Год дурака (СИ) - "Литтмегалина"

— Зомби, — предположил кто-то из IT.

Ирина обиженно фыркнула и прижала ладонь к щеке. Прошла три шага, села на воображаемый стул и зашевелила губами.

Парни из IT прекратили отпивать из бутылок и предприняли отчаянные мыслительные усилия, какие только возможны в такой жаре и после пива.

— Есть версии? — поторопила их Ирина.

— Э-э-э, — начал Леша, как самый активный. — Кто-то кого-то потрогал за грудь, она дала ему по уху, он сел и начал обещать, что больше так не будет.

— Нет, — удивилась Ирина. — Это же рекрутер!

Самсон Петрович зааплодировал, и Ирина просияла. Будь у этой женщины хвост, она бы сейчас взмыла в воздух, как на пропеллере. Из остальных никто даже не улыбнулся.

— Мы отдыхаем. Можно и отвлечься от работы, — подал голос Данила, упитанный белобрысый парень с сонными голубыми глазами и щеками, покрытыми нежным пушком.

— Мне не нужно отвлекаться от работы, — провозгласила Ирина, явно переигрывая с пафосом. — Работа для меня — лучший отдых.

После Ирины выступил Леша, который довольно убедительно показал пингвина, сидящего на яйце, и мы отгадали. 1:0. Леша явно надеялся, что ему удастся направить Ирину на путь истинный, но далее она показала ассессмент, который айтишники не отгадали, и никто не отгадал. Как вообще можно загадывать ассессмент?!

Атмосфера накалялась. Айтишники мрачно переглядывались между собой, совсем позабыв о пиве. Данила, начинающий багроветь от раздражения, вышел и показал нечто обезьяноподобное. Когда мы отгадали, он потребовал ответить, какая именно обезьяна. Как оказалось, Аня большая любительница «Нэшнл Джиографик», поэтому после нескольких неверных версий она смогла отгадать колобуса. «Красный или черно-белый колобус?» — потребовал уточнить Данила. Мы поставили на красного и проиграли.

— Покажи лизинг персонала, — приказала Ирина, выталкивая меня на полянку.

Когда на меня обратились все взгляды, я застыла столбом, не только не способная изобразить лизинг персонала, но и вспомнить, что это такое.

— Постовой? Кататония? Телеграфный столб? Суслик перед ударом о бампер? — посыпались варианты.

В порыве вдохновения я вытянула язык и пошевелила им, как змея.

Судя по выражению лиц отдела IT, догадки у них были, но по какой-то причине они не решились их высказать. Счет остался прежним. На Данилу было страшно смотреть. Из-за контраста с пунцовым лицом его белые волосы казались париком.

— Вы играете нечестно, — сказал Леша.

— Просто признайтесь, что вы недостаточно сообразительны, чтобы отгадать что-либо, — фыркнула Ирина.

— Ах так, — Данила вышел и показал нам что-то, невыразимое словами.

Совершенно замороченные, мы начали перебирать все подряд, и не пытаясь думать. Лучшая версия оказалась у Дианы:

— Хомяк, в лунном свете выгрызающий себе печень, — хладнокровно предположила она, и мы все заткнулись, признавая, что все равно не сможем придумать ничего лучше.

— Командный интерпретатор БАШ, — выдал Данила с торжеством.

— Справедливо, — расхохоталась Диана.

Далее игра скатилась в нечто совсем неприглядное. Ирина сыпала терминами из нашей профессиональной сферы, айтишники — из своей. Отгадать что-либо было невозможно, таким образом, счет оставался прежним. Самсон Петрович наблюдал происходящее с большим интересом. Я нервно топталась на месте. Аня чесала щеку, на которой все отчетливее проступала красная сыпь — в первый и последний раз она ела роллы шесть лет назад, и тогда же у нее обнаружилась на них дикая аллергия. Диана, в пику Ирине, вышла и показала чайник, согнув одну руку и вытянув другую. Замороченные айтишники решили, что над ними издеваются и это все что угодно, кроме чайника, и отгадать не смогли.

В результате, после CRM, контрпредложения, маршрутизатора, должностной инструкции, обратной совместимости (каким-то непостижимым образом Диане удалось отгадать), кейс-метода, аппаратной части, компетенции и аутентификации, игра была остановлена Самсоном Петровичем с присуждением нам победы со счетом 2:0.

В глазах Ирины полыхали фанатичные огни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мы их сделали! — восклицала она, потрясая руками. — Мы им показали!

Диана сказала, что если подобный восторг и был уместен, так только в Берлине в 45 году. Но в то время Ирина была бы на стороне проигравших. Аня потихоньку удалилась, сказав, что у нее вся кожа чешется. Позже мы видели ее за ужином — проклятая сыпь уже расползлась по шее и даже плечам. Мы попытались ей помочь, отыскав аптечку в надежде раздобыть что-нибудь антигистаминное, но как обычно там было много всего ненужного и ничего, в чем мы действительно нуждались. Ирина же только вздернула брови, недовольная неприглядным видом подчиненной.

Весь вечер мы с Дианой чувствовали себя как шпионы на вражеской территории, прячась, едва завидя нечто иринообразное. Аня спасти себя не смогла и грустной тенью следовала за Ириной, механически кивая ей и почесываясь.

— Жалкое зрелище, — прокомментировала Диана. — Согласна заглотить руку по локоть, если начальница потребует. Да и начальница, когда дело касается кого повыше, согласна заглотить, причем не только руку. Два сапога пара.

Я не была столь строга к Ане. Я слышала, она собирается замуж, и подозревала, что намеревается вскоре после отправиться в декрет. В отличие от многих других компаний в городе, наша оформляла сотрудников согласно Трудовому Кодексу и гарантировала приличный социальный пакет. Думаю, декретные были основной причиной, по которой Аня так отчаянно старалась удержаться.

Мы долго разговаривали с Дианой, прежде чем уснуть. Еще никогда я не ощущала между нами такую близость. Диана рассказала, что ее дочка родилась с шестью пальчиками на ножках, но впоследствии лишние удалили. Еще она рассказала о своем детстве в крошечном городке, почти деревне («Там не было книжного магазина, и это было самое худшее»). Как росла с отцом алкоголиком и вечно потакающей ему матерью.

— Она могла ругать его часами, рассказывать, как мечтает уйти от него, а потом вдруг заявляла, что остается, потому что детям нужен отец. Она год за годом взваливала эту тяжесть на меня и моего брата. Когда я была уже взрослая, мы с братом узнали, что хотя наша мать и вышла за алкоголика, она не стала рожать от алкоголика, и наш настоящий отец — давний друг семьи, вполне приличный человек. Так какой отец был нужен детям? В этот момент все мое сочувствие к матери пропало. Можно достичь дна Марианской впадины, но не дна человеческой глупости. Я стала очень нетерпима к идиотам. Мне хочется сворачивать их в клубок и пинать ногами прочь от себя. А вокруг нас столько всякой ерунды. Рекламы, советы, статьи в журналах, телепередачи. Просто не успеваешь это отфильтровывать.

Вскоре брат Дианы уехал на Север на заработки и там осел. Она не видела его более десяти лет.

Я пыталась расспросить ее насчет отца Сабрины, но она возразила, что, когда все в порядке, и говорить не о чем.

Тогда я поделилась с ней своими планами на тридцать первый год моей жизни, рассказала о данной себе клятве, встрече выпускников, Феде, танцах в лесу, обо всем.

— По меньшей мере ты пытаешься что-то изменить к лучшему, — решила Диана.

— Ну, пока от моих усилий толку не было. Знаешь, иногда я пытаюсь успокоить себя. Залезаю в Интернет, читаю сообщества одиноких, чтобы почувствовать, что я не одна такая. Но при этом у меня возникает ощущение, что мы, одиночки, оторваны от всего остального мира и никого не интересуем. Живем под куполом из прочного стекла, где всегда тихо и ничего не происходит, куда никто, кроме таких же, как мы, не может войти, и никто не может выйти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это слишком депрессивно. А что твой сосед?

— Оставь моего соседа в покое, — пробормотала я, зарываясь лицом в подушку.

С утра мы были предупреждены о необходимости одеться поудобнее, после чего нас поставили в шеренгу и куда-то повели.

— Не отставай, — поторопила Диана. — Расстреляют.

В пути половинчатый отдел социальных исследований бесследно растворился. Его можно было понять.