История одной любви - Лана Невская

4 сентября 1949 года

Инусичка! Родная моя кукла!

Какая ты сегодня надутая и обиженная! Ну почему ты так рассердилась, что я вчера не дозвонился до тебя? Ведь ты же не знаешь, что я звонил, и сам очень хотел с тобой поделиться впечатлениями от вчерашнего вечера.

Ты спрашиваешь, чего бы я хотел сейчас больше всего. Больше всего я хотел бы, чтобы ты сейчас появилась здесь, рядом со мной, и я смог бы задушить тебя, потом снова возвратить к жизни, потом опять задушить. И так до тех пор, пока ты не выбросишь, все до последней, лишние мысли обо мне из своей головы..

Ты сейчас ушла обедать, а я сел писать тебе это письмо. Ты мне тоже еще не писала сегодня. Но зато мы сегодня успели уже три раза поговорить по телефону.

И вот только прекратили разговор, а мне уже хочется, чтобы ты быстрее покушала и позвонила мне. Может быть, мама действительно права, когда говорила, что мы скоро «подохнем» от нашей любви? Вот, даже поесть друг другу не даем!

Инка! Родная! Ну, приезжай же быстрее и посмотри хоть на меня.

Ну, хорошо, так и быть, обедай быстрее и звони мне, пока мое терпение не лопнуло.

Не сердись, поправляйся, не скучай. И приезжай скорее!

…Твой киндерёнок

* * *

1 сентября 1949 года

Боренька! Здравствуй, любимый мой киндер!

Сегодня получила от тебя два письма, и ты не можешь себе представить, как я обрадовалась им! А я уже собиралась умирать.

В письмах ты пишешь, что тебе надо посоветоваться со мной о своих делах и потом решать. По твоим намекам я немного догадываюсь, что тебя не удовлетворяет место работы – конечно, не географически. Об этом поговорим, когда я приеду..

Хорошо, что мы еще имеем возможность хоть редко, но все же видеться. А если бы и мне было так же трудно приехать к тебе, что тогда? Мне кажется, что мы от тоски превратились бы в скелеты…

…Боренька! Ты не беспокойся о том, что я не посмотрела выбранные тобой комнаты. Я вполне полагаюсь на твой вкус и не думаю, что мне не понравится твой выбор.

…Борик! Я ничуть не обижаюсь на тебя и твоих соседок, что они приглашали тебя на танцы. Я только чуть-чуть завидую им, их возможности видеть тебя каждый день, танцевать с тобой, разговаривать, звонить по прямому телефону и т. д. Даже твоим воспитанникам завидую, с которыми ты проводишь все дни. Вот видишь, какая я дурная! Надеюсь, что ты не будешь за это обижаться на меня…

… Всегда твоя – Инна

Папины письма содержат больше информации, раскрывающей какие-то моменты их отношений или его карьеры, жизненных интересов, помогают понять тот путь, который они прошли до свадьбы.

Мамины письма, особенно последних месяцев, в основном представляют собой ответы на его вопросы, море слез и стонов по поводу несостоявшихся телефонных звонков, неполучения писем, и отсутствия любимого рядом как такового. «Скучаю, люблю, не могу дождаться встречи, никуда одной не хочется идти, в выходные настроение падает до нуля, умираю от тоски, третий день от тебя нет писем, хочу быть рядом, а не на телефоне, весь вечер ждала твоего звонка, а ты не позвонил…» – вот примерное содержание большинства ее писем.

Поэтому я цитирую папины письма чаще и подробнее, чем мамины. Ну что разумного может сказать влюбленная девчонка, если нет какого-то серьезного повода или не случилось чего-то, из ряда вон выходящего.

И заключительные строки прощания и приветов на полстраницы тоже стала опускать: времени на текст уходит много, а информации ноль!

Может, я не права: надо каждое письмо цитировать полностью, но, мне кажется, это вряд ли что-то добавит к портретам моих родителей.

56. Кажется становится теплее

13 сентября 1949 года

Инусичка! Здравствуй, моя любимая кнопка!

Узнал, что через час ко мне может заехать Никодим (шофер дедушкин), и привезет твое письмо. Спешу за оставшееся время написать тебе хоть коротко о днях, прошедших со времени твоего отъезда.

Мои новые комнаты теперь уже тоже знакомы с тобой… После твоего вчерашнего отъезда они совсем опустели. Как будто вместе с собой ты увезла из них и уют, и теплоту и радость тех больших ожиданий, которых так много было перед нашей встречей.

Мне вспоминается наше последнее утро перед твоим отъездом.

Инка, родная, милая, дурная и любимая кукла! Как хорошо было нам вместе! Радует только, что это будет потом всегда, но не радует, что этого нет сейчас.

Вот ты сказала мне вчера по телефону о вашем домашнем «заговоре», и я мало чего понял о нем. Мало поняла и ты меня о моих намерениях изменить место моей службы. Я был бы очень рад, если бы ты мне обо всем написала подробно в том письме, которое привезет Никодим. А сам я, пользуюсь тем, что это письмо не будет читать военная цензура, кратко сообщу тебе о своих намерениях.

– Ты знаешь, что должность, которую я сейчас занимаю, является для меня незаконной, так как я не политработник, а строевой командир.

Поэтому моим начальникам приходится маскировать меня всеми возможными мерами: писать обо мне в документах одно, а работу давать по-другому. Мне лично это не нравится тем, что со временем это может послужить препятствием к моему продвижению по службе, так как обо мне настоящего писать нельзя, а по должности, которая положена для меня по штату, я не работаю. Поэтому я и решил изменить место службы с тем, чтобы быть законным политработником и на деле, и на бумаге.

Ты вчера мне сказала, что не так уж важно, что это несколько затормозит мое продвижение. В этом ты не права, и ты убедишься, когда при встрече я тебе все объясню.

Сделать это все можно, но тогда мне придется изменить место работы. Этого мне не очень хочется не только потому, что я не люблю переездов, а и потому, что я кое-что теряю в смысле возможности подготовиться в академию. Но все это пока еще не срочно. Я могу остаться здесь по крайней мере до марта месяца, а потом будет видно.

Относительно твоих хозяйственных дел я пока ничего не сообщу, потому что не знаю, чем я для них могу быть полезен. Узнаю, тогда будет видно…

…Борис.

* * *

16 сентября 1949 года

Инуська! Кнопка моя любимая!

Вчера мы наверное впервые нормально поговорили по телефону и простились толком и без помех.

Сегодня я ходил с рапортом в среднюю школу, но меня пока не принимают, так как мои документы отражают полное среднее образование. Мне предложили подождать начала занятий, а потом, если останутся свободные места, то мне могут разрешить такую роскошь.

Оттуда я прошел в клуб, и намерен теперь ходить учиться толком играть на пианино.

А относительно иностранного языка, меня убеждают учить английский, а не немецкий. Если смотреть на их будущность, то, разумеется, первый понадобится больше. Но сейчас курсы пока не организованы, и я не изучаю ни того, ни другого, а пользуюсь своим родным, – русским.

Всю неделю никуда не вылезал из дома, и нет на это совершенно никакого желания. Завтра суббота, но я дежурю, да и не жалею об этом.

Буду читать, писать, играть на пианино, и если ты будешь дома, то разговаривать с тобой…

…Борис.

* * *

16 сентября 1949 года

Боренька! Родной мой!

…Я еще ни в одном письме не написала тебе о своих впечатлениях о твоей квартире, хотя и говорила тебе при встрече.

Мне все очень понравилось у тебя, а особенно то, что все это сделано твоими руками. Мне было приятно чувствовать, что в каждую вещь ты вкладывал все свое старание, умение, и когда делал это, то хоть чуть-чуть думал обо мне, и хотел, чтобы мне все это тоже понравилось. Так?

Ты даже не представляешь, как хорошо я чувствовала себя в этой квартире!

Во много раз лучше, чем в старой.

…А советовать тебе что-то относительно работы пока не берусь. Вот встретимся, поговорим, могут возникнуть еще вопросы, которые надо будет обсудить. Тогда и решим. Тем более, что время пока терпит…

…Твоя Инка-кукла.

* * *

18 сентября 1949 года

Инуська! Здравствуй, моя любимая кнопка!

…Сегодня ты сказала мне, что сама не знаешь, когда мы будем вместе.

Я думаю, что когда захотим! А ты скажешь, что мы этого хотим давно. Но ведь мы же ни о чем серьезно еще не договорились, поэтому мои замечания на открытке выражают мое предложение сделать это в твой праздник.

Конечно, до него еще сравнительно долго, да и есть ли смысл дальше так мучить друг друга. Ты вот подумай сама, потом мы сделаем это вместе, и уже потом решим, чтобы знать, что маме ответить. Понятно, кукла?

…Борис.

* * *

24 сентября 1949 года

Инусичка! Здравствуй, моя любимая кнопка!

Сегодня получил твое письмо за 18 сентября, в котором ты напоминаешь мне об одном выражении у Энгельса, которого боишься и не любишь. И ты еще спрашиваешь меня, можешь ли ты надеяться, что я буду лучшим из всех тех, о которых там говорится? Хорошо. Если ты хочешь слышать это от меня, я еще раз скажу тебе утвердительно: да, можешь!

Вот сейчас мы говорили с тобой по телефону, и я чувствую, что ты обижаешься на меня, ты даже считаешь, что имеешь право сомневаться в том, что мы будем вместе тогда, когда захотим. Ведь нам ничто не может помешать сделать это хоть сейчас. Так как же ты можешь думать о том, что может быть поздно, и что ты можешь уехать в СССР?