Земля. Тайная история драгоценных камней - Виктория Финли

Но вернемся к Вилли Хатчисону. На следующее утро его отец Джим вместе с компаньонами на верблюдах отправились на поиски воды, оставив подростка в лагере, а когда вернулись, то страшно перепугались. Джим вспоминал: «Лагерь был пуст, причем, судя по остывшему пеплу, уже много часов. Я, разумеется, занервничал и решил развести костер, который был бы виден отовсюду». Пока Джим собирал дрова для костра, как ни в чем не бывало вернулся Вилли и первым делом спросил отца, нашли ли они воду. Услышав отрицательный ответ, он воскликнул: «Ха, папа, я тебя обскакал!»

Оказывается, мальчик не только нашел воду, но наполнил мешок из-под сахара светлыми сияющими камнями, которые гордо высыпал на землю. Они-то и положили начало опаловой лихорадке. Буквально за несколько месяцев сюда стеклись сотни старателей, а потом к ним присоединились еще многие бывшие участники Первой мировой, быстро приспособившие свои навыки рытья траншей для выкапывания пещер, призванных защитить их от другого злого врага — солнца.

Сначала новый прииск назывался скучно — в честь все того же Стюарта, но в 1920 году, когда о преуспевающей деревушке напечатали статью в газете, ассоциация поселенцев придумала ей новое, более звучное имя. «Купа» и «пити» (так это тогда звучало) — слова, заимствованные из двух разных языков австралийских аборигенов; изначально это сочетание значило «водная лунка мальчика» и содержало намек на историю Вилли Хатчисона. Но Вилли погиб в возрасте двадцати лет, причем в этой самой «водной лунке», утонул, когда ногу свела судорога, так что у названия появилась отрицательная коннотация. Сейчас туристам рассказывают, что «Кубер-Педи» означает «нора белого человека», и многие жители чрезвычайно гордятся подобным объяснением.

Белли и Цветти

Вечером, на обратном пути в свой подземный отель, я услышала два выстрела, затем чей-то смех, а потом крики. Да уж, Кубер-Педи соответствовал своей дурной славе.

На следующее утро я отправилась на встречу со старожилами — Дон Джонс и ее другом Питером Батлером. Дон живет в Кубер-Педи с 1975 года, тогда соотношение мужчин и женщин здесь составляло сто к одному. Первого ребенка она родила, когда ей еще не исполнилось двадцати, а потом произвела на свет еще пятерых. Младшие до сих пор все еще жили с ней: боролись за место под солнцем с собаками, спасали кенгуру и опоссумов. А еще в этом доме держали двух бородатых ящериц с чисто местными кличками Белли и Цветти. (Как объяснила Дон, их питомцы получили свои имена в честь двух разновидностей опалов: если помните, на жаргоне старателей их именуют «белила» и «цветные».)

Когда мы вошли в бунгало, две девочки-подростка ссорились, выясняя, кто позволил кенгуру справить нужду в корзину для грязного белья. Они собирались на скачки на прииски за двести миль к северу, и за ними вот-вот должны были заехать. Пока девочки подбирали с пола одежду, Дон и Питер рассказывали мне о Кубер-Педи: про обваливающиеся шахты, странные огни, которые висят над городом после заката солнца, словно НЛО, и про парня по прозвищу Пулемет Джо, отстрелившем себе руку. А как-то раз, сказала Дон, венгерский старатель пришел к ней под окна с привязанной к руке взрывчаткой и начал орать, что кто-то украл его женщину. Детство этого парня прошло в цирке под Будапештом, и он прославился своими пиротехническими шоу, поэтому все решили, что это просто спектакль.

— Но он запустил детонатор, динамит взорвался, и этот венгр разлетелся по всему моему дому, я потом целую неделю не позволяла собакам лизать меня, поскольку знала, что они могли сожрать.

В историях фигурировали «венгерский клоун», «латышский охотник за крокодилами», «чокнутые немцы». Многие из старателей были иммигрантами первой волны из Европы. Австралийские города воплощали мечты иммигрантов — свободу, шанс на быстрое обогащение, возможность работать на себя, а не на дядю. Ну просто современная версия рассказа о Ионии: все они предпочли жизнь на чужбине, но с опалами жизни на родине без них. Кроме того, добыча опалов не требовала особых вложений. Сотни людей приехали в Кубер-Педи полные надежд, но с пустыми карманами, и кое-кому удалось разбогатеть.

Сейчас все стало серьезней. Хотя получить право на разработку участка можно по дешевке, но вот сами разведочные работы стоят дорого. Бурильные машины жрут по двести литров бензина в день.

— До начала пятидесятых годов, когда сюда впервые привезли гелигнит, у большинства старателей из оборудования были лишь кирки да лопаты, а еще корзинки и палатки, все долбили вручную, а теперь требуются инвестиции, — сказал Питер. — Надо вложить кучу денег.

Однако найти опал — это только полдела, ведь надо еще и продать его, поскольку, как заметил Питер, «опал ничего не стоит, пока вы не спрятали деньги в карман». Основные покупатели — китайцы из Гонконга, а они ведут переговоры очень жестко.

— Кто-то из старателей однажды сказал: дескать, если цены не поднимете, мы не будем продавать, а покупатели улыбаются, говорят: да без проблем, у нас запасы на несколько лет вперед.

В этот момент за дочками Дон заехал молодой человек на грузовике. У него в руках была бутылка пива.

— Дай ему в ухо, если будет за рулем пить, Дезри! — крикнула Дон на прощание. — Девочки, пристегнитесь!

Но дочки в ответ только отмахнулись.

— Ну… если что случится, они сами умеют водить, — уверенно сказала Дон, закуривая очередную сигарету.

Дублеты и триплеты

Семьи старателей населяют в основном окраины города, а дилеры живут прямо в центре. Тони Вонг ведет дела из большого дома на улице Хатчисона и живет в Кубер-Педи так долго, что ему даже не нужно ходить на шахты — старатели сами приходят к нему. Тони начинал огранщиком опалов в Гонконге и тридцать лет приезжал в Австралию в качестве покупателя. В 1970-х Гонконг стал центром обработки опалов, поскольку рабочая сила стоила там дешево.

— А теперь приходится посылать опалы на огранку в материковый Китай, — посетовал Тони, — в Гонконге это обходится слишком дорого.

Разные опалы отправляются в разные страны. Американцы и японцы приобретают камни самого высокого качества, но если первые предпочитают красные, то последние — синие и зеленые, «возможно, потому, что подобный оттенок напоминает яшму, которая традиционно очень ценится в Азии». В Великобритании опал никогда не пользовался особым спросом, отчасти, видимо, потому, что тысячи моих соотечественников, пусть даже и из бедных семей, купили себе в 1960-х годах практически за так билет в Австралию в один конец. В итоге «десятифунтовые англичане», как называли мигрантов, которым правительства Англии и Австралии организовывали транспортировку именно за такую сумму, отправляли опалы домой в качестве сувениров, поэтому даже сейчас опал в Великобритании считается «драгоценностью для рабочего класса».