Битва за Францию - Ирина Даневская

Эта скорбная мысль приводила Франсуа в такое отчаяние, что его жертвой чуть не стал граф де Шапель, безуспешно пытавшийся вернуть кузена к привычному образу жизни. И вполне вероятно, что дружба между кузенами на этом бы и окончилась, если бы в Брюссель не прибыл господин де Шоке с очередным письмом от маркиза де Беврона, где тот в весьма дерзких выражениях напоминал о дуэли.

   — Вижу, господин д'Аркур никак не уймётся, — Бутвиль раздражённо скомкал письмо и ловко бросил его в камин. — Придётся мне его успокоить.

Шоке учтиво поблагодарил господина Монморанси за добрые намерения и согласно принятым правилам поединка предложил графу самому назначить дату и место встречи.

Бутвиль оказался в затруднительном положении.

   — Беврону хорошо известно, что мне запрещён въезд во Францию, — недовольно ответил он. — В Нидерландах я биться не могу, потому что дал слово эрцгерцогине. В Лотарингию Беврон сам ехать не желает, потому что не в ладах с лотарингским герцогом, а в Англию мне путь заказан. В Савойю ехать бесполезно, потому что не успеем мы с Бевроном пересечь границу, нас обоих тотчас же арестуют... Проклятье! Неужели во всей Европе не найдётся места, где бы я мог спокойно подраться?

Господин Шоке смотрел на расстроенного этим открытием Бутвиля во все глаза.

   — Ладно, сударь, — забияка задумчиво наморщил лоб. — Возвращайтесь в Париж и передайте Беврону, что я что-нибудь придумаю.

   — Полагаюсь на ваше слово, граф, — поклонился Шоке.

Он отправился в Париж, где честно передал Беврону свой разговор с Бутвилем.

Взбешённый господин д'Аркур дал волю своему гневу.

   — Все говорят о Бутвиле, как о храбром человеке! — заорал он. — Я и сам так думал, но теперь вижу, что он испугался встречи со мной. Сейчас я говорю об этом только своим друзьям, но если граф в скором времени не примет моё приглашение, я заявлю об этом во всеуслышание!

Разумеется, друзья де Беврона позаботились о том, чтобы эти слова стали известны всему Парижу.

* * *

Тем временем судьба Бутвиля изменилась к лучшему — инфанта Изабелла, хоть и была расстроена полученными через графа сведениями о подписанном союзе между Испанией и Францией, всё же добилась от Людовика XIII согласия на возвращение Бутвиля во Францию. Приятное известие Франсуа встретил печальной улыбкой.

   — Какого чёрта мне ехать в Париж, если вскоре опять придётся уносить оттуда ноги? — сказал он де Шапелю. — Если уж нельзя избежать дуэли, то я напишу Беврону и предложу ему встретиться на границе Франции, чтобы не слишком дразнить королевское правосудие. Кузен, что ты об этом думаешь?

   — Думаю, что вы с беднягой Ториньи уже щадили чувства Его Величества, когда решили биться в провинциальной дыре, — кусая ус, проговорил Шапель. — И что? Разве король оценил такое самопожертвование?

   — Ты прав, — вздохнул Монморанси. — В том дрянном городишке, где мы собрались драться, оказалась только одна гостиница, в которой не было свободных мест. Так что нам с графом пришлось провести ночь в одной постели, согреваясь теплом друг друга, так как каналья трактирщик пожалел дров, чтобы хорошенько растопить камин... Чёрт возьми! Да я не меньше Беврона сожалею о гибели Ториньи. Он был моим другом...

   — То есть, — перебил его Шапель, — ты согласен, что нет нужды подвергать себя лишениям ради спокойствия духа Его неблагодарного Величества? Что касается меня, то я бы дрался в Париже, хотя бы для того, чтобы показать королю и кардиналу всё, что я думаю об их эдиктах.

Бутвиль расхохотался.

   — Ладно, едем в Париж, — ответил он. — Король разрешил мне вернуться во Францию, но запретил являться ко двору. Счастье Его Величества — иначе, я бы устроил дуэль прямо в Лувре!

Шапель радостно кивнул и, вытащив шпагу из ножен, дурачась, нанёс меткий удар невидимому противнику.

* * *

Франсуа д'Аркур маркиз де Беврон преспокойно обедал в своём парижском доме, когда лакей доложил ему о визите графа де Бутвиля. Маркиз, который ничего не знал о королевском указе, так удивился, увидев своего врага в Париже, что поперхнулся вином и ещё долго откашливался. Бутвиль с ледяной улыбкой на лице наблюдал за ним. Ему уже сообщили о дерзком заявлении маркиза.

   — Кажется, сударь, вы считаете меня трусом? — поинтересовался Франсуа, когда его противнику удалось немного отдышаться.

   — Боже меня упаси, — выдохнул д'Аркур. — Но я рад, что мои слова заставили вас поторопиться с ответом. Ваши условия?

   — Шпага и кинжал. Завтра, двенадцатого мая, в три часа дня на Королевской площади прямо под окнами кардинала.

Маркиз вытаращил глаза от удивления. Но желание выглядеть таким же отчаянным храбрецом, как сам Бутвиль, взяло верх над здравым смыслом.

   — Я буду там, — пообещал он.

   — Отлично. Кстати, со мной будет двое друзей.

   — Это дело касается только вас и меня, — запротестовал Беврон. — Я бы не хотел подвергать риску жизни других людей.

Бутвиль усмехнулся.

   — Поступайте, как хотите, сударь, но мои друзья ждут не дождутся, чтобы обнажить против кого-нибудь свои шпаги. Если вы придёте один, вам придётся драться против троих.

И, учтиво поклонившись противнику, вышел.

* * *

На следующий день, ровно в три часа, Бутвиль, Шанель и их общий друг шевалье де Ла Берт появились на Королевской площади. Их противники — Беврон, Бюсси д'Амбуаз и господин де Шоке уже были там.

Маркиз де Беврон был настроен очень решительно. Несмотря на это, он несколько раз обеспокоенно оглядывался на стоящего рядом графа де Бюсси д'Амбуаза. Тот был бледнее обычного и несколько раз вытирал лихорадочный пот, который всё равно упрямо проступал на лбу.

   — Ты же болен, друг мой, — взволнованно произнёс маркиз. — Ради всего святого, откажись от дуэли. В конце концов это дело касается только меня и Бутвиля.

   — И дать повод для насмешек этой скотине Шанелю? Никогда! — Бюсси и правда еле держался на ногах, но не смог удержаться от соблазна ещё раз встретиться со своим смертельным врагом. — Я буду драться с ним, даже если это будет последняя дуэль в моей жизни.

   — Я могу обещать вам это, сударь, — мрачно кивнул Франсуа де Росмадек, который услышал эти слова.

Дуэлянты учтиво раскланялись, и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же сняли камзолы и выхватили шпаги.

На Королевской площади — самом аристократичном районе Парижа, как всегда, было полно людей, которые тут же окружили дерущихся плотным кольцом. Звон оружия перемешался с восхищенными криками зевак, которые, узнав Бутвиля, поддерживали его восторженными воплями, которые вскоре сменились вздохом ужаса: бедняга Бюсси упал, сражённый шпагой де Шапеля. Его смерть только подзадорила дерущихся. После ожесточённого боя Шоке сумел ранить де Ла Берта, и того унесли на руках в ближайший отель Майенн, обитатели которого следили за боем из окон особняка.

Остались Бутвиль и Беврон. Оба были искушёнными бойцами, и хотя Монморанси превосходил своего противника, жажда мести придала тому небывалых сил: оба демонстрировали такие приёмы высшего фехтовального искусства, что толпа орала от восторга, причём на этот раз симпатии разделились: половина зрителей явно симпатизировала маркизу. Время шло, но ни один из дуэлянтов не показал того безоговорочного превосходства, которое позволило бы закончить поединок. Между тем с минуты на минуту могла показаться стража и арестовать всех участников дуэли. Сообразив это, Бутвиль предложил ускорить дело и, бросив шпаги, сойтись на кинжалах, на что Беврон охотно согласился.

Сближались, уворачивались, расходились и сходились снова. В конце концов Бутвиль поймал де Беврона за руку и, используя своё силовое преимущество, начал медленно приближать свой кинжал к горлу врага. Де Беврон боролся отчаянно но стальное лезвие беспощадно впилось ему в горло.

   — Вы победили, Бутвиль, — тяжело дыша, произнёс маркиз. — Убейте меня, если хотите.

   — Ну, Франсуа, чего же ты ждёшь? — подскочил к ним Шапель. — Убей его, и покончим с этим.

   — Ты с ума сошёл? — возмутился Монморанси. — Да я скорее умру сам, чем позволю умереть такому достойному человеку!

И он заключил в объятия растерянного маркиза. Толпа встретила эту речь криками восторга. Беврон благодарно пожал руку Бутвиля.

   — Нам нужно бежать отсюда, — проговорил он, беспокойно оглядываясь вокруг в поисках стражи. — Сегодня праздник Вознесения, и, если нас поймают, то к светской экзекуции добавят ещё и церковное проклятие.

   — Ни один Монморанси ещё ни от кого не бегал, и я не собираюсь нарушать семейную традицию, — зевнул Бутвиль.