Обратная сторона успеха - Сидни Шелдон

– А ты пойдешь со мной?

– Еще бы! Я хочу видеть тебя на этой сцене.

Двадцатая церемония награждения премиями Академии киноискусства проходила в «Шрайн-аудиториум». В то время церемонию не показывали по телевидению, зато освещали двести радиостанций Эй-би-си и радиосеть вооруженных сил. В зале было полно народа. Мы с Доной заняли свои места.

– Нервничаешь? – спросила Дона.

Я покачал головой. Этот вечер принадлежал одному из сценаристов, который получит «Оскара». Я же только зритель. У меня нет причин нервничать.

Церемония началась. Лауреаты выходили на сцену, чтобы принять «Оскара». Я спокойно сидел, наслаждаясь красочным зрелищем.

Наконец очередь дошла до наград за лучший оригинальный сценарий. Джордж Мерфи, актер, игравший главные роли во многих киномюзиклах, объявил:

– Номинанты премии: Абрахам Полонски за «Тело и душа»… Рут Гордон и Гарсон Кэнин, «Двойная жизнь»… Сидни Шелдон, «Холостяк и малолетка»… Чарлз Чаплин, «Месье Верду»… и Сержио Амидеи, Адольфо Франси, Чезаре Джулио Виола и Чезаре Дзаваттини за «Чистильщика обуви».

В зале стало тихо. Мерфи распечатал конверт.

– И победитель… Сидни Шелдон! «Холостяк и малолетка»!

Я словно примерз к креслу. Любой номинант, если он не полный идиот, додумался бы приготовить речь на всякий случай. Я же не приготовил ничего. Совсем ничего!

Джордж Мерфи снова назвал мое имя:

– Сидни Шелдон!

– Иди же, – прошипела Дона, толкая меня локтем.

Я словно в тумане поднялся и, спотыкаясь, пошел к сцене под аплодисменты публики. Мерфи пожал мне руку:

– Поздравляю.

– Спасибо, – выдавил я.

– Мистер Шелдон, в интересах науки и вечности не соблаговолите ли рассказать, откуда вы взяли столь оригинальную идею?

Как я мог не приготовить ничего? Хотя бы что-то!!!

– Э… ну… когда-то я жил в Нью-Йорке… и… там… было много… модных девушек. Наблюдая за ними, я и решил сделать картину… и, кажется… получилось…

Я и представить не мог, что способен молоть подобную чушь! Я чувствовал себя дураком!

Все-таки мне удалось настолько взять себя в руки, чтобы поблагодарить актеров и Ирвина Райса. Подумал и о Доре Шари. Стоит ли упоминать его имя? Он вел себя позорно, и я был зол на него. С другой стороны, он был сопродюсером фильма.

– …благодарю Дора Шари, – добавил я, после чего взял своего «Оскара» и почти свалился со сцены.

– Какой ты счастливчик, – прошептала Дона, когда я добрался до своего места. – Как себя чувствуешь?

Как я себя чувствовал? В жизни не испытывал такой депрессии! Казалось, я что-то украл у людей, действительно заслуживших эту награду. Я чувствовал себя самозванцем.

Церемония продолжалась, но для меня происходящее на сцене слилось в одну сплошную массу. Ричард Колман, держа «Оскара», говорил о «Двойной жизни». Лоретта Янг благодарила всех за «Дочь фермера». Все это тянулось бесконечно. Мне не терпелось выбраться из зала. В ночь, которая должна была стать счастливейшей в моей жизни, хотелось покончить с собой.

«Я должен пойти к психиатру. Со мной что-то неладно», – подумал тогда я.

Психиатра звали Джад Мармер. Мармера рекомендовали мне друзья, которые консультировались у него. Я знал, что многие пациенты доктора имели отношение к шоу-бизнесу.

– Чем могу помочь, мистер Шелдон? – спросил Джад Мармер, громоздкий мужчина с серьезным лицом, серебристыми волосами и проницательными голубыми глазами.

Я вспомнил, как убежал от психолога в Северо-Западном университете.

– Не знаю, – честно сказал я.

– Почему вы пришли ко мне?

– У меня проблема, и я не представляю, в чем она заключается. Работа на «МГМ» мне нравится. Я получаю немало денег. Несколько дней назад получил «Оскара», и все же… – Я пожал плечами. – Я несчастлив. Угнетен. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы прийти сюда, но все же я тут. И… что дальше?

– Понятно. И часто вы страдаете от депрессии?

– Иногда. Как все. Возможно, я зря отнимаю у вас время.

– Ничего. Времени у меня много. Расскажите, что угнетало вас в прошлом.

Я подумал о том, когда вместо радости ощущал тоску, и о том, когда вместо тоски едва не прыгал от радости.

– Видите ли, когда я жил в Нью-Йорке, один песенник, Макс Рич… – начал я.

Я говорил, а он слушал.

– Вам никогда не хотелось покончить с собой?

И ты меня не остановишь. А если и остановишь, я все равно сделаю это завтра…

– Хотелось.

– Чувствуете свою никчемность?

– Да.

– Понижена самооценка?

– Да.

– Считаете, что не заслужили свой успех?

Он читал мои мысли!

– Да.

– Угрызения совести?

– Да.

– Простите… – Он нажал кнопку переговорного устройства. – Мисс Купер, попросите следующего пациента немного подождать.

По моей спине прошел холодный озноб.

Доктор Мармер повернулся ко мне:

– Мистер Шелдон, у вас маниакально-депрессивный психоз.

Меня буквально передернуло.

– И что это означает?

– Отклонения в психике, сочетающие элементы мании и депрессии, когда настроение резко изменяется – от эйфории до отчаяния. Словно между вами и окружающим миром существует тонкий экран. Так что в каком-то смысле вы чужак, пытающийся проникнуть в нашу обычную жизнь.

У меня пересохло во рту.

– И насколько это серьезно?

– Маниакально-депрессивный психоз может производить опустошающее действие на людей. От него страдают не менее двух миллионов американцев. Один на десять семей. По какой-то причине болезнь чаще всего поражает именно артистические натуры. Примерами могут служить Ван Гог, Герман Мелвилл, Эдгар По, Вирджиния Вулф и многие-многие другие.

Лучше мне от этого не стало. В конце концов, это их проблема!

– И долго придется лечиться? – спросил я.

Доктор помолчал.

– Средств от этого нет, – признался он наконец.

– Что?! – в панике завопил я.

– Самое большее, что мы можем сделать, – попытаться замедлить развитие болезни медикаментами, но… – Он помолчал, потом продолжил: – Беда в том, что иногда возникают крайне неприятные побочные эффекты. Приблизительно один из пяти больных рано или поздно кончает жизнь самоубийством. От двадцати до пятидесяти процентов предпринимают хотя бы одну попытку самоубийства. Из тридцати тысяч самоубийств в год большая часть совершается больными маниакально-депрессивным психозом.

Мне становилось трудно дышать.

– Видите ли, есть различные формы болезни, – продолжал доктор Мармер. – Некоторые люди способны продержаться недели, месяцы и годы без резких перепадов настроения. У них периоды нормального настроения длятся довольно долго. Этот тип болезни называется «эвтимия». По-моему, у вас именно эта форма и есть. К сожалению, как я сказал, полного излечения добиться невозможно.