Раненые звёзды - Сергей Котов

было вынесено на длиннющих фермах, метров на пятьдесят от жилых отсеков, да еще и прикрыто массивной куполообразной защитой.

Наша орбитальная капсула выглядела недоразумением на фоне этой громадины.

— Впечатляет, да? — прокомментировал Питер.

Чжан что-то ему ответил по-китайски.

— Главное, чтобы надежным был, — заметил я, — внешность — это вторично.

Питера мои слова почему-то рассмешили.

Стыковка проходила в полностью автоматическом режиме. И, пожалуй, мы сближались значительно быстрее, чем мне было бы комфортно. Совершенно ясно, что человек не смог бы достаточно быстро корректировать траекторию на такой скорости. Неприятное чувство — ощущать себя балластным пассажиром среди всемогущих компьютеров.

И все-же, несмотря на скорость, пристыковались мы совершенно плавно. Я даже не почувствовал ни малейшего толчка. Просто в какую-то секунду на пульте загорелся зеленый огонёк, сигнализирующий о том, что стыковка прошла успешно.

Кстати, стыковочный модуль на нашей капсуле и на корабле был специально усилен для этой миссии — чтобы выдерживать ускорение вплоть до пяти же. Избыточное требование, но на душе как-то становилось теплее оттого, что оно выполнено. Все потому, что капсула не будет возвращаться на Землю, а полетит с нами. Посчитали, что так проще. Насчет проще, если честно, я не уверен — но психологически так точно намного комфортнее.

— Стыковка завершена, — сообщил все тот же голос оператора с Земли, — давление уравновешено, корабельные системы синхронизированы. Переход в основной транспорт разрешаю.

— Ну что, господа, — сказал Чжан на английском, — займемся делом?

Мы с Питером переглянулись, но промолчали.

Шлюзовая камера была раза в четыре больше внутреннего пространства орбитальной капсулы. Тут были стойки с тремя жесткими скафандрами, предназначенными для выхода в открытый космос, и скутеры для передвижения в пространстве вблизи корабля.

А еще тут пахло самолетной стерильностью, новьём и какими-то тонкими ароматизаторами. И этот запах создавал совершенно неуместное настроение дорогого отеля, которое же, однако, только укрепилось, когда мы прошли на борт.

В отличие от орбитальной станции, интерьер корабля был спроектирован с четким позиционированием верха и низа. Не удивительно — ведь большую часть времени полета двигатели будут создавать ощутимую тягу, почти в четверть же. Сначала на разгон, потом — на торможение. Внутри не было никаких острых углов и твердых поверхностей. Дорогие материалы отделки — негорючий вспененный пластик мягких оттенков, и приглушенное мягкое освещение визуально делали помещение просто верхом комфорта. Конечно, я знал схему корабля, все характеристики и особенности бортовых систем — мы все это учили на земле. Но одно дело знать в теории, другое дело увидеть этот шедевральный космический отель воочию. Точнее, не отель даже. Скорее, круизный лайнер. Наверно, это было бы более уместным сравнением.

— По плану включение тяги через десять минут. Нас гонят. Поэтому занимаем каюты, и собираемся на мостике, — сказал Питер.

— Мы как бы в курсе, — ответил Чжан, и поплыл по коридору, отталкиваясь от специальных поручней, в сторону жилого отсека.

Каюта по внутреннему убранству действительно была достойна оказаться на борту какого-нибудь новейшего круизного лайнера. Только вместо балкона, откуда можно было бы любоваться морем, тут было кое-что покруче. Панорамный круглый иллюминатор, из которого открывался совершенно крышесносносный вид на Землю.

Было бы здорово, если бы каждый человек на Земле хотя бы раз в жизни имел бы такую возможность — увидеть нашу планету в таком вот иллюминаторе, из окна роскошной каюты. Бесполезно описывать мои эмоции в тот момент. Но они совершенно точно меня изменили, и сильно повлияли на мои дальнейшие решения. Мне бы очень хотелось, чтобы такое же влияние испытало как можно больше людей.

— Внимание, экипаж! — сказал приятный женский голос; мне даже показалось, что его обладательница находится вместе со мной в каюте — на акустические системы тут явно не поскупились, — включение тяги через три минуты. Всем занять места согласно штатному расписанию.

13

Первый импульс был совсем коротким, но сильным. Пока я лежал в удобном кресле, навалилась тяжесть — почти настоящая, земная. Около часа ускорения на одном «же». Роскошно. Жаль, нельзя было встать и пройтись — это категорически запрещал протокол тестового запуска силовой установки на такую серьезную тягу.

Потом снова вернулась невесомость. Мы находились на пути к Луне, и когда я вернулся в каюту, мне показалось, что Земля ощутимо уменьшилась.

Весь полет до Луны — совсем не долгий, около двенадцати часов, — я планировал провести в своей каюте. Нужно было многое обдумать. Да и просто поспать не мешало бы — накануне старта сон не больно-то удался. А дремота в капсуле была рваной, не глубокой, и не принесла ясности мыслей.

Однако и в этот раз моим планам не суждено было реализоваться.

Я едва успел переодеться в бортовую одежду — хлопчатобумажные штаны и майку — как в дверь деликатно, но настойчиво постучали. Это было неожиданно. Возле каждой каюты была специальная сенсорная панель, с помощью которой можно было попросить разрешение на вход. Аналог дверного звонка. Но нет — это был стук.

Открыв дверь, я обнаружил полковника Чжана. Он висел параллельно полу, и молча глядел на меня. Я уже было набрал в легкие воздух, чтобы спросить, какого фига он вытворяет, но тут обратил внимание, что правой рукой китаец делает едва заметный жест, указывая направление вниз — туда, где была пристыкована орбитальная капсула. Едва заметно кивнув в ответ, я закрыл дверь.

Когда я добрался до капсулы, Питер и Чжан уже были на месте. Я аккуратно задраил за собой люк.

— Ну и как мы объясним Земле, для чего мы тут собрались? — спросил Питер, едва я успел загерметизировать помещение.

— Если придется объяснять, — пожал плечами Чжан, — можно придумать всё, что угодно. Мы забыли на борту амулеты, которые сигнализируют о наступлении невесомости. У всех ведь такие были, надеюсь?

— У меня не было, — я покачал головой.

— Не важно, — ответил полковник, — они все равно не смогут проверить. Скажи, что это любой предмет из личных вещей.

— У меня нет с собой личных вещей, — я пожал плечами, — ну, кроме тюрвинга.

— Трусы-то у тебя есть? — вмешался американец, — вот, скажи, что любимые трусы — и есть твой амулет. Если спросят.

— Все-равно как-то не убедительно, — заметил я.

— Да не все ли равно? — Чжан пожал плечами, и посмотрел на меня с улыбкой, — главное, чтобы они не слышали, о чем мы говорим. А подозревать — да пускай себе подозревают все, что угодно. Жалко что ли?

— Они поймут, что мы конфиденциально обмениваемся информацией, — заметил Питер, — мое руководство потребует отчет.

— А ты будешь решать, стоит ли передавать этот отчет по эфирным каналам связи.

— У меня есть