Тарантул - Герман Матвеев

– Сейчас открою.

Женщина прикрыла дверь, сняла цепочку, снова открыла.

– Входите.

Сержант вошел в квартиру. Пока женщина возилась с целой серией замков, глаза его привыкли к темноте и он успел разглядеть широкий коридор, заставленный всевозможными вещами, несколько дверей по сторонам и эту высокую седую женщину в домашнем халате.

– Идите за мной, – сказала она и, не оглядываясь, пошла вперед.

Большая комната была обставлена хорошей старинной мебелью, правда покрытой слоем пыли и копоти. Посреди комнаты стояла «буржуйка». Трубы от нее, подвешенные на проволоке, выходили прямо в форточку.

Женщина достала из шкафа черную шкатулку, поставила на стол и, молча указав на нее пальцем, села на ближайшее кресло.

– Это она и есть? – спросил сержант. – Замочек тут висит. Хитрый замочек. Ну что ж, попробуем открыть.

С этими словами он поставил автомат на предохранитель, снял его с плеча и, положив на стол, занялся замком. Четыре шестигранные гаечки свободно вращались под планкой, куда входила дужка замка. На каждой грани была выбита цифра. Для того чтобы освободить дужку, следовало поставить гаечки в такое положение, чтобы образовалось четырехзначное число. Сержант уверенно поставил гайки и, словно показывая фокус, отделил планку от дужки.

– Алле-оп! Извольте радоваться…

Женщина внимательно следила за каждым движением сержанта и, когда он открыл замок, встала.

– Хорошо. Жить вы будете пока в этой комнате. А теперь… Идемте за мной. Он дома. Оружие оставьте здесь, – сказала она, заметив, что сержант потянулся за автоматом.

Какой-то момент сержант колебался, но, видя, что женщина, не оглядываясь, направилась к двери, быстро пошел за ней.

В другой комнате, куда они вошли, предварительно постучав, было совсем темно. Окна завешены шторами затемнения. Как только сержант переступил порог, с двух сторон его схватили за руки. Ярко загорелся электрический свет, и сержант увидел трех мужчин. Один из них, стоявший посреди комнаты с направленным на него пистолетом, был в штатском, двое других, державших его за руки, – в форме лейтенантов МГБ*.

– Спокойно, без паники! – предупредил Маслюков. – Цацкаться с тобой мы особенно не будем. Если начнешь рыпаться…

– А кто вы такие? – сильно побледнев, спросил сержант.

Он еще не верил, что попал в засаду, и надеялся на благополучный исход.

– Все, все… Отвоевал, хватит, – сказал Маслюков, подходя к сержанту.

Спрятав пистолет в карман, он приступил к обыску. Бесцеремонно выворачивал карманы, разглядывал отбираемые вещи и складывал их в вещевой мешок.

– Что, не нравится? – спросил один из лейтенантов. – Не ожидал? Этому вас не учили там… на курсах в Германии?

– А что вы со мной сделаете?

– Демобилизуем, – сказал Маслюков. – Вчера пришел приказ о вашей демобилизации.

– Расстреляете?.. А ну, стреляй сейчас! Все равно один конец, – сказал он, пытаясь вырваться.

– Тихо, тихо! Пристрелить тебя нетрудно. Рука не дрогнет, не беспокойся. Сначала надо посмотреть, кто ты такой и откуда.

Между тем женщина пошла в первую комнату, посмотрела поставленный сержантом номер, записала его в блокнот и снова закрыла шкатулку, смешав цифры на замке. Затем, захватив автомат, вернулась назад.

* * *

Через три часа против дома на Васильевском острове, куда вошел сержант, остановился Мальцев. Если бы Иван Васильевич видел его в этот момент, он сделал бы следующее заключение: Тарантул нервничает.

Только что Мальцев побывал на кладбище, спускался в склеп, прочитал последние германские сводки с фронта, проверил готовность своих людей, но, несмотря на это, нервничал. Казанков исчез и никаких следов не оставил. Шарковского посадили в тюрьму по уголовному делу. Подкрепление не прибывало.

Тарантул смутно чувствовал, что какая-то посторонняя сила вмешивается и расстраивает его планы. Но что это за сила? Он еще не допускал мысли о действиях советской контрразведки. Нет, оснований для такого вывода не было. Военные неудачи, отступление на фронтах – вот причина. Агенты не верят в победу… Казанков, конечно, сбежал. Шарковский – хитрая лиса. Он умышленно сел в тюрьму – с намерением переждать…

Сегодня, в пятницу, должен прибыть под видом воина Красной Армии один из агентов-исполнителей. Приехал ли он? А если нет, то надо выяснить, почему задержался.

Лынкис Адам, отпрыск прибалтийских баронов, давно заброшен в Ленинград и работает все время отлично. У него радиопередатчик, и к нему должны сейчас являться люди с той стороны. С Лынкисом Тарантул виделся на третий день своего приезда, дал указания, сообщил телефон Завьялова и условился о новой встрече после прибытия сержанта.

Под аркой ворот дома сидела женщина с красной повязкой на рукаве. Если бы Мальцев не задержался или сделал вид, что ищет номер нужного ему дома, он бы вошел под ворота и поднялся к Лынкису. Но сейчас, встретившись взглядом с дежурной, он понял, что упустил удобный момент. Женщина видела его бесцельно стоящим на улице и могла заподозрить… В чем? Взвинченные нервы обостряли мнительность, а встревоженный мозг – плохой советчик. В каждом советском человеке он видел врага.

Приход Мальцева на квартиру к Лынкису Иван Васильевич предусмотрел, и Маслюков со своей группой знали, что надо делать, если Тарантул явится туда.

Но Тарантул не вошел. По каким-нибудь не зависящим ни от кого причинам агент мог задержаться, и он решил, что лучше всего подождать телефонного звонка, как они и условились. В крайнем случае, чтобы не рисковать самому, к Лынкису послать кого-нибудь другого.

Медленно надвигались сумерки, когда Мальцев оказался на набережной. Неподалеку от моста Лейтенанта Шмидта он увидел на берегу группу юношей в бушлатах. Возле гранитной стенки стояла землечерпалка, а на ней происходило что-то такое, что вызывало большое оживление среди курсантов. Мальцев подошел к ним и увидел, как из кочегарки и машинного отделения землечерпалки вылезали сильно перемазанные, засаленные ребята.

– Эй, Колька! А тебя не узнать. Ты все масло себе на штаны перевел?

– А глаза-то, глаза-то как он подвел! – кричали с берега, сопровождая хохотом каждую фразу.

– Петя! Ты из своей робы борщ свари – жирный будет!

– А сам-то давно ли с живота солидол* соскреб?

– Сашка! – кричал с землечерпалки коренастый паренек. – Иди сюда, я твой рыжий чуб перекрашу. Брюнетом будешь!

– Эй, вы! Нельзя на палубе сорить!

Мальцев некоторое время наблюдал. Он знал, что здесь поблизости находится училище Балттехфлота, где занимался Коля Завьялов.

– Что это они так перемазались? – спросил он, трогая за рукав одного из курсантов.

– В кочегарке… На консервацию ставят, – ответил тот, взглянув через плечо на солидного мужчину.

– Вы из Балттехфлота?

– Да.

– Здесь учится один мой друг, Коля Завьялов. Знаете?

– Конечно, знаю.

– Это не он, вот тот, замасленный?

– Нет. Он, наверно, уже домой утопал.

– Ах так. А я подумал, что и он такой же чумазый.

– Ну что вы. Он штурман, а у них работа почище. Это всё механики, – сказал курсант и вдруг со смехом закричал во весь голос: – Гоша, Кашалот, ты бы сажу с ушей стряхнул немного… Ну и рожа!

– Они что, закончили работу? – спросил Мальцев, когда тот успокоился.

– Ну что вы! Это они наверх погреться вылезли, – пояснил паренек и, завидев приближающегося к группе очень высокого опрятного юношу, прибавил: – Вон Колькин кореш идет. Эй, Крошка! Иди сюда! Вот гражданин твоим корешком интересуется.

– А что?

– Да просто так, – сказал Мальцев. – Спросил, нет ли среди этих чумазых ребят Коли Завьялова.

– Он уже уехал на завод.

– Почему на завод?

– Он там живет с отцом и сестренкой.

– Так ведь Сергей Дмитриевич, насколько мне известно, в командировке? – настороженно спросил Мальцев.

– Да. Он в Москве.

– Почему же Коля на заводе?

– Я же вам сказал, что они временно там живут, на казарменном положении, – квартиру у них бомбой тряхнуло.

– И вы это точно знаете?

– Точно, – с некоторым недоумением, но уверенно ответил юноша. – Я вчера у него был.

– И Аля там живет?

– Ну, ясно, там.

– Странно… – вырвалось у Мальцева.

– А что тут странного?

– Да ничего… так просто. Мне говорили, что Сергей Дмитриевич живет на старой квартире.

– Вообще-то да, но сейчас пока переехали на завод.

Несколько минут Мальцев стоял среди курсантов, не обращая внимания на шутки и смех. Затем повернулся и решительно направился домой.

33. ОБЛАВА

Почти три года с наступлением темноты не вспыхивают яркие фонари на улицах Ленинграда, не освещаются витрины магазинов, не зажигаются рекламы, люстры в домах, и со стороны можно подумать, что жизнь в городе замирает.

Несмотря на темноту, немцы стреляют и по ночам, но это давно никого не смущает. Ленинград живет, трудится, набирается сил и готовится к ответному удару. Где-то в штабе разрабатывается план наступления, и все чувствуют, что час освобождения приближается, что кто-то пишет уже секретные приказы и начинается перегруппировка войск. Ленинградцы видят на улицах танки, «катюши», новые пушки. Они научились безошибочно определять, какие боеприпасы перевозят на грузовиках, какие типы авиабомб отправляют на аэродромы.