Нежное имя мечты - Галия Мавлютова

– Тогда – по рукам, – залихватским тоном выпалила я.

И размашисто расписалась «Ветк» и витиеватая круглая завитушка, обозначающая остаток фамилии. Фамилия – моя тайная и явная гордость. Не променяю ее ни на какую другую, самую что ни на есть королевскую. Предварительный договор заключен. Подписи расставлены. Мы расстались с Игорем Валентиновичем крепкими друзьями. Крепче нашей дружбы лишь сорокаградусная водка и осиновый кол. Я помахала девушкам на прощание, даже послала им воздушный поцелуй. Из Приморского района снова в центр – по пути те же женщины, толкающиеся и цепляющиеся, те же хозяйственные сумки, авоськи, пакеты, кошелки, коляски – детские и грузовые. Население Питера без устали рыскало в поисках пропитания. Я с независимым видом трусила прогулочным шагом, будто вопрос добывания пищи меня лично не касался.

В Центре регистрации за короткое время произошли небывалые перемены. Там больше не значилось рябой девушки. Вместо нее солидно восседала плотная женщина, она явно олицетворяла своей устойчивостью и усидчивостью незыблемый порядок в бюрократическом болоте. Женщина долго разглядывала мою шляпку, узел на боку, заколку в волосах, затем настойчивый взгляд переместился на мои глаза, уши, ресницы, нос, губы и еще что-то такое, чего я сама в себе до сих пор не заметила. Не разглядела, наверное, не успела, а плотная женщина все рассмотрела. От ее сурового взора мне захотелось нырнуть под стол и затаиться под ним до поры до времени.

– Наименование есть? – спросила женщина с обыскивающими глазами.

– Есть. «Кальпурния», – во мне еще тлела надежда, что Кальпурния останется со мной, несмотря на канцелярские препоны. Но не тут-то было. Моя Кальпурния канула в прошлое. Осталась в чужих руках.

– У нас уже есть одна «Кальпурния». Точнее, целых две. Давайте другое наименование, – брезгливо сжимая полные губы, гневно пророкотала женщина.

Обе «Кальпурнии» – мои давнишние знакомые. Они стали мне как родные. Я отправила им воздушный поцелуй. Мысленно отправила, а вслух мне опять пришлось нагло хамелеонничать.

– Даю, – согласилась я, – чего ж не дать-то. «Кора». Назовем мое предприятие Корой. Красивое имя, элегантное, как питерская осень.

– А чего в нем такого замечательного и элегантного? – с подозрением покосилась на меня недоверчивая чиновница.

– Безумно замечательное имя, – я немного помолчала, сомневаясь, стоит ли посвящать учрежденческую женщину в таинства мистического имени.

Вообще-то мне нечего скрывать от народа. Моя совесть чиста и невинна, как родниковая вода. Так пусть регистраторша узнает чистую правду. И я незамедлительно приступила к рассказу. «Кора – так называют древнейшие статуи девушек, найденные среди античных руин. Дочь Зевса и Деметры – богини плодородия, супруга Аида, царица преисподней, грозная повелительница теней умерших, Кора является символом растительности, которая ежегодно выходит из земли. Она олицетворяет бессмертие души. У древних римлян эта славная девушка звалась Прозерпиной». Я многозначительно замолчала, видимо, выдохлась. Навыки ораторского искусства пошли на пользу регистрационной палате. Женщина заслушалась. Она сидела за столом, прижав кулаки к пухлым щекам. Вдруг всколыхнулась, засуетилась, видимо, стесняясь за нечаянно проглянувшее детское выражение в суровых обыскивающих глазах.

– А зачем вам загробная царица? Кора, Прозерпина, Персефона, они же мертвыми руководили. Кто же такое нечистое имя дает? Вы задумали свое дело, у вас появилась собственная организация, а вы черт знает что придумали – Прозерпина, Кора, загробное царство… – передразнила меня любознательная женщина.

– Кора, и только Кора, – бурно запротестовала я, – никто не знает, что Персефону и Прозерпину в мифах называли Корой. Вы да я. Нас только двое. А мы унесем нашу тайну в могилу, так ведь? Мы не расскажем никому, даже в милиции, – я привстала и приникла лицом к лицу перепуганной насмерть женщины – глаза в глаза, бровь в бровь, зрачок в зрачок. Чиновница вскочила со стула и затряслась от страха.

– Да что вы на самом деле, с ума сошли, что ли? – завопила она, прижимая руки к груди. – Какая тайна? Какая могила? Милицию приплела зачем-то. Давайте сюда ваши бумаги.

Женщина выхватила из моих рук пакет документов и куда-то унеслась, ковыляя на высоких каблуках. Каблуки ворочались из стороны в сторону, крутились волчком, регистраторша спотыкалась, едва не падала, но она ничего не чувствовала – ни ног, ни рук, ни лица. Только страх, и больше ничего. Женщина унеслась в неизвестность, а я осталась сидеть за столом, весело ухмыляясь и радуясь собственной смекалке. Регистрация моей конторы по перепродаже чужой мебели пройдет без сучки и задоринки, то есть бесплатно. Я сэкономлю деньги и нервы. Я отправила Альберта в Москву без денег, с учетом моих прошлых заслуг, а регистраторша сама не захочет принять взятку из моих рук. Она побоится загробной мести. В глубине души меня, разумеется, смущало могильное имя моего предприятия. Но делать нечего. Дело уже сделано. Сказала А – нужно говорить Б. Первый пункт плана выполнен, можно зачеркнуть. Три последующих этапа потребуют осмысления и доработки. Осмысление – тяжкий труд, внешне незаметный и внутренне неблагодарный. Но осмысление приносит ощутимую пользу в виде сбережения скудных материальных средств.

День давно закончился. Северный ветер – по всей длине порывистый – едва не сбивал с ног. Холодно, солнце уже спряталось. Воздух прозрачный до пронзительности, в тени – будто наступил только что морозный февраль, а не весенний апрель. Я сную по Питеру в поисках лучшей доли с непринужденным и слегка томным видом, будто изнываю от утомительного безделья. Вдруг я споткнулась. Нельзя увеличивать темп. День у меня оказался перенасыщенным до предела. Нужно набраться новых сил. Цезарь заждался. И я поехала домой, точнее, отправилась пешком. На улице я заметила много любопытного. Мимо меня проковыляли бродяги с непередаваемым ароматом подвального существования. Трое нищих, поразивших мое воображение, по возрасту были моими сверстниками. Сквозь лохмотья, струпья и коросту проглядывала безудержная молодость. Они могли быть моими одноклассниками. Мы могли ходить в один детский сад. Писать в один горшок. Судьба раскидала нас по разные стороны жизни. Кто-то сидит на мусорной свалке, кто-то валяется в грязи, кто-то ездит на Канары. И никто не виноват. Судьба. Хотелось в дом, в тепло и уют. Но, кажется, наступила пора наведаться в милицию. Время пришло. Консультант-стиляга с модными усиками оказался пророком. Все пути приводят когда-нибудь в милицию. Вдруг мой кабриолет уже пригнали. Сначала угнали, затем пригнали. Иногда такое случается. В Питере всякое может произойти. Не могу больше по улицам пешком ходить. Завидую всем, кто ездит в разных автомобилях. Сегодня я позавидовала даже владельцам пресловутых «Запорожцев». Если кабриолет случайно не отыщется, я, пожалуй, куплю себе «Запорожец» последней модели. Где-то за городом, говорят, есть очень недорого. Отличная идея. Зато никто не угонит. И никто не догонит. Желающие угнать «Запорожец», даже последней модели, еще не родились на белый свет. Сегодня поход в милицию отменяется ввиду наступившей белесой темноты. Еще апрель на дворе, а вечера уже светлые, прозрачные. Кажется, что день продолжается, конца-краю не видно, а он давно закончился. На часах десять вечера. Я перешагнула порог. В квартире стояла тишина. Неужели мама опять уволокла кота, но Цезарь тут же выполз из тени.