Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

Рок-н-ролл тоже пришёл к нам именно в виде пластинок «на рёбрах». Лидер культовой группы 1970-х «Рубиновая Атака» Владимир Рацкевич рассказывал, что впервые услышал «Rock around The Clock» Билла Хэйли в 1961 году, когда ему было 11 лет, во дворе, в компании друзей, живших, как и он, в посёлке художников близ стадиона «Динамо»: «Это был „запрещённый” мир и „испорченные” друзья, да и сама эта музыка находилась в том же разряде, что и портвейн, сигареты и порнография. В складчину покупали, значит, бутылку, сигареты, пластиночки. И я прекрасно помню, что первым был Билл Хэйли…»

Сохранились кадры старой кинохроники (хочется верить, что это всё-таки хроника, а не постановка, и на киноплёнке запечатлены не актёры массовки, а настоящие герои эпохи), на которой скрытой камерой сняты особые люди, спекулянты, продававшие диски «на рёбрах» из-под полы. Намётанным глазом они отмечали в шумной толпе сосредоточенную молодёжь, подходили и заговорщицки шептали: «Эй, чуваки! У меня для вас есть!» Продавец и покупатель отходили в ближайшую подворотню, где происходил быстрый товарно-денежный обмен, и выбранная пластинка перемещалась из рукава в рукав, блеснув матовым ребром на чёрном фоне. Затем участники сделки, оглядываясь, торопливо расходились.

Изготовителей и продавцов таких пластинок гоняли, сажали, но на смену одним приходили другие. Музыка на рентгеновских снимках окончательно вышла из употребления только с появлением магнитофонов.

Студия звукозаписи на улице Горького со временем тоже занялась тиражированием магнитофонных записей. Поднявшись на второй этаж студии, можно было оказаться в царстве мечтаний московского меломана: на стенах висели списки имеющихся альбомов, разделённые на две категории – зарубежные и советские. Официальный репертуар, допущенный Министерством культуры, правда, был весьма скромен, но при личном знакомстве с работниками студии можно было втихаря записать практически всё, что было душе угодно.

Позднее, в преддверии Московской Олимпиады в столице появилось ещё несколько студий звукозаписи – на Калининском проспекте, недалеко от магазина «Мелодия», в проезде Сапунова (теперь это Ветошный переулок) возле ГУМа и на той же улице Горького, в магазине «Фотолюбитель».

Главная столичная пластиночная толкучка на долгие годы обосновалась в ГУМе, на первом этаже 3-й линии, где находился отдел грампластинок. Каждый день с утра и почти до закрытия магазина здесь тусовалось несколько сотен меломанов. В выходные дни их количество удваивалось и утраивалось. Пластинки на виду никогда не держали – диски прятали в сумки, портфели и полиэтиленовые пакеты. На вопрос «А что есть у вас?» человек протягивал небольшой кусочек картона, на котором мелким почерком были написаны названия групп и годы выпуска пластинок.

Если люди договаривались об обмене, то отходили в сторону, чтобы как следует осмотреть пластинки на предмет деформации и царапин. Обычно уходили в другой отдел или в туалет, но было очень удобно и даже прикольно поставить сумку с пластинками прямо на прилавок грампластиночного отдела. Иногда продавщицы ругались: «Отойдите! Не мешайте работать!» Но, как правило, они сами с большим интересом поглядывали в сторону чудесной коллекции.

Были люди, которые сидели где-то в машинах – тогда же не было проблем с парковками, – а их подручные ходили по ГУМу со списками и ловили клиентуру.

Обмены бывали очень сложные: например, тройственные, когда люди могли договориться, что один отдаёт пластинку другому, а другой – третьему. Бывали и какие-то денежные заделы, когда брались деньги, как компенсация за состояние пластинки.

Очень существенным при обмене было то, в какой стране издана пластинка, потому что на чёрном рыке ходило много, например, югославских или итальянских дисков, которые с первого взгляда были очень похожи на оригиналы, но при ближайшем рассмотрении оказывались гораздо хуже по качеству, чем немецкие, американские или голландские. Завзятые или, как тогда говорили, «конченые» меломаны обязательно проверяли пластинку на гибкость. Дело в том, что в конце 1970-х годов появились пластинки с облегчённой массой, которые гнулись почти пополам, и люди пугались этого, так как боялись кривых дисков. Но потом выяснилось, что эти пластинки звучали не хуже, чем «тяжёлые», негнущиеся.

А так, конечно, попадались и деформированные пластинки, которые будто кто-то утюгом гладил, и диски с дырками, которые итальянская и канадская таможни пробивали на конвертах. Обычно такая дырочка, будто компостером сделанная, стояла с краешку конверта, но встречались диски, «погашенные» таможней вместе с винилом.

Характерная примета толкучки в ГУМе – постоянный гомон. И хотя люди на толкучке переговаривались, как правило, полушёпотом, бубнёж под гулкими сводами ГУМа стоял непрерывный.

Посещать толкучку было не только интересно, но и очень опасно: того и жди, что милиция нагрянет с облавой и отведёт обитателей толкучки в дежурку. Но ГУМ был местом, удобным во всех отношениях, потому что при появлении милиции бежать можно было во всех направлениях. То есть можно было вылететь на улицу – и никто тебя не поймает. Можно было бежать в сторону туалета и там спрятаться. Можно было вообще отойти к другому прилавку и сделать вид, что ты интересуешься, допустим, спортивными товарами. Главное, чтобы у тебя не было видно пластинок.

Кроме того, стоило где-то вдалеке появиться милицейскому патрулю, как меломаны-спекули тут же начинали выпучивать глаза, что-то шипеть и выкрикивать, а так как акустика в ГУМе хорошая, то народ бывал заранее предупрежден и все сваливали.

«При мне людей „вязали” совершенно спокойно и уводили куда-то, – вспоминал коллекционер и музыкант группы „Братья по Разуму” Игорь Шапошников, более известный как Гоша Рыжий. – Но ничего такого брутального в этом не было. Милиционеры знали, что возле отдела грампластинок бурлит толкучка, и иногда для порядка туда заходили. Это была своего рода игра. Поэтому задержанные обычно возвращались из отделения с пластинками. В той милиции не было сегодняшней порочности, они откат на месте не брали, поэтому всё зависело от силы духа человека…»

Хуже бывало, если на место толкучки заявлялись хулиганы. Эти и пластинки могли отобрать, и драку устроить.

«Вся хитрость заключалась в том, – рассказывал гитарист группы „Тайм-Аут” Сергей Степанов, – чтобы распознать, настоящий ли это ценитель музыки, который пришёл поменяться пластинками, или гопник, который хочет отобрать диски. Как правило, там ходил какой-нибудь мальчишка, который как бы менял диски, а на самом деле служил приманкой, и, как только ты с ним куда-то удалялся, ведь пластинки надо было достать и хорошенько рассмотреть, тут же появлялись мальчики, которые эти пластинки жаждали у тебя отобрать. Но случалось, что жертва вырывала пластинки и убегала. Погони тогда устраивать было не принято, ведь кругом было много милиции. И если карась ушёл – значит, ушёл…»

А вот что рассказал поэт Александр Елин:

«Всё своё детство, начиная с 1974 года, я провёл на дисковых толкучках, и у меня в квартире отовсюду вылезали катушки и кассеты (в основном катушки) с разной музыкой. И ещё у меня была такая привычка, которую на толкучках все знали: за неизвестную пластинку я готов был дать больше денег или отдать больше других пластинок, чем за известную, потому что все известные у меня уже были.

А кончил я тусоваться на толкучках в 1982 году. В ГУМе тогда ко мне подошли ребята и сказали:

– Ну, чего у тебя есть?

– А у вас чего есть?

Они говорят:

– Мы покупаем!

– Хорошо! – говорю.

Мы спокойно отошли за ГУМ. И они говорят:

– Ну, доставай!

Это было зимой. Пластинки лежали у меня в портфеле… Как сейчас помню, что у меня тогда были на руках альбом группы Sparks „Whomp That Sucker” и пластинка Рода Стюарта „Foolish Behaviour”…

Очнулся я со следом ботинка на голове, с разбитым носом и без портфеля, в котором ещё и паспорт лежал! Меня стукнули ногой, и, когда я отключился, у меня всё забрали и убежали! Какие-то подмосковные ребята…