусть меня повесят, как последнего разбойника, если с вами случится хоть что — нибудь неприятное, сайир! Прошу вас!

К этому моменту несколько прохожих остановились возле павильона, с любопытством наблюдая за происходящим.

— Ну хорошо, — Ривллим улыбнулся и потеребил бороду, раздумывая.

— Выбирайте, сайир, — торжественно провозгласил иллюзионист. — Что вы желаете встретить? Нет необходимости говорить вслух. Достаточно просто представить.

— Прошлое, — произнёс Ривллим и почувствовал, как что — то шевельнулось внутри. Не соверши ошибки, посоветовал внутренний голос.

— Прошлое? — улыбнулся иллюзионист. — Понимаю вас. Превосходно. Войдите в эту дверь, сайир, и то, что для вас дороже всего, вновь оживёт. Только приятные впечатления! Итак…

Он сделал несколько пассов, что — то тихонько приговаривая. Двери павильона слегка засветились и вновь померкли. Зрители затаили дыхание.

Ривллим усмехнулся и, кивнув иллюзионисту, открыл дверь.

За ней был… тот же парк. Только без посетителей, без фокусников, без людей. Откуда — то, правда, доносился невнятный шум, словно праздник по — прежнему был рядом, только руку протянуть. Воин оглянулся — дверь оставалась за спиной. Часть шума доносилась из — за неё. Если это шутка, то, будем надеяться, безобидная.

Он брёл по парку, наслаждаясь одиночеством и прекрасным воздухом, окружающей природой и звёздами на небе. Этот иллюзионист знает своё дело. Интересно, для тех, кто по ту сторону двери, он просто исчез или же бродит по парку, погружённый в видения? Или сидит (лежит) внутри павильона, в то время как дух его пребывает где — то ещё?

Он шёл и шёл, как вдруг до слуха донеслись знакомые с детства звуки… а обоняния коснулись привычные с детства запахи. Похоже, они приходили вон из — за той рощицы. Ривллим встрепенулся и ускорил шаг.

* * *

За рощицей находилась кузница. Ривллима это не удивило; во время Оль — Алиор всё становится возможным. Он осторожно толкнул скрипучую дверь и вошёл внутрь, где воздух был горяч, где пахло живым металлом, углем и чем — то ещё — чем — то, что невозможно выразить словами. Домом, что ли.

Воин не удивился, увидев перед наковальней собственного отца. Того, которого он привык видеть с пелёнок. Отец, Эвейр Мегдлир, сын Альвира из Меорна, трудился над каким — то орудием — присмотревшись, воин понял, что это будет коса.

— Здравствуй, отец, — произнёс Ривллим и присел в стороне, на огромный пень, который служил колодой для рубки дерева.

Кузнец поднял взгляд, кивнул и улыбнулся.

— Здравствуй, сын, — было ответом. — Ты вырос, как я погляжу. Всё ли хорошо у тебя?

Эвейр взял щипцами тускло — багровый кусок металла, вернул его в горн и принялся прилежно раздувать угли. Жар был сухим; Ривллиму он был привычен.

— Не знаю, — ответил воин наконец. — Происходит что — то странное. То, что было дороже всего на свете, исчезло; я вынужден скитаться и помогать тем, кого вчера ещё не знал.

— Так было всегда, — отозвался отец, укладывая на наковальню светящуюся жёлтым заготовку и продолжая обрабатывать её молотом. — Жизнь непостоянна. А ты, должно быть, привык к постоянству и не желаешь признавать того, чего не изменить.

С кем идёт разговор? С Эвейром, или с собственным воображением? Трудно ответить. Кузница, без сомнения, была той же. Отец выглядел так же, как и тридцать с лишним лет назад. Изменился лишь сам Ривллим.

Воин ощутил, что скопившееся внутри напряжение оставляет его. Словно лопнул постепенно набухавший нарыв.

— Может быть, — ответил он. — Мне нужен совет, отец. Что мне делать? Могу ли я доверять тем, с кем теперь сражаюсь за этот мир?

Эвейр прекратил ковать и долгое время смотрел на сына.

— Твой дед убедил жриц, что ты достоин принять вызов и выдержать испытание, — отозвался он в конце концов. — Я выковал для тебя меч, которым могу гордиться. Ты стал сайиром, сын мой, и не можешь разобраться в происходящем? Мой отец сказал бы так: тот, кто присматривается, остаётся ни с чем. Помоги мне.

Как и в детстве, Ривллим послушно подошёл к наковальне и принялся помогать отцу, придерживая своенравную заготовку. Металл бился о металл, работа шла своим чередом и прочие мысли казались неуместными. Мне снова десять лет, подумал Ривллим…

Поднял голову. Кузница исчезла. Мгновенно, без предупреждения. И вновь вокруг парк, стрекочут сверчки, в их стройный треск вплетается тихое пение птицы… Воин некоторое время смотрел на руки, на следы от щипцов и, покачав головой, двинулся куда — то.

Откуда — то из — за вставших полукругом кустов послышались раскаты грома и предчувствие беды сжало сердце. Воин поспешил на звук, не переставая удивляться реальности происходящего.

* * *

Она сидела в комнатке, как и в тот день; гроза тихо ворчала за стенами. Как и в тот день, она спокойно смотрела в окно, за которым уже падали первые тяжёлые капли дождя. Взглянула в сторону Ривллима и улыбнулась. Воин похолодел. Он не видел её лица. В точности, как в последних сновидениях.

— Старик Даар приболел, — сказала она, поднимаясь и прикасаясь губами к его щеке. — Я послала ему лекарство, но надо присматривать. Он капризен, как ребёнок…

Она всё говорила, а воин тщетно пытался извлечь из памяти её имя. Имя! Но оно не приходило. Без имени она была лишь тенью, которая не давала покоя по ночам, будоражила, превращала его самого в тень — в тень прежнего Ривллима, знавшего, как и для чего следует жить.

В дверь постучали.

— Это за мной, — она поднялась и взяла приготовленный свёрток. — Не беспокойся, милый, я ненадолго. Вернусь, и сядем ужинать. Только…

— Нет! — воскликнул воин, не в силах пережить всё это ещё раз. Приятные воспоминания! Только добрые видения! Ну, фокусник, дай мне только вернуться к тебе! — Не ходи! Пережди грозу, это недолго!

— Но я обещала, — мягко возразила она. — Я обещала, Ривллим. Я быстро.

— Пусть идёт, — послышался голос из — за спины и Ривллим, поворачиваясь, выхватил Кошачий Глаз. Глупо, конечно; но того, что происходило сейчас, не было в его воспоминаниях.

В трёх шагах от него стояла, поигрывая тяжёлым жезлом, высокая женщина. Пышные волосы волнами опускались на её плечи и спину. Жезл, две свившихся спирали, белая и чёрная, потрескивал; с него срывались и тотчас гасли синие искорки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});