Рейтинговые книги
Читем онлайн Град Светлый - Людмила Шапошникова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 47

В 1918 году Бердяев сказал пророческие слова: "Возможно даже, что буржуазность в России появится именно после коммунистической революции. Русский народ никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным добродетелям и нормам. Но опасность обуржуазивания очень сильна в Советской России. На энтузиазм коммунистической молодежи к социалистическому строительству пошла религиозная энергия русского народа. Если эта религиозная энергия иссякнет, то иссякнет и энтузиазм и появится шкурничество, вполне возможное при коммунизме"[268]. Один из крупнейших русских философов, он ясно видел движение человеческого Духа, в пределах конкретной исторической ситуации, те тенденции, которые это движение порождало. Духовное собственничество искало своего выхода, своего материального оформления. Никакой "валун", никакое государственное принуждение уже не могло его сдержать. Сначала оно нашло свое выражение в подпольной "теневой экономике", а затем, когда развалилось старое тоталитарное государство и его идеология, вырвалось наружу, подобно гною из вспоротого нарыва. И, ничем больше не сдерживаемый, этот гной залил страну откровенной алчностью, наглой наживой, открытым воровством, различного рода преступлениями во имя собственного обогащения. На этой энергетической волне и стал формироваться тот странный для России слой, который стали называть "новыми русскими". Эти "новые" в действительности и по сути своей были настоящими старыми. Выбросив лозунги — "Вперед, к капитализму!" и "Забудем о коммунистическом прошлом", — старая номенклатура, находящаяся у власти, вкупе с "новыми русскими" двинулась к капиталистическому "светлому будущему". Очередное "светлое будущее" было названо реформами, в голубой дали которых замаячила еще одна "Новая Россия". Навязывая "рыночные отношения", суть которых пока никому не ясна, насильственно отчуждая государственную собственность в пользу частных собственников с сомнительной репутацией, грабя собственный народ, бездумно разбазаривая богатства страны и впуская в нее иностранный капитал, правящие круги используют те же методы насилия и принуждения, которыми строилось предыдущее "светлое будущее". Одна утопическая идея сменила другую. На высокий трон главной ценности страны взошли богатство, нажива, обман, бескультурье и бросили ее народ в грязный омут морального разложения.

"…Народ, — замечает Бердяев, — опускается и погибает, когда материальное могущество превращается для него в кумира и целиком захватывает его дух"[269].

Мы знаем, что Дух человека есть единственное мерило его внутренней свободы, которая, и только она, определяет его внешнюю свободу. Уровень внутренней свободы народа к моменту перестройки был невысок, у правящей номенклатуры — такой же, а иногда даже и ниже. Перестройка началась под нарастающий гул разваливавшейся старой системы. Было ясно, что с ней опоздали. "Перестроить" в этих условиях что-либо было уже нельзя. Расплывчатые идеи перестройки не имели опоры ни в социально-экономическом, ни в правовом пространстве, ни во внутренней структуре самого человека. Эти идеи как бы плыли в тумане политической жизни, временами исчезали, временами вновь призрачно возникали. 1991 год стал историческим не потому, что "победила демократия", а потому, что распалось старое тоталитарное государство. И тогда же начался тот странный период в истории России, который длится до сих пор. Я бы назвала этот период временем иллюзий, старых и новых. Эти иллюзии мешают увидеть стране реальность, в которой она существует.

Когда мы говорим "распалось государство", то имеем в виду разрушение системы. Однако система и государство не одно и то же. Само государство, даже утратившее определенную идеологическую систему, сразу никуда не исчезает. Это может произойти лишь во время революционного взрыва. В России такого взрыва в 80—90-е годы нашего столетия не наблюдалось. Саморазрушение государства как системы революцией назвать нельзя. Старые государственные структуры продолжают действовать. Ими продолжает управлять старая номенклатура. Эти обстоятельства определили и характер российской свободы конца XX века, которая не возникла в результате развития и роста Духа народа, не была завоевана в долгой сознательной борьбе определенных социальных сил. Она даже не была получена сверху царским манифестом, как это было в дореволюционной России. Свобода возникла, как по мановению волшебной палочки, из предутреннего тумана, скрывшего в тот августовский день 1991 года Белый дом и его защитников. Ее как бы выпустила из себя, с последним вздохом, саморазрушившаяся тоталитарная система. И на ней лежал явный отпечаток этого саморазрушения и умирания. Поэтому свобода была похожа не на гордую заокеанскую статую, а, скорее, на бомжа с терновым венцом на голове. Не соответствуя ни в коей степени ни внутренней свободе народа, ни его сознанию, эта пришелица из неведомых глубин стала прямо на глазах превращаться во вседозволенность и произвол. Спущенный сверху удивительно удачный афоризм — "Все, что не запрещено, можно" — усугубил ситуацию. Запрещать было уже некому. Старые, ортодоксальные "запретители" ушли, а с ними исчез и тот старый, сковывающий страх.

Эйфория вседозволенности охватила страну. В России начался тот "пир во время чумы", который обычно устраивали, на костях своих бывших хозяев, чудом освободившиеся рабы. На этих пирах, или так называемых "праздниках жизни", тон задавали "новые русские", криминальное и номенклатурное прошлое которых несло убогий и сомнительный опыт подобных развлечений. С Запада, которому стали подражать новые хозяева, хлынул грязный поток массовой культуры. Похоть, бесстыдство, порнография, сомнительные спектакли с раздеванием, фильмы с насилием заполнили экраны телевизоров. Наглела и ширилась пропаганда богатства, материального достатка и животных радостей жизни. Национальная Культура России отступала, неся большие потери. Началось беспардонное и сознательное растление народа, усугубленное растущим его обнищанием и экономическим произволом. Отсутствие в стране настоящего общественного мнения развязало руки силам темным и безнравственным. Власть денег вскоре стала соперничать с властью политической. Вседозволенность, которая сменила еще слабую и неокрепшую свободу, привела к тому, что главное правило — свобода не только право, но и обязанность — было забыто, а может быть, многим и вовсе не было известно.

"Свобода, — сказано в Живой Этике, — есть украшение мудрости, но распущенность есть рога невежества"[270]. Пользуясь этой ситуацией, криминальные структуры вышли на поверхность, "узаконили" себя и стали подлинным "ферментом" для роста организованной и любой другой преступности. Именно криминальный мир взял на себя функцию принуждения, насилия и страха, которые еще совсем недавно принадлежали тоталитарному государству и являлись его монополией. Энергетика негативного, античеловеческого, бездуховного пошла вширь и вглубь, захватывая самые разные социальные круги. Преступники и не преступники оказались на одном и том же социальном уровне, в одной и той же категории социального авторитета и веса. Преступления стали привычным явлением в стране. В России начался процесс деградации и расчеловечивания, опасные тенденции которого давно формировались в глубине бездуховного и насильственного государства. Все это, в первую очередь, ударило по детям, по будущему поколению. Дети, брошенные матерями, дети, убежавшие из дома, дети, потерявшие родителей в губительных криминальных "разборках" и в национальных кровавых конфликтах, развязанных амбициозной и безответственной номенклатурой. Количество беспризорных и бездомных детей, брошенных в стихию и во власть криминального мира, значительно превышает количество сирот времен Великой Отечественной войны, пронесшейся по России огненным и смертоносным ураганом.

Свобода и демократия — явления, неразрывно связанные между собой, как связаны Дух и материя. Свобода — явление Духа, демократия — материя человеческого социального бытия. Если они начинают по каким-либо причинам существовать отдельно, то искажения, которые неизбежно при этом возникают в энергетическом пространстве их взаимодействия, неизбежно приводят к видоизменению одной и к гибели другой. "Но демократия, — писал Н.А.Бердяев, — должна быть одухотворена, связана с духовными ценностями и целями"[271].

Считать, что наша теперешняя демократия носит такой характер, не приходится. В государстве, где подавление Духа являлось важнейшим из направлений в политике, демократия не может, как ей положено, действовать в духовном пространстве свободы, ибо последнее еще не сформировалось. Отсутствие такого пространства в стране, усугубленное недостаточным уровнем сознания ее населения, и привело к тому, что сама демократия оказалась такой же хилой и расплывчатой, как и свобода, ее породившая.

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 47
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Град Светлый - Людмила Шапошникова бесплатно.

Оставить комментарий