Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей - Екатерина Станиславовна Докашева

и ее произведения. Интересно заметить, что на этой выставке экспонировался и портрет Волошина. И при знакомстве она об этом вспомнила.

«Портрет Волошина. А ведь я помню… На выставке он был рядом с моей картиной… Характерный типаж Латинского квартала – плотная фигура, львиная грива волос, плащ и широченные поля остроконечной шляпы… В жизни он, пожалуй, не таков… Хотя, конечно, всё та же косматая шевелюра, неуместные в приличном обществе укороченные брюки, пуловер… Но глаза глядят так по-доброму, по-детски; такой искренней энергической восторженностью лучатся зрачки, что невольно перестаешь обращать внимание на эпатирующую экстравагантность обличья…»

– Знакомьтесь! Моя племянница, Маргарита Васильевна Сабашникова.

Макс, опережая Екатерину Алексеевну:

– Очень приятно. Максимилиан Кириенко-Волошин. Впрочем, – широко улыбаясь, – это слишком длинно. Для близких друзей я просто Макс.

– Вы уверены, что мы станем близкими друзьями?

Улыбаясь еще шире:

– Непременно станем!..

«Мы возвращались вместе, и он раскрывал мне мир французских художников, тогда это был его мир…» – вспоминает М.В. Сабашникова в книге «Зеленая змея».

Но и познакомившись с поэтом, Маргарита продолжает смотреть на него как бы со стороны. Ее по-прежнему смущают его внешний вид и парадоксальное поведение.

Волошин уезжает в Коктебель, покупает там участок земли, на котором будет построен его собственный дом, в ноябре он снова в Москве и начинает встречаться с Маргаритой. Они читают стихи, посещают выставки…

Макс влюблен и пишет стихотворение, навеянное образом Маргариты, ее утонченной красотой. Стихотворение так и называется – «Портрет».

Я вся – тона жемчужной акварели,

Я бледный стебель ландыша лесного,

Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,

Я изморозь зари, мерцанье дна морского.

Там, где фиалки и бледное золото

Скованы в зори ударами молота,

В старых церквах, где полет тишины

Полон сухим ароматом сосны, —

Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,

Я шелест старины, скользящей мимо,

Я струйки белые угаснувшей метели,

Я бледные тона жемчужной акварели.

В другом стихотворении, которое он посвятил Сабашниковой, говорится о боли, которую несет с собой любовь, о ее тихом синем свете.

Я ждал страданья столько лет

Всей цельностью несознанного счастья.

И боль пришла, как тихий синий свет,

И обвилась вкруг сердца, как запястье.

Желанный луч с собой принес

Такие жгучие, мучительные ласки.

Сквозь влажную лучистость слез

По миру разлились невиданные краски.

И сердце стало из стекла,

И в нем так тонко пела рана:

«О, боль, когда бы ни пришла,

Всегда приходит слишком рано».

Волошин встречается с Маргаритой, он влюблен. К тому же полон разных творческих планов. В издательстве «Скорпион» собираются печатать ежемесячный литературный журнал «Весы», вокруг которого концентрируются самые значительные поэты и писатели того времени: В. Брюсов, Андрей Белый, А. Блок, Н. Гумилев, В. Иванов, К. Бальмонт, З. Гиппиус. Отношения Маргариты и Макса чисто платонические. Никакой пошлости и свободы в духе декаданса. Маргарита для Волошина – «бледный стебель ландыша лесного» – тонкое, воздушное, неземное создание. Всё – весьма и весьма целомудренно… Тем не менее девушка получает выговор от родителей (Макс проводил ее домой в половине двенадцатого ночи) за нескромное поведение.

Вместе с тем поэт живет не только личным. Он с энтузиазмом встречает известие о скором открытии в Москве ежемесячного журнала «Весы», посвященного вопросам искусства и философии, наблюдает за драматургией литературной борьбы, хотя в ней и не участвует.

Волошина ждет Париж, он согласился стать парижским корреспондентом нового журнала «Весы», но предстоящее прощание с Маргаритой приводит его в печаль. Он передает ей написанные стихи через Екатерину Бальмонт.

Пройдемте по миру, как дети,

Полюбим шуршанье осок,

И терпкость прошедших столетий,

И едкого знания сок.

Таинственный рой сновидений

Овеял расцвет наших дней.

Ребенок – непризнанный гений

Средь буднично-серых людей.

Однако и эти вполне невинные стихи приводят Маргариту в смущение. «Мне очень стыдно, но я не буду Вам писать». Одному своему адресату Макс признается: «Сев в вагон, ревел всю ночь, что со мной с шестилетнего возраста не бывало».

И вот снова Париж. Но сердце Макса – в Москве. В своем письме к Маргарите он пишет: «В первый раз испытываю тоску по России». Они начинают переписываться, и у Волошина поднимается настроение. Но Маргарите трудно определиться со своим чувством. Макс притягивает ее и вместе с тем чем-то пугает.

«От него приходили письма – странно выписанные буквы, прямой наклон строк, парижские впечатления. Я воспринимала все это как нечто вычурное, парадоксальное».

Но Маргарите хочется увидеть Париж, посмотреть мир. «Мне хотелось ещё более расширить свой мир, серьезно учиться живописи, работать». На семейном совете было решено, что сопровождать Маргариту – Маргори (так называют ее близкие) в Париж будет тетя, Татьяна Алексеевна Бергенгрин; так спокойнее и для родных, и для самой Маргариты.

Маргарита Сабашникова с братом Алешей и тетей Таней приезжают в Париж 6 марта 1904 года. Они живут в старом отеле, окна которого выходят на Люксембургский сад. «Утро начинается с прихода Макса, а дальше – круговорот музеев, церквей, мастерских художников, и – набегами – парижские окрестности: Версаль, Сен-Клу, Севр, Сен-Дени… Мне так радостно! Я все время чего-то жду…» Весна. «В утренней серебристости Парижа странно перемешиваются ароматы фиалок, мимоз и угольная копоть… С жадностью дышу… Сколько столетий складывалась эта атмосфера, как она пленяет душу и уносит, влечет… На глазах у тебя словно бы созидается история во всем единстве и колебании своих противоположностей…» Маргарита создает в своих воспоминаниях очень ощутимый живописно-звуковой образ Парижа: «Грандиозный размах города не подавляет, все здесь пронизано какой-то интимностью… Переплетаются традиционное и наступающая новизна. Мчатся экипажи – щелканье кнутов, колокольчики, стук копыт по мостовой. Странная гармоничность пронзительных завываний рыночных торговок. Возбужденно кричат продавцы газет. Врезаются мелодичные гудки редких еще автомобилей… Улицы Парижа… Изобилие цветов на сером фоне… Наряды женщин… Дамские шляпы были в то время фантастически красивы и разнообразны. Тетя купила мне большую шляпу – голубая бархатная лента, живописные букетики искусственных васильков… Макс воспел ее в одном из своих стихотворений…»

Всю цепь промчавшихся мгновений

Я мог бы снова воссоздать:

И робость медленных движений,