Авантюристы - Кэтрин Нэвилл

— Прошу прощения, мэм, — остановил ее портье, — но вы не можете войти сюда без сопровождения члена клуба.

— Но доктор Тор ожидает меня по делу чрезвычайной важности, — заявила она.

— Возможно, он просто задерживается, — отвечал портье. — Я еще не видел его сегодня.

Лелия собралась было возмутиться, но заметила, с каким испугом портье воззрился на входную дверь. По ступням крыльца поднимался Тор, весь заляпанный жидкой грязью, в давешнем заплатанном твидовом пиджаке и застиранных брюках, неся на плече, словно переметную суму, холщовые мешки с мотоцикла.

— Как я рад, что ты дождалась меня, дорогая, — произнес он, осторожно прикоснувшись к рукаву ее роскошного одеяния. — Джордж, это — баронесса Дамлих. Мы попьем с нею чаю в отдельном кабинете, он заказан заранее. И пришлите нам бутылочку кларета тридцать второго года.

Растерянный портье старательно пытался не обращать внимания на облачение Тора, когда проводил его в гардеробную и выдал полагавшийся члену клуба галстук с вышитой эмблемой. Тор накинул его на шею и аккуратно завязал узел поверх своего красного свитера, После чего он предложил руку Лелии и повел ее в кабинет.

— Ах, кстати, Джордж, — крикнул он через плечо, — присмотри за моим мотоциклом, ладно? Он стоит у входа.

— Обязательно, сэр, — отвечал Джордж. — Какой чудесный кларет, — сказала Лелия, сидя у камина в отдельном кабинете клуба.

— И какие превосходные отпечатки, — отвечал Тор, в который раз уже осторожно перебирая всю пачку. — Теперь мы можем сложить их в сумки и доставить на место. Пока вы с Джорджиан трудились над этими, я успел раздобыть немало новых бумаг. Сейчас около трех часов; как ты думаешь, успеешь ли добраться до дома, изготовить копии и привезти их мне до пяти часов — чтобы уже сегодня я сдал их в Трест депозитов?

— Это будет дифисиль, — отвечала Лелия. — Хотя последнюю партию отпечатков она уже сумела изготовить меньше чем за час. Это мне придется потратить массу времени, добираясь к тебе на метро — так долго… Хотя все же быстрее, чем в такси.

— Может быть, нам лучше встретиться в метро? — предложил Тор. — И пожалуйста, не задерживайся больше сегодня для ленчей и коктейлей, ладно? Время решает все, и я просто счастлив, что ты согласилась стать нашим рассыльным. Надеюсь, ты понимаешь, чем рискуешь.

— Что за жизнь, если ты упустишь твой шанс? — вымолвила Лелия.

Тор посмотрел на одну из изготовленных ими фальшивок. Его пальцы пробежались по затейливым завитушкам красовавшегося в середине номинала: «$ 5.000» — Nо/100 — цифрам, которые оказалось проще впечатать, чем выгравировать. Лишь опытный эксперт смог бы обнаружить подделку…

Они напечатали долговое обязательство — фактически, расписку, по которой обязуется платить тот, кто выпустил оригиналы этих облигаций. Как же он раньше об этом не подумал?

Ах, ладно, сомнения в сторону, обратного пути уже нет. И, как только что сказала Лелия, что есть жизнь, если ты упустишь свой шанс?

И Тор опустил облигацию в сумку для Треста депозитов.

Сорокаэтажная громадина из стекла и бетона здания Треста депозитов внутри напоминала некий невероятных размеров склеп, в котором были погребены тысячи и тысячи ценных бумаг, подобных тем, что находились сейчас в сумках у Тора.

Большинство стандартных поступлений от клиентов попадало сюда через центральный вход, помещения вокруг которого арендовались Банком химической промышленности. Но те бумаги, которые присылали брокерские фирмы, то есть основная масса участвовавших в обороте ценных бумаг, поступали с заднего двора здания.

Здесь находились двустворчатые громоздкие двери из двенадцатидюймовой стали, обращенные в сторону Пятьдесят пятой Уотер-стрит. За ними располагалась хитроумная система оборудованных тамбурами с двумя дверьми «пропускников», через них на протяжении всего дня вливался непрерывный поток неутомимых рассыльных в потрепанных джинсах и выцветших брюках. Они тащили тяжелые сумки с муниципальными и корпоративными акциями, обычными и краткосрочными облигациями.

Помещения, где хранились все эти ценные бумаги — запутанный, многоэтажный лабиринт, — находились в глубине здания. Но, конечно, рассыльные никогда не попадали в эти хранилища — а уж тем более в те секретные помещения, располагавшиеся под цокольным этажом. Все, что происходило за толстыми стальными дверьми, неусыпно контролировалось телекамерами, датчиками и целой армией охранников.

Ровно в четыре сорок пять вечером девятого декабря в стальные двери Треста депозитов вошел мужчина в поношенном твидовом пиджаке, темно-красном свитере и испачканных грязью брюках. Через его плечо был перекинут ремень, на котором болталась пара корзинок, набитых также обляпанными грязью холщовыми сумками с ценными бумагами. Он вошел в стальные двери, подождал в тамбуре, пока его осмотрела охрана с помощью телекамеры, и зашел в тесную приемную. Пристроившись в хвост очереди из таких же посыльных, он стал дожидаться, когда его впустят в следующую дверь.

За ней он увидел приемщицу, сидевшую за небольшой конторкой, на которую одну за другой принялся опорожнять свои сумки. Служащая, вскрывавшая холщовые упаковки, торопливо проверяла наличие бумаг по списку, предложенному ей Тором.

Каждая сумка сопровождалась квитанцией, состоявшей из четырех купонов. Один из них служащая прикладывала к поступившей на хранение пачке бумаг, другой оставляла себе, а два последних, заполнив соответствующим образом, вернула Тору в качестве расписки в том, что все получила полностью. Один купон рассыльный обязан был предоставить в нанявшую его контору как свидетельство выполненного поручения.

Тор собрал все полагавшиеся ему расписки и вышел из здания через стальные двери. Подлог состоялся.

Выйдя на улицу. Тор взглянул на часы. Они показывали всего пять, но небо уже было совсем темным. Устало поплелся он обратно в обход здания, где напротив главного входа оставил свой мотоцикл. Отпирая замок, он еще раз оглянулся на здание треста. Окна Химического банка ярко сияли, но с этой минуты он уже был зарыт для посетителей до следующего утра.

Совершив сегодня два выезда и опробовав печатный станок Джорджиан, он «заработал» почти тридцать миллионов долларов в ценных бумагах. А те, которые он подменил, будут лежать в недрах Треста депозитов до скончания века.

И никто даже не позаботился взглянуть на них повнимательнее, чтобы убедиться в их подлинности.

Пятница, 18 декабря, Утрехт, Нидерланды

Это была последняя пятница перед рождественскими каникулами, и Винсент Веербум, сидевший в своем кабинете в РабоБэнкс, то и дело поглядывая в окно, лениво царапал в блокноте заметки для секретаря, Единственное окно с мутными стеклами, имевшееся в его неприступном кабинете, выходило на окутанную туманом, засыпанную снегом громаду Утрехта, являвшего собой нагромождение законченных, неуклюжих построек, вид которых не могла оживить даже тончайшая вуаль из осевших на нее снежинок.

Послышалось робкое царапанье в дверь, и появилась его секретарша.

— Сэр, пожалуйста, извините. Я знаю, что вы собрались отправляться на каникулы — но пришла баронесса Дамлих. Она настаивает на аудиенции.

— Меня нет на месте, — сказал он.

Веербум уже собрался уходить, так как банк закрывался через четверть часа. Последние несколько часов он только и думал, как покинет банк и что последует потом. Его супруга с детьми отдыхала в зимнем домике в горах Зерматта, и он не собирался появляться там раньше завтрашнего вечера. После работы Веербум намеревался провести романтический вечер в нежных объятиях своей любовницы, Улли, которая наверняка уже разогревает праздничный ужин в маленькой квартирке, снятой специально для нее на одной из уютных улочек Утрехта.

— Сэр, баронесса настаивает, что у нее дело чрезвычайной важности: она намерена совершить перемещение довольно значительного капитала.

— Прямо накануне рождественских каникул? — прорычал Веербум. — Это невозможно, это просто глупость! Пусть придет после, когда мы снова откроемся.

— Но ведь банк закрывается на неделю, — осмелилась напомнить секретарша, — а баронесса нынче вечером отправляется в Баден-Баден.

— Да кто эта баронесса Дамлих? Какая-то знакомая фамилия…

Секретарша приблизилась и что-то прошептала Веер-буму на ухо, словно кто-нибудь мог бы их подслушать.

— Ах, понятно, — сказал Веербум. — Что ж, впустите ее. Будем надеяться, что я быстро разделаюсь с нею. Ненавижу возню с этими визгливыми, истеричными немками.

— Баронесса по рождению русская, — сказала секретарша. — Вы понимаете, она из иммигрантов.

— Да, да, благодарю. Вся эта чепуха вечно вылетает у меня из головы. А каково имя баронессы, данное ей при крещении?

— Лелия, сэр. Ее зовут Лелия Мария фон Дамлих. Секретарша удалилась, и несколько минут спустя в кабинет вошла Лелия.