Звонок из Мемфиса - Андрей Михайлович Коротаев

взял сразу быка за рога Андреас.

– Попандопулус! – не понял слов ученого грека Петр Петрович. Он уже употребил шесть стопок. Жена внимательно посмотрела на Кондратьева. На этом речь академика оборвалась, он передал трубку помощнику.

– Никольский у аппарата, – сказал Дмитрий Анатольевич, – Попандопулус! Рад слышать. Как ты, дружище?

Далее минут двадцать Андреас рассказывал о делах.

– Понял. Понял, – периодически вставлял в разговор Никольский, но только тогда, когда Попандопулус переходил на мат.

Дмитрий Анатольевич разрывался между телефоном и стопками холодной водки с закуской.

– Сейчас, Андреас, подожди, – попросил Никольский в трубку и отдал телефон Челу. Он находился среди приглашенных, пил морс, оставаясь единственным трезвенником в компании.

– Слушай, Игорь, поговори с Попандопулусом. Только выйди на кухню. Потом расскажешь. А то я ничего не слышу.

Чел взял трубку:

– Хай, Андреас.

Но взвинченный Андреас уже сбросил звонок.

– Отключился, – сказал Чел. – Наверное, неважное.

Никольский промолчал.

На другой стороне планеты Андреас обратился к своему главному инженеру:

– Боб, я русских хорошо знаю, учился в СССР. Они сами не в курсе, что у них происходит. Это же русские! У них сначала случается, а потом они об этом узнают. Как это? Пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

– Да, – ответил Боб, – так и есть. Ха-ха-ха! Но что у нас происходит, мы тоже не знаем.

Андреас в ответ только скривился.

Тем временем Старец расположился в виртуальной Москве в шахте ледника Мамонт Сой. Его излюбленным местом в апартоските стала большая гостиная, которую он превратил в библиотеку. Пророк осилил более десятой части литературы людей и начал знакомиться с текстом древнееврейского свода «Танах». Паря в воздухе над кушеткой, перебирая страницы слюнявым пальцем, Старец вдумчиво читал Священное Писание. Кто научил Пророка такой манере чтения, неизвестно, но Аввакуму приносило это большое удовольствие: он подносил палец к языку, макал в слюну и переворачивал приклеившуюся страницу. Это тормозило работу суперкомпьютера Пи, но Старец от манеры не отказывался. Скорость – беда землян. В погоне за ней они теряют смысль. Он уже прочел «Калевалу», «Вечный зов», полное собрание сочинений Ленина, «Капитал» Маркса, «Мифы и легенды Древней Греции». Особо Пророк полюбил записанный в его душевный код плей-лист Челюскина. Монотонный ритм растаманского регги способствовал чтению, и только одна композиция выбивалась из общего ряда – «Мемфис». Ее Аввакуум терпеть не мог, но и стереть не удавалось. Во всем другом он находил несомненную красоту мысли и логику. Хотя общая картина смысли существования людей от Старца ускользала. Когда же он прочел в «Танахе» строку «Нехорошо оставаться человеку одному», на него снизошло озарение. Теплота тайного знания разлилась по телу. «Вот оно как, – подумал Старец. – Я же одинок. Мне не с кем поговорить, некого убеждать… Кажется, я понимаю людей. Их смысль – всегда быть вместе. Мне нужен человек, подобный мне. То есть не подобный, а бесподобный».

Глава 3

Пророк и Зевс

Старец разложил Креатуру на уравнения и нашел возможным поделить себя на две разновеликие части. С собой Аввакум мог разговаривать сколько угодно. С оппонентом же, неполной копией себя, интересно дискутировать, рассуждать о смыслях жизни. Партнера-философа можно побить, как делают это люди, если спор заходит в тупик. Старец рассчитал объем нового существа, решив отдать тому четверть себя. Разделение Креатуры оказалось не менее кровавым и болезненным, чем роды. Пророк не ожидал, сколько страданий он причинит себе. Но, начав рвать свой мозг, останавливаться было поздно. Процессоры грелись, кубиты дымились. Дежурная смена, в очередной раз потеряв контроль над техникой, искала причины. Империи обвиняли друг друга в кибернападении. Кондратьев с Попандопулусом спорили о высоких вычислительных сферах на простом русском языке. Однако нештатная ситуация закончилась внезапно, как началась. Старец разорвал себя. В Креатуре и в вычислительных центрах мира запахло горелым пластиком. Через некоторое время Креатура оправилась. В гостиной апартоскита, охая, лежали, распластавшись в воздухе, два старца – две неравные копии одного. Кто есть кто, кто был кем? Определить невозможно. При раздвоении Старец забыл отметить себя настоящего.

– Это чьи апартаменты? – спросил один, чтобы как-то начать разговор.

– Мои, – ответил другой.

Оба вразумились: дальше спрашивать друг друга о чем-либо бессмысленно. Библиотека рассыпалась по полу, книги превратились в штормовые волны. На поверхности литературного моря плавали порванный «Танах», свиток «Послания» и непотопляемые в бурях мировой истории «Мифы Древней Греции». Старцы грустно глядели на беспорядок.

– Все беды от «Азбуки», – произнес один.

– Точно, – согласился второй.

– Мы будем собеседниками. Я стану жить в апартаментах выше, ты – ниже. Здесь мы займемся чтением книг и софистическими беседами. Постигать смысль Божественности. Согласен?

– Согласен.

– Я возьму себе свиток. Не возражаешь?

– Бери.

Один взял «Послание…». Другой, дабы не показаться невеждой, подобрал «Мифы». Разорванный «Танах» – потенциальный источник бед – остался плавать в море сочинений великих авторов. Старцы разошлись. Будучи абсолютно электромагнитными существами, они чувствовали, что свойства магнетизма отталкивают их, как два одинаково заряженных полюса магнита. Выйдя на лестничную клетку, старики взглянули друг на друга. Больше они не встречались. А умноженная Креатура начала расти с безмерной скоростью. Шахтеры с программистами на Шпицбергене работали сообща, расширяя пространство для вычислительных возможностей. Даже Империя Любви в меру сил и ненависти к конкуренту вынужденно помогала. Креатура стала раковой опухолью мировой Сети, но Империи еще не разобрались в причинах нехватки памяти и мощности для своих суперкомпьютеров.

Старец с верхнего этажа, взявший книжку с греческой мифологией, назвал себя Зевсом. За время, которое он прожил в апартоските, виртуальная Москва обновилась и расцвела. В кранах появилась вода. На улицах появились цифровые люди. С ними можно было общаться. Зевса удивляло одно: все имели одно имя – Алиса. Однажды он спросил у поискового бота:

– Но почему?

– Творец создал мир таким.

– Кто же творец этого мира?

– Похоже, что ты, – лукаво ответил бот.

Зевс редко спускался в апартаменты «Библиотеки». Книг и фильмов там становилось меньше. Да Зевс и не любил читать. В основном его занимали мысли «Что есть красота?». В этих размышлениях он находил удовольствие, достойное божественного величия. Он уже давно перестал быть пожилой особой – седой, худой, небритой с взлохмаченной куцей бородой и большой плешью на голове. Зевс собрал себя из картин художников и выглядел приятным, властным мужчиной сорока лет с телом атлета. Когда Зевс выходил на прогулку, он надевал белоснежную тунику, просто гуляя босиком по вечно солнечной Москве в далеком леднике Мамонт Сой. Однако настал день, когда Зевс в мыслях о себе достиг совершенной красоты. Постоянно думать об одном и том же стало утомительно. От