Виток истории - Игорь Маркович Росоховатский

Слышишь, мы заканчиваем исследования!

— Да, да, — проговорил я, не в силах выбраться из хаоса собственных мыслей.

Он выразительно махнул рукой: дескать, а ну тебя, думай о чем хочешь.

— Унар тебе рассказывал о своем опыте? Как они изменили формулы?

Наконец-то удалось сосредоточиться на его словах. Я с готовностью включил проектор, чтобы записать для него измененные формулы. Перо самописца заметалось по листу, вычерчивая какие-то круги — совсем не то, что было нужно и что я пытался вспомнить.

— Ты стал слишком умным, твои шутки до меня не доходят! — Юра уже злился по-настоящему.

Я почувствовал, как на лбу выступают капли пота от напрасных усилий «выдоить» память. Самописец рисовал теперь квадраты, а в них — изломанные перепутанные линии. Это была картина стены-аквариума в лаборатории Унара. Там плавали тогда студенистые живые комочки… Больше ничего вспомнить я не мог. Выключил проектор.

— Забыл, — сказал я. — Понимаешь, Юра, забыл… Вызови Унара, спроси у него. Это не я шучу. Память подшучивает надо мной.

Во взгляде Юры появилась озабоченность.

— Ладно, — сказал он.

Подойдя к двери, он обернулся и еще раз озабоченно посмотрел на меня…

Я остался один. Ни о чем не думал, только пытался вспомнить измененные формулы. Сейчас это было для меня самым важным на свете.

В конце концов пришлось включить стимулятор памяти. Я вертел ручку настройки, и счетчик показывал растущее напряжение. Я вспомнил свои формулы. Но какие же изменения внес в них Унар?

Вспыхнул красный глазок — напряжение на пределе. Автомат безопасности отключил стимулятор. Я так и не мог вспомнить изменений в формулах. В моей памяти их не было, хотя они должны были находиться там…

* * *

Неожиданно нагрянули в гости Юра и Алла. Впрочем, дозвониться к нам по видеотелефону все эти дни они не могли, а когда Юра заговаривал со мной о «сабантуе», я переводил разговор на другую тему.

И вот они пришли «на правах завоевателей». Юрины большие уши все время движутся, но он старается не выдать себя, суетится, переключает кухонный синтезатор, чересчур жизнерадостно восклицает:

— А помните ту лыжную прогулку? Майя, знаешь, где теперь твои «лыжные попутчики»? Нолик и Витя работают на спутнике у Венеры, а Петр Авдюхов живет в подводном городе. Между прочим, он член Ученого совета Земли.

Умолк на минуту, тут же что-то вспомнил и весело закричал мне:

— Как ты их тогда проучил! Что может быть хуже неизвестности?

Очевидно, я должен был отозваться на его тираду. Но я не отзывался. Тогда вмешалась Алла — она боялась молчания:

— Признайся, ты их уже тогда слегка ревновал к Майе?

Я знал все, что должен был бы ответить. Но решил не играть в этой интермедии. Пусть каждый из них играет за двоих.

Алла оставила меня и взялась за Майю:

— А ты его тогда сильно боялась? Даже коленки дрожали, верно?

Она умолкала на минуту и, не довольствуясь скупыми ответами Майи, задавала новые вопросы. Все они начинались: «А помнишь? ..»

Майя заказала синтезатору любимые блюда, вино.

Звенели бокалы. Громко и неестественно смеялись два человека — наши гости и друзья. Мне было искренне жаль их, но я не мог заставить себя помочь им в нелегких ролях.

— А помните, как мы впервые встретились в театре?

Я вспомнил дрожащий бокал в руке Степ Степаныча, улыбку Майи — то озорную, то смущенную. Невольно повторил свои собственные слова:

— Это сотрудница из лаборатории вашего мужа. Та самая, что била посуду, и он за это хотел ее уволить.

Даже Майя слегка улыбнулась. Блеснули зубы, словно ломалась корочка льда. Майя на минуту оперлась на мое плечо, и я замер, боясь спугнуть примирение.

Но Майина улыбка погасла, взгляд стал рассеянным, невнимательным.

Мы сидели, подыскивая уже ненужные слова. Это было тягостно всем.

Юра и Алла поспешно попрощались. Мы вышли проводить их. Алла мурлыкала песенку и изредка дергала Юру за ухо. Мне казалось, что им тоже невесело. И дело, конечно, не в сегодняшней интермедии. Как бы причина горестей не оказалась у нас одной и той же…

Медленно, не глядя друг на друга, мы с Майей вернулись в свой дом. В передней сидел в кресле какой-то юноша. Его лицо покрывал типичный для космолетчиков красноватый загар. Увидев нас, он встал и шагнул навстречу. У него были длинные ноги, ступал он неуверенно, словно пробуя пол.

— Здравствуйте, — сказал юноша, не зная, куда девать руки.

Он слегка выпячивал губы, как будто обижался на кого-то.

— Я ваш сосед, — отрекомендовался он. — Меня зовут Ким. Работаю космолетчиком на грузовых.

Я ждал, что еще скажет обиженный юноша.

— Хотелось бы поговорить с вами обоими. — Он умоляюще смотрел на нас. Даже сквозь красноватый загар на его лице проступал румянец.

— Говори, — не слишком любезно сказала Майя.

— Недавно женился, — признался он, с вызовом глядя на нас.

— Поздравляю.

— Жена ждет ребенка.

— Тебе лучше посоветоваться с врачами, — заметила Майя.

— Но… Тут врачи не помогут…

Человек просит о помощи. Среди моих сегодняшних современников отклик на такую просьбу срабатывал как безусловный рефлекс.

— Если мы только можем… — сказал я.

— Да, да, именно ты и она. — Он указал взглядом на Майю. — С вашим опытом. Вы больше, чем кто-либо. — Он обрадовался, перешагнув рубеж. — Понимаете, она стала нервной, капризной. Если бы вы могли зайти иногда, поговорить с ней. Просто прийти в гости и…

Мы с Майей переглянулись.

— Сейчас? — спросил я.

Он улыбнулся во весь рот, и лицо его стало довольным-довольным.

Мы пошли за ним.

— Здесь близко. Минут двадцать, если бежать.

Мы побежали, сбивая росу с травы. Мне становилось весело. Давно уже я не бегал вот так, в гости к незнакомому человеку, с непонятной миссией.

— Ну вот мы и прибежали, — сказал он, пропуская нас в свой дом.

Молодая женщина поднялась навстречу, протянула руку:

— Магда.

Она радостно улыбалась, как будто с нетерпением ждала нашего прихода. Я почувствовал за всем этим тайну, какой-то ход.

Мы говорили о спортивных состязаниях в Африке, о проблеме обучения, — Магда оказалась преподавателем эстетики в школе первой ступени. Перешли к вопросам воспитания…

Настроение Магды часто менялось, она внезапно умолкала, замыкаясь в себе. Тогда Ким с надеждой смотрел на нас, подстегивал взглядом — и мы бросались