Дай умереть другим - Сергей Донской

Сложив ладошки под правой щекой, Светлана смотрела на угольки, догорающие в камине, и сердито думала, что Громов мог бы уделить ей побольше внимания. Разве она не заслужила этого, войдя в его положение и отказавшись от всяких попыток бегства? Вот она лежит себе, как настоящая пай-девочка, и даже не думает о том, чтобы выбраться из дома и раствориться во мраке, предоставив Громову самому решать его проблемы. Зачем ему Светлана? У него ведь есть верный Костечкин, который безмятежно похрапывает на топчане в кухне и в ус не дует, потому что усы у него, наверное, еще не растут. Охранничек! Да он даже не почешется, если Светлане вздумается прошмыгнуть к двери и выскользнуть наружу!

Представив себе, как она бредет по незнакомой местности совсем одна, в полной темноте, наполненной таинственными шорохами и промозглой сыростью, Светлана поерзала, устраиваясь поудобнее на выделенном ей ложе. Ее водворили сюда, как какую-то мебель, и забыли. А если ей страшно? Если она не привыкла спать одна? Если ее одолевают кошмары после пережитого стресса? Что тогда? Кто обязан о ней позаботиться? Конечно же, не Пушкин, потому что Пушкин здесь ни при чем. Ответственность лежала на мужчине, носившем совсем другую фамилию.

«Мы в ответе за тех, кого приручили» – вот лозунг, который следовало бы помнить Громову. Изречение помнилось Светлане по детской книжке. На одной из ее картинок были изображены зверюшки: котенок, щенок, черепашка и, кажется, ежик. Трогательные и совершенно беззащитные создания. Как сама Светлана.

Хлоп! Это взорвался в камине очередной уголек, заставив ее вздрогнуть уже в который раз за минувшие полчаса. Тресь! Это внес свою лепту рассохшийся шкаф в углу. Просто безобразие какое-то! Разве можно уснуть в столь нервозной обстановке! Да еще Костечкин выводит за стеной свои бесконечные рулады. Таким храпом, смахивающим на рычание дикой собаки динго, ничего не стоит перепугать брошенную на произвол судьбы девушку. А ведь она заслуживает совсем другого отношения. Всюду, где бы она ни появлялась в последнее время, мужчины принимались расхаживать гоголем, выпячивать грудь и распускать хвост. В чем же дело теперь?

Светлана порывисто села и опустила босые ноги на пол. Поплотнее закуталась в клетчатый плед. Встала. Бесшумно вышла из комнаты, повернула в темноте налево и, нащупав рукой перила, стала подниматься по лестнице. Холодные ступени под ее ногами сварливо поскрипывали: «Ку-уда, а?.. За-ачем?..»

«Это мое дело! – сердито думала Светлана. – Хочу идти наверх и иду. Не скрипучей лестнице указывать, что мне делать, а что нет».

«Зря-а! – голосили ступени под ее ногами. – О-ох, зря-а!»

Потом очень похожую песню завели половицы на втором этаже. Они тоже осуждали самоуправство гостьи, как будто заговорили на все голоса притаившиеся впотьмах старухи.

Светлана ускорила шаг, продвигаясь к смутно виднеющемуся во мраке дивану. Она уже сожалела о том, что явилась сюда, но повернуть обратно тоже не могла. Ее влекло вперед, как магнитом.

Громов, как выяснилось, еще не спал.

– Что-то случилось? – буднично поинтересовался он.

Светлана почувствовала себя воришкой, застигнутым на месте преступления. Она стояла посреди комнаты, закутанная в шерстяной плед, а Громов лежал на спине и, забросив руки за голову, выжидательно смотрел на нее. Здесь, наверху, оказалось гораздо прохладнее, чем возле прогревшегося камина на первом этаже, но от взгляда, направленного на Светлану из темноты, веяло еще более ощутимым холодом.

– Никак не могу найти свою зажигалку, – пожаловалась она, переминаясь с ноги на ногу.

– Возьми. – Громов безошибочным движением поднял с пола зажигалку и протянул ее Светлане.

Чтобы приблизиться, ей было достаточно сделать четыре коротких шажка, и она их сделала, а потом, вместо того чтобы забрать требуемое и удалиться, присела на краешек дивана.

– Страшно тут у вас, – сказала она.

– М-м? – Недоверчиво хмыкнувший Громов продолжал протягивать ей зажигалку.

– А сигарету попросить у вас можно?

– Пачка у тебя под ногами. Возьми… – Фраза казалась незавершенной. Подразумевалось: возьми и уходи.

– Вы всех женщин презираете или конкретно меня? – спросила Светлана, нервно щелкая зажигалкой.

– Разве можно презирать всех женщин? – удивился Громов, ставя на ее колени пепельницу. – С какой стати?

– Не похоже, чтобы вы их любили.

– И любить всех скопом тоже не обязательно. Я не сказал бы, что женщины этого заслуживают.

– А я? – Светлана прикрыла глаза и затянулась так порывисто, что рубиновый кончик сигареты удлинился сразу на сантиметр.

– Откуда мне знать? – пожал плечами Громов. Он тоже сел на диване и закурил, но чувства близости с ним от этого не возникло.

– Ну… – Пришел черед Светланы перейти на язык недомолвок. Попробуйте и оцените — вот что означало это короткое междометие.

– Ложись-ка спать, – буркнул Громов. В его зрачках отражались красные огоньки обеих сигарет, постепенно дотлевающих в темноте.

– Как скажете.

Отставив пепельницу, Светлана уронила плед и проворно нырнула под одеяло, которым был укрыт Громов. Это было проделано так неожиданно, что никто не успел удивиться: ни он, ни она сама. Но сердце Светланы было готово выскочить у нее из груди, а Громов продолжал курить, как ни в чем не бывало.

Воцарившееся молчание было пронзительным и невыносимым. Кожа Светланы, ощутившая прикосновение мужского бедра, покрылась мурашками. Так и не дождавшись встречного движения или хотя бы одного ласкового словечка, Светлана попросила:

– Скажите что-нибудь. Пожалуйста.

Прежде чем откликнуться на ее призыв, Громов тщательно затушил оба окурка и вытянулся на спине.

– Я не знаю, что тебе сказать, – признался он.

– А что вы обычно говорите своим женщинам?

– Ничего такого, чтобы это стоило помнить.

Светлана сдвинулась на несколько миллиметров вправо, чтобы соприкоснулись не только их бедра, но и плечи.

– А свою первую любовь вы хотя бы помните? Что, тоже лежали вот так и молчали?

– Нет, почему же. Были нежные признания и пылкие обещания. – Громов усмехнулся. – А закончилось все банальным триппером. Наверное, с тех пор меня и не тянет на лирику.

– Она вам изменила, да?

– Мы сами себе постоянно изменяем, так чего же нам ожидать от других?

– Как точно сказано, как верно, – прошептала Светлана. – Вы такой умный, такой опытный.

– Послушай, девочка, поделиться с тобой опытом я могу и завтра утром. – В голосе Громова послышалось легкое беспокойство.

Не позволяя ему отнять руку, которой она завладела, Светлана тихонько хихикнула:

– Не хочу ждать до утра. Делитесь со мной опытом прямо сейчас.

– Тебе мало того, что я уступил тебе половину одеяла?

– Мало. Я вам – себя всю. А вы мне – только половину, да и то какого-то паршивого одеяла. Нечестно.

– Ты-то сама ведешь себя честно? – возмутился Громов.

Он все-таки высвободил свою руку и убрал ее подальше от того места, к которому ее прижимала Светлана, но было поздно.

Она уже успела ловко прогнуться под одеялом, и теперь, чтобы избавиться от той нехитрой одежды, которая была на ней, оставалось лишь поочередно передернуть ногами. Что Светлана и сделала, прежде чем склониться над Громовым.

– Возьми меня. – Ее сомкнутые веки трепетали. – И не бойся сделать мне больно…

Прошло полчаса, потом еще столько же, потом еще один час, а может быть, два. Кто считал их, эти часы, минуты, секунды? Но всякий раз, когда к Светлане возвращалась способность мыслить более-менее связно, она вспоминала о том, что времени у нее остается все меньше, и снова спешила потерять голову, поскольку это был единственный способ не думать о завтрашнем дне.

На исходе ночи сил у нее осталось ровно столько, чтобы прошептать:

– Не отдавай меня им, Громов. Никому не отдавай.

Она уснула раньше, чем договорила до конца, и улыбнулась, словно услышала в ответ: «Хорошо. Я тебя никому не отдам, ни за что, никогда».

На самом деле Громов молча курил, глядя в окно напротив, и нежности в его глазах было не больше, чем в занимающемся снаружи рассвете.

Глава 13

Это он, это он, твой кавказский компаньон!

1

– Лучше бы вы прямо на месте сдохли! – прошипел Сосо. – Все четверо. Не пришлось бы тратиться на всяких медиков-педиков.

Врач, заканчивавший бинтовать Зураба Свангадзе, втянул голову в плечи. Уже заштопанные и перевязанные бойцы беспокойно заерзали на своих матрацах. Затхлый подвал – не лучшая замена больничной палате. А разъяренный Сосо – и вовсе не подарок. Спустившись вниз, он первым делом забрал у хирурга блестящий инструмент, напоминающий вязальный крючок, и собственноручно пошуровал им в ране Вахтанга якобы с целью извлечь оттуда пулю. За минувший час бедняга оклемался, но не слишком радовался этому обстоятельству. Потому что за спиной Сосо маячил угрюмый Гоги, который и голыми руками мог причинить такую боль, что его жертвы порой седели прямо на глазах. Чеченская школа.