Роковые огни - Элиза Вернер

— Еще одно, Адельгейда, — сказал он вскользь. — Принц Адельсберг почти не отходил от тебя сегодня; его ухаживание бросается в глаза.

— Ты желаешь, чтобы я отклоняла его любезность?

— Нет, я только попрошу тебя держать его на должном расстоянии, чтобы не давать повода к лишним пересудам. Я вовсе не намерен мешать твоему успеху в обществе. Мы не мещане, и в моем положении было бы смешно разыгрывать роль ревнивого мужа, который подозрительно смотрит на любой знак внимания, оказываемый его жене. Я предоставляю это твоему тонкому чувству такта, на которое всецело полагаюсь. — Он говорил спокойно, рассудительно и совершение равнодушно. В самом деле, его нельзя было упрекнуть в ревности; явный восторг молодого, красивого принца не внушал ему ни малейших опасений, он спокойно полагался на «чувство такта» своей жены. — Я пойду, отправлю телеграмму, — продолжал он. — С тех пор, как герцог здесь, в замок проведен телеграф. А тебе советую позвонить горничной; у тебя не совсем здоровый вид, вероятно, ты устала. Спокойной ночи!

Герберт вышел, но Адельгейда не последовала его совету и опять подошла к окну. Горькое, болезненное чувство заставляло подергиваться ее губы; никогда еще она не чувствовала так ясно как теперь, что для мужа она — только украшение, которым можно похвастать, жена, с которой обращаются всегда изысканно-вежливо, потому что с ней приобретено княжеское состояние, и которой так же вежливо отказывают в просьбе, хотя эту просьбу ничего не стоило бы выполнить.

Лес был окутан мраком; темным было и небо, на котором в промежутках между быстро бегущими облаками лишь изредка мерцали отдельные звездочки; и к этому мрачному ночному небу с мольбой и страхом было обращено прекрасное лицо, которое все привыкли видеть только с выражением гордого, непоколебимого спокойствия.

Адельгейда прижимала обе руки к груди, как будто чувствовала там острую боль. Ей хотелось бежать от темной силы, которая надвигалась все ближе, окружая ее все более тесным кольцом. Она искала защиты у мужа — напрасно! Он уезжал и оставлял ее одну, а тот, другой, с темными жгучими глазами, с мягким голосом, обладающим таинственной, неотразимой властью, — оставался! Ада! Это имя, которое он произносил так особенно, так пленительно, раздавалось в ушах Адельгейды, как будто ей нашептывал его призрак. Героиня «Ариваны» носила ее имя!

13

Наступил октябрь, и осень уже заметно давала о себе знать; деревья изумляли яркими красками, по утрам и вечерам стоял туман, ночами бывали даже заморозки, но дни почти всегда были ясные, солнечные.

За исключением первого большого вечера, собравшего в залах Фюрстенштейна всех окрестных дворян, и выездов на охоту, которые в это время года вызывали, разумеется, наибольший интерес, в замке не устраивали никаких особенных увеселений. Герцог и его супруга любили проводить время в небольшом кругу избранных и во время своих осенних выездов из столицы желали наслаждаться спокойствием и свободой, зато часто устраивали прогулки по лесистым горам верхом и в экипажах, а к столу ежедневно приглашали довольно много гостей.

Адельгейда была включена в этот тесный круг избранных; герцогиня, узнав, как ее золовка пыталась осложнить положение молодой женщины при дворе, постаралась вознаградить ее за это удвоенной любезностью и при всяком удобном случае приближала ее к себе. Герцог также уделял ей особое внимание, желая отличить посланника в лице его жены. Сам Вальмоден был еще в Берлине две недели, в течение которых он предполагал справиться делами, прошли, но о его возвращении еще не было и речи.

Одним из самых частых гостей в Фюрстенштейне был Эгон фон Адельсберг, а вместе с ним постоянно удостаивался чести получать приглашения и его друг Роянов. Пророчество принца сбылось: Гартмут появился на придворном горизонте подобно ослепительному метеору; все с восторгом следили за ним, и никому и в голову не приходило, что он будет следовать избитой колеей придворной жизни. По желанию герцогини он прочел свою «Ариану», и пьесу восприняли с триумфом. Герцог обещал поставить ее на сцене придворного театра, а принцесса София стала удостаивать поэта своей особой милостью. Окружающие, разумеется, последовали примеру высочайших особ.

Перед замком Родеков стоял охотничий экипаж принца, было еще очень рано. Эгон в охотничьем костюме вышел на террасу, разговаривая с управляющим, который шел за ним.

— Так и тебе захотелось посмотреть на охоту? — спросил он. — Ну, еще бы! Где есть на что поглядеть, там без Штадингера дело не обойдется! Мой камердинер тоже просил опустить его сегодня, я думаю, все население высыплет на место охоты.

— Да, ваша светлость, такое зрелище не каждый день увидишь, — ответил Штадингер. — Большая охота стала редкостью в ваших лесах. Охотиться, конечно, охотятся везде, но в большинстве своем лишь мужчины, как у нас, в Родеке, а без дам...

— Невыносимо скучно, — договорил принц. — Совершенно с тобой согласен! Однако до сих пор ты неблагосклонно относился женскому полу и сразу поднимал крик, как только в Родеке появлялась женщина, еще не достигшая совершеннолетия; неужели на старости лет ты обратился на путь истины?

— Я имел в виду придворных дам, ваша светлость. Придворные дамы могут оказать мне честь, заехав в Родек во время прогулки, пригласить же их на охоту я не могу, так как не женат.

— А почему ваша светлость до сих пор не женаты?

— Мне кажется, старина, ты тоже вбил себе в голову женить меня, как моя всемилост... как весь свет! — смеясь воскликнул Эгон.

— Не трудись напрасно, я не женюсь!

— Это нехорошо, ваша светлость, — нравоучительно сказал Штадингер. — Это даже не по-христиански. Брак — священный союз и дает человеку счастье. Ваш покойный батюшка был женат и я также.

— Ну, разумеется, и ты также! Ты даже дедушка прелестнейшей внучки, которую самым злодейским образом удалил из Родека. Когда Ценца вернется?

Управляющий счел нужным не расслышать последнего вопроса и продолжал развивать ту же тему:

— Их высочества герцогиня и принцесса София того же мнения. Вашей светлости не мешало бы подумать об этом.

— Ты так отечески увещеваешь меня, что я, пожалуй, подумаю. Что касается принцессы Софии, то она намерена приехать в Бухенек на место сбора охотников, и очень может быть, что она заметит тебя и поговорит.

— Очень может быть, ваша светлость! Их высочество всегда удостаивают меня разговором; они знают меня как старейшего слугу княжеского дома.

— Хорошо! Но если принцесса вздумает спросить о змеях и хищных животных, которых я привез с собой из путешествия, скажи, что они уже перевезены в другой замок.