Суд Линча - Андрей Троицкий

И тут Денисов увидел Ткаченко. Тот приближался странной прыгающей походкой. Похоже, Создатель сделал ему ноги не из плоти и костей, а из резины. Денисов усмехнулся этой мысли, разглядывая нескладную костистую фигуру Ткаченко, съежившегося в кургузом сером пиджачке и синих брючках. Черт возьми, до чего себя довел этот тип, а ведь он ровесник Денисова.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Прошу прощения, опоздал.

Первый раз Денисов увидел Ткаченко абсолютно трезвым. Роман немного посвежел, спала похмельная одутловатость лица.

– Здесь стоять нельзя, а ты где-то ходишь, – Денисов облегченно вздохнул, хорошо хоть Ткаченко вообще пришел. – Полезай в машину.

Ткаченко потянул за ручку, неуклюже забрался на переднее сиденье и хлопнул дверцей. Денисов сел за руль и перед тем, как тронуть с места, зябко передернул плечами и потер одна о другую ладони.

– Ну и холодина сегодня, – Денисов обрулил микроавтобус. – Жду тебя, как девушку. Такое впечатление, что эта работа мне нужна больше, чем тебе.

– Извините, я с этим переездом к сестре совсем затыркался, – Ткаченко тяжело вздохнул. – Сейчас лежат на полу эти узлы, как на вокзале. А из тех денег, что вы мне за комнату заплатили, я сразу ей четвертую часть отсчитал. По честному. Она ахнула. Ясное дело, сестра таких денег отродясь в руках не держала, затряслась вся. Она мне все талдычила: тебя обманут с продажей этой комнаты. Жилье у тебя отнимут и тебя подпоят, а когда утром проснешься, протрезвеешь, шиш в кармане найдешь.

– Ты паспорт с собой взять не забыл? – оборвал Денисов болтовню. – А то проездим только попусту.

– Паспорт первым делом взял, – Ткаченко полез во внутренний карман пиджака, пошарил там ладонью, но документы не вытащил. – И военный билет тоже взял. Мало ли что, при оформлении на работу спросить могут.

Ткаченко сунул в рот и прикурил от спички сигарету. Салон наполнился голубым вонючим дымом.

– Сестра теперь на меня другими глазами смотрит: богатый человек. Она просто обалдела, когда такие деньги увидела. Но я не собираюсь ей на шею садиться. Она тоже человек, у неё своя жизнь должна сложиться. Только сестра одно условие поставила. Говорит, если жить в моей квартире станешь, тогда с пьянством завязывай. Это её условие.

Денисов слушал в пол-уха. Он думал, сегодня удачный день, начался удачно, значит, все задуманное должно получиться.

– С тем, что мне лечиться надо, я согласен, – Ткаченко бросил окурок на дорогу. – Честно вам скажу, кроме этого дела ничего в жизни хорошего не видал. А теперь надо завязывать. А то, может, когда придется писать автобиографию. Чего я там напишу? Вся жизнь в одну строчку влезет: родился и пью. Как думаете, получится бросить?

– Не знаю, не пробовал.

– Вашей тетке не очень моя комната понравилась, я заметил, – сказал Ткаченко, неожиданно меняя тему разговора. – У неё был такой грустный вид, когда она переезжала. Ведь она одна там станет жить, без вас, так я понял?

Денисов молча кивнул. Выехав из города, он не стал прибавлять скорость, позволяя другим машинам легко обгонять свою, теперь спешить уже некуда. Солнце, выглянув на минуту из-за низких туч, пропало где-то за лесом. Ткаченко замолчал и уставился на серое полотно дороги в полосках свежей разметки.

– Вы мне лучше расскажите, что это за работа такая за городом? Вы тогда сказали по телефону, хорошая работа, большие деньги платят, нужен свой человек. Я и клюнул. Потом, правда, прикинул: на хрена попу гармонь? Деньги у меня на книжке есть, а непыльную работу я и в городе найду, если приспичит. Потом решил, что от меня не убудет, если я съезжу посмотреть. Тем более, вы говорите, они жилье дают служебное.

– Вот именно, жилье дают, – Денисов не отрываясь смотрел на дорогу, – а это для тебя сейчас самое главное, первое дело, жилье.

– Так что же это за работа? Может, меня и не возьмут туда?

– Возьмут, – Денисов повернулся к Ткаченко и подмигнул ему. – Когда я рекомендую человека на место, его туда берут без всяких яких. А работа… Ну, как тебе сказать, в общем, не переломишься. Это по хозяйственной части, но без материальной ответственности. Не бей лежачего называется. Подсобное хозяйство Академии наук плюс небольшой домик с удобствами для отдыхающих. Там всякие шишки из начальства останавливаются. Приезжают отдохнуть на природе, с удочкой на пруду посидеть. Там вырыли пруд шикарный, мальков зеркального карпа пустили. Там его за год столько развелось, теперь не знают, чего с этой рыбой делать.

– А возьмут меня? – снова спросил Ткаченко.

– Я же тебе уже отвечал. У меня знакомый мужик директор этой богадельни. На днях мы с ним виделись по делу. Он спросил: нет у тебя человека ко мне на хозяйственную работу? Не обязательно чтобы с образованием или опытом, главное, своего, проверенного, не жулика. А то последнего с этой должности за воровство согнали. Вагонами добро вывозил, все, что под руку попадет. Привлекать не стали – пятно на коллектив. Вот он и спрашивает, нет ли у меня знакомого порядочного человека. Я сразу о тебе вспомнил. Говорю, есть такой знакомый, но у него опыта мало. Ничего, говорит, главное, чтобы не воровал.

– За это не беспокойтесь, никакого воровства.

– Да, ты уж меня не подведи. А там годик поработаешь, закрепишься и сориентируешься по обстановке. Может, где что и прихватишь лишнее. В общем, на месте разберешься. Ты сестре насчет своего нового трудоустройства что-нибудь говорил? Наверное, похвастался, не удержался?

– Что я раньше времени языком чесать стану? – Ткаченко фыркнул. – Сказал, что уезжаю с приятелем за город дня на два-три. Она только спросила: от чего тебе отдыхать?

– Там, в бардачке полбутылки коньяка, – сказал Денисов. – Хлебни, если жажда совсем замучила.

– Мне ж к начальству идти, представляться, – на лице Ткаченко отразился процесс мучительной борьбы с соблазном, таким близким и желанным. – Нет, не буду, все-таки к начальству идти.

– Начальство, ты уж скажешь, – Денисов ухмыльнулся. – Там директор мировецкий мужик. Рубль за сто даю, мы приедем, а он уже датый. Он считает, святое дело после рабочего дня.

– Значит, мой будущий шеф и сам не дурак по этой части? – он потянулся к бардачку, поднял крышку и вытащил початую бутылку коньяка с пластмассовой пробкой, он внимательно рассмотрел этикетку и, приложив горлышко к носу, принюхался, облизал губы. Ткаченко приложился к бутылке, пустив в неё несколько воздушных пузырей, крякнул и похвалил коньяк.

Денисов смотрел на дорогу и думал о своем.

* * *

Тетка, что теперь с ней станется? Что произойдет со старухой, когда ей сообщат о трагической гибели племянника Сережи? Два дня назад он поцеловал тетку в щеку и подхватил свои чемоданы. «Самолет через два часа, нужно спешить», – сказал Денисов, переступив порог теткиной комнаты и оглянувшись на неё в последний раз. «Езжай с Богом», – тетка хотела заплакать, но он не стал дожидаться слез. Спустившись к машине, он погрузил чемоданы в багажник. Он направился не в аэропорт, а в другой конец города, в район новостроек, где снял однокомнатную квартиру. Он заплатил хозяйке, старухе с жуликоватым взглядом, вперед за квартал. Хотя плата за скромное жилье оказалась высокой, он не стал торговаться, решив, что в этом районе люди плохо знают друг друга и не станут приглядываться к новому жильцу. Этого-то ему и надо.

В первую же ночь Денисов понял, что с квартирой ему не повезло. Долго топали соседи наверху, затеявшие к ночи перестановку мебели, под раскрытым настежь окном гомонили за врытым в землю столом доминошники. Лаяли собаки, как в деревне. Нужно было выбрать квартиру не на втором этаже, а, по крайней мере, на десятом, – решил Денисов и с этой мыслью забылся сном. Но спал недолго. Мужик и женщина наверху, видимо, решили сделать перестановку мебели, вбить в стену пару гвоздей и до конца дособачиться друг с другом. Денисов постанывал и ворочался на короткой для его роста жесткой софе, принадлежащей старухе хозяйке.

Перед тем как получить свои деньги и убраться из квартиры, хозяйка долго смотрела на Денисова своими черными жиганскими глазами и со слезой просила эту софу, новую, на последние деньги купленную, не пачкать. «Только уж вы её не пачкайте, – в десятый раз повторила хозяйка, позволившая себе одну-единственную улыбку лишь после того, как пересчитала доллары. – Не пачкайте, я ведь с пенсии софу покупала», – повторяла она, пятясь к двери. Старуха исчезла, оставив после себя крепкий неистребимый запах нафталина. Этот запах почему-то не выветривался, не выходил в распахнутые окна. Денисов ворочался, прислушиваясь к шумам наверху, софа поскрипывала. Он утешал себя тем, что человек привыкает ко всему на свете: несколько ночевок на новом месте, и он научится спать, как ребенок.

Денисов убаюкал себя этой мыслью и снова задремал, но уже через несколько минут открыл глаза. Голоса верхних соседей стихли, доминошники разошлись, но появился новый звук. Это был мужской голос, резкий, с неприятным металлическим тембром, адресовавший неизвестно кому бессвязные фразы вперемежку с проклятьями. Видимо, какой-то пьяница занял место за столом, только что оставленным доминошниками. «И кого ты прикармливаешь? Ты кобеля этого прикармливаешь? Его, да? А моя жрачка где? Черт побери, мать твою… А он жрать горазд, только дай…» В ночной тишине казалось, что голос звучит над самым ухом, а идиотские вопросы адресованы ему, Денисову. Он заворочался и произнес вслух: «Господи, дай мне терпения». «Я, в конце концов, тоже не должен всю жизнь мучиться», – отчетливо сказал голос на улице. Денисов поднялся с софы и закрыл окно.