Дочь моей жены (СИ) - Волкова Ольга

— Не закончится, если мы будем доверять друг другу, — сказал, как отрезал, опять намекая на безусловное доверие сторон. — Мы не будем применять отношения 24/7 ни здесь, ни где-либо еще, саба. Пока что, — добавляет, вскинув густую правую бровь, и пристально впивается взглядом в меня. Мои волосы влажные, и с них до сих пор стекает каплями вода, которая оставляет влажные, прохладные дорожки на шее и ключицах, а потом попадает на ткань одеяла.

— Проблема в другом, — осмелев, я выпрямилась. Будто у нас начались деловые переговоры. Как тогда, впервые в отцовском кабинете, где мы познакомились, и Дубровский избегал моих глаз, всячески игнорируя мои вопросы, касающиеся планов слияния компаний и их желаемый результат по итогу. Костя тоже настроился по-деловому, выпрямив спину, мужчину сверлил меня знающим взглядом, намеренно сводя с мысли.

— Я весь внимание, госпожа Вознесенская, — шутливо намекает на обстановку, после которой мы пришли к серьезному разговору.

— Да, господин Дубровский, Вам определенно нужно слушать меня внимательно, — вновь язвлю, пряча свою коварную ухмылку. Мужчина ухмыляется, прикрывая свои губы двумя пальцами. — Костя, если серьезно, — теперь я настроена прямолинейно, — что мы будем делать с твоим браком и завещанием моего отца. Я была у Владленова, и он молчит. Но я чувствую, что вы все кругом обо всем знаете. Даже ты, Кость, мужчина, которому я доверила свое сердце. Я не хочу, чтобы оно раскололось на части, и мне страшно даже думать об этом. И тем более, я не намерена оставаться тебе любовницей. Мне все равно на мнения окружающих, но репутация…

— Тебе и не нужно об этом думать, — обрывает, и я замолкаю. Чувства неопределенные, и все же я стараюсь держать себя в руках. — Я сказал, что люблю тебя, а я слов на ветер просто так не бросаю, — сощурившись, Дубровский слегка поддается вперед, и я тянусь сама к нему, будто магнитом. — С твоей матерью у меня не было и не будет ничего. Это была сделка, на которую я решился пойти, чтобы заполучить то, что принадлежит мне, Вика. Игорь поступил со мной подло, подставляя под удар всю репутацию моей компании. Совет директоров еще не подозревает всех нюансов, но, если Евгения раскроет свой рот, то всё полетит к чёрту.

— Но, ведь я наследница отцовской империи, Костя. Почему эти вопросы не решаются со мной? — с непониманием возмутилась я, уже свесив с края кровати босые ноги. Меня слегка потряхивает от раскалившейся обстановки и нагнетающего разговора, но это шанс расставить все точки в каждом предложении. Дубровский хохотнул, придя в изумление от моего боевого настроя, и, хотя я мало вникала в суть, я честно готовилась занять высшие позиции во главе отцовской империи. Была согласна работать бок о бок с Дубровским, даже если бы мы не стали тем, кем являемся сейчас.

— Наследница, я и не спорю, Вика, но, вот твоя мать считает иначе. И к тому же, я удивлен, что ты до сих пор не знаешь о наличие родной сестры, — выпаливает, обескураживая меня новостью. Я в шоке. Уставившись на мужчину, я трясла отрицательно головой, едва шевеля губами, проговаривала слово «нет».

— Костя, что ты такое говоришь, — нервно хохотнув, я соскочила. И мне было все равно, что я стояла перед ним абсолютно голая. Я хотела только одного, понять, что вообще происходит у меня под носом. Дубровский прошелся по мне голодным взглядом, задерживаясь на груди, а потом на лобке. Выдохнув, он тоже поднялся, затем скрылся в ванной, оставив совершенно одну в гордом одиночестве. Я обняла саму себя, не ожидав такого поворота, который занес нас чёрте куда. В дебри, твою мать! Через пару минут Дубровский вышел, неся в руках белый, махровый халат. Быстро накинул его мне на плечи, обнял, притянув крепко к груди.

— Вика, у твоего отца была любовница. Ваша повар в доме, — уточняет, поглаживая по спине своей теплой ладонью.

— Нина Степановна не могла ею быть, — не унимаюсь, отказываясь верить в этот бред. — Костя, ты что-то путаешь, ну сам подумай, — стараюсь улыбнутся, чтобы он ответил мне тем же. Но Костя не пробиваем. И только сейчас вся реальность обрушивается на меня самым тяжелым кирпичом по голове. Картинки перед глазами сменяются одна за одной, будто в мозгу включился ускоренный режим перемотки в прошлое, где мы с Мирославой вдвоем — как сестрички, бегаем в саду, и папа целует нас обеих, даря любовь каждой из нас. Когда мы обе в парке, и опять с нами мой, нет — наш, папа, который вырвался на выходные, чтобы отвезти своих дочерей на экскурсию. Следом идут дни рождения, где опять всюду мы вместе. Но нет ни мамы, ни Нины Степановны, будто им было запрещено разделять идиллию, или иллюзию. Как угодно назвать, если все же это имело место быть, а не мое воображение. Слезы жгут глаза, и я от отчаяния закричала, стуча по груди Дубровского кулаками. И Костя принимал мою боль, разделяя ее. Разделяя предательство моей семьи по отношению ко мне.

— Вика, успокойся, — утешает, целуя в висок. Он покачивается из стороны в сторону, будто убаюкивает нас двоих. И в его объятиях мне действительно становится проще переносить весь кошмар. Ощущая его тепло, что согревает снаружи, я закрываю глаза и глубоко вздыхаю. — Это малое, что тебе известно, — снисходительно подмечает, маскируя слова в косой улыбке.

— Боже, — вырывается возглас, — не говори, что я вообще не их дочь, потому что ведь поверю в это, — попыталась тоже отшутиться, всё еще пребывая в каком-то помутненном состоянии. Как будто кошмар переселился в реальность, заменяя ту адскими событиями.

— Нет, Вик, не надейся, — ухмыляется, и я тоже хохотнула. — Ты законная наследница, как и Мирослава.

— Мама знает, — произношу, не прося подтверждения, хотя Костя кивает.

— Знает, и манипулирует тобой. И мной, — со злом высказывается. Я чувствую, как это утомило Дубровского, но отчего-то мужчина не мог преодолеть препятствие, хотя ему любая гора — не конкурент.

— Ты должен развестись с ней как можно скорее, — в моем голосе слышится не просьба, а практически приказ, и потому Дубровский ласково провел по нижней губе, замечая мне мой боевой настрой против матери. И я пойду против нее, а сначала поговорю, чтобы убедиться и послушать ее точку зрения.

Так учил отец.

Папа, почему ты мне ничего не рассказал… почему молчал, что Мира моя сестра, и всю сознательную жизнь она прислуживает мне… почему все так сложилось…

— Вообще, — Дубровский расслабил хватку, и снова отошел от меня. Я сама присела опять на кровать, закутываясь в полы халата, — документы на развод были поданы в тот момент, как только брак был официально оформлен. Но загвоздка в том, что Евгения обманом вместе с шавкой в моей компании подменили брачный договор, и теперь в случае развода она получает все мои акции. Этого я допустить не могу, Вика, — Костя качает головой, продолжая ходить по комнате туда-сюда.

— Сука, — вырывается ругательство, и я устала сдерживать себя в эмоциях. Сама соскочила и понеслась… я проклинала мать… я желала ей чего угодно, но только не добра. Костя смиренно ждал, пока во мне весь вулкан не выкипит до последней капли лавы. И я была ему благодарна, что он дал мне возможность проораться. Остановившись, я топнула босой ногой, смахнув с лица уже подсохшие пряди. — Я покажу ей, кто в доме хозяин, — серьезно настроена на разговор с ней, и буду добиваться, чтобы мама выложила всё до последнего слова. Костя согласно кивнул, и вновь обнял меня, и я ответила взаимностью, смыкая руки в кольцо вокруг его талии.

— Только сначала убедись в верности своих действий, прежде чем пойдешь на таран, — проговаривает, напоминая мне опять-таки мудрые мысли моего отца. — Евгения не глупая женщина, и наверняка просчитала каждый шаг. Будь внимательнее, Вика, — предупреждает меня, пристально вглядываясь в мои глаза, не моргая. Ласково гладит по щекам, вытерая мокрые дорожки.

— Ты говоришь, как он, — сухо замечаю, и пока в моем сознании нет прощения отцу. Скрыть от меня то, что всегда было наяву. Дубровский просто вздохнул, уводя нас двоих из комнаты.