Командоры полярных морей - Николай Черкашин

Могилой Вилькицкого могли бы стать и порт-артурская сопка, и льды Арктики, и воды Балтики, и даже берега реки Конго, где его свалила однажды тропическая лихорадка. Не стало его последним приютом и брюссельское кладбище, где в семейной могиле младшей сестры Лидии Шориной пролежали его бренные останки 35 лет.

Свое посмертное плавание Борис Вилькицкий совершил, как говорят моряки, в «деревянном бушлате» на борту бельгийского судна «Мария Бьянки».

Он вернулся в родной город, проделав тысячемильный путь по Северному морю и Балтике. И штормовое осеннее море стихло, провожая командора в его последний поход к его последним островам — Турухтанным, где расположен 87-й причал Петербургского торгового порта. Капитан «Марии Бьянки» немало удивлялся столь необычному штилю в конце ноября. И еще просияло во время погребения безнадежно хмурое небо питерского предзимья…

За гробом Вилькицкого шли адмиралы.

Впервые за все советские и постсоветские годы воинские почести были отданы белоэмигранту. Об этом приходится говорить особо, потому что в сознании многих битва белых с красными еще продолжается, и из Москвы был звонок организаторам перезахоронения: высокое должностное лицо, пожелавшее остаться неназванным, предупредило, что ни оркестр, ни салют для белоэмигрантов воинскими уставами не предусмотрены. Тем не менее командование ЛенВМБ и Военно-морской академии к рекомендациям московского начальника не прислушалось и контр-адмиралу Российского императорского флота Борису Вилькицкому были отданы все воинские почести: флаг, караул, салют, торжественный марш.

Наверное, сыграл свою роль и Указ президента о Дне гражданского примирения, принятый за три недели до этой акции. Хотя, конечно же, никакими указами-приказами не примирить живущих в нас «красных» и «белых», воюющих в нас и вне нас, раздирающих наши души без малого век. Не по этой ли причине не найдем мы портрета Вилькицкого в святилище нашей флотской истории — Центральном военно-морском музее?

Установит ли кто-нибудь мемориальную доску на доме № 96 по каналу Грибоедова, где жил Вилькицкий? Назовут ли его именем улицу в родном городе?

Витебская область. Докшицы. Июнь 1997 года

Строчка из Полного послужного списка старшего лейтенанта Вилькицкого. На вопрос анкеты «Из какого звания происходит и какой губернии уроженец» дан ответ: «Уроженец С-Петербургской губ. Из потомственных дворян Минской губ.».

Корни славного рода берут начало в сердцевине Белоруссии, там, где бьют истоки двух рек — знаменитой Березины и малоизвестного Сервича. Березина, вошедшая в историю Отечественной войны 1812 года, да и минувшей войны, бежит к Черному морю, Сервич — к Балтийскому. Поэтому на въездном знаке в Докшицы помещен старинный герб городка (статус города сему местечку, отличившемуся еще в Северной войне против шведов, Екатерина II даровала в 1796 году); два кувшина, из которых выливаются голубые ленты рек.

Докшицы вынырнули в 1997 году из глубины своих веков, сохранив лишь церковь да здание бывшей корчмы. Все остальное было уничтожено многочисленными войнами, которые прокатились через городок испепеляющими волнами. Пепелища быстро заросли многоквартирными домами из серого кирпича. В промежутках между ними серели шиферные кровли городских хат с палисадниками. Даже церковь во имя Святителя Николая и та была поставлена в начале XX века.

Жалкое зрелище являл собой старинный град без старины. И сразу же закралось опасение, что никаких особенных следов пребывания Вилькицких на здешней земле отыскать не удастся. Названия докшицких улиц только укрепляли эту мысль: Урицкого, Дзержинского, Гайдара, Маркса. Нечего было надеяться узреть хотя бы переулок Вилькицкого. Голубоглазая докшичанка, которую я остановил на улице, сказала, что впервые слышит такую фамилию, что краеведческого музея в городе нет и лучше всего обратиться в местную школу.

Я заглянул в пустые по случаю каникул классы. Бросился в глаза стенд, посвященный жизни Горького, чье имя носила пионерская дружина Пожилая учительница ничего о своем славном земляке не слыхала и адресовала меня к здешнему краеведу Николаю Дмитриевичу Чистякову. Но даже он, учитель истории, впервые слышал о причастности Докшиц к первооткрывателям Северной Земли. Правда, сообщил немало интересного: в окрестной деревне Улесье было имение порт-артурского героя генерала Кондратенко, в чудом сохранившемся здании на бывшей Ратушной площади останавливался французский генерал — пасынок Наполеона и вице-король Италии Эжен Богарне. Было немало иных громких имен. Но памятник в центре Докшиц стоял лишь одному человеку. В отличие от всех остальных монументов и монументиков здешний Ильич никуда не указывал, а держал руки в карманах.

Я представил себе, что бы творилось в каком-нибудь безвестном португальском городке, если бы там узнали, что это родина Фернана Магеллана. В Докшицах о своем Магеллане не знали ничего.

На выезде из Докшиц в сторону Гродно берет свое начало красивая и полноводная в низовьях Березина. Когда-то над истоком росли две березы. В хрущовские времена при спрямлении шоссе березы срубили, а ключи завалили землей и камнями так, что теперь здесь образовалось болото. Не так ли обстоит и с духовными родниками? Там, где они завалены, простирается трясина.

Санкт-Петербург. Сентябрь 1997 года

Приезд этого человека не стал событием для питерской прессы, которая с упоением следила за визитом в Россию американского мага. Тем хуже для невских хроникеров, тем более что высокопоставленный германский чиновник вовсе не жаждал вокруг себя газетной суеты. Он прилетел в аэропорт Пулково из Бонна, чтобы побывать на могиле своего русского деда — контр-адмирала Российского императорского флота и полярного исследователя Бориса Андреевича Вилькицкого.

Советник министра юстиции ФРГ Петер Вилькицки (по-русски Петр Андреевич Вилькицкий) прибыл в Санкт-Петербург не по приглашению мэра или президента Географического общества РФ, а по семейным каналам. И встречала его лишь внучатая племянница командора, ныне скромный библиотекарь Ирина Тихомирова.

Короче, в один из сентябрьских дней Петр Вилькицки, рослый, с клинышком седоватой бородки (как у деда), ступил с трапа на землю того самого Пулкова, где родился его знаменитый предок.

…Семейная жизнь Бориса Вилькицкого раскололась как арктическая льдина В смутные годы Гражданской войны жена Бориса Андреевича, дочь генерала Тихменева, Надежда Валерьяновна, получив ложное известие о гибели мужа на Севере, уехала в 1919 году в Баварию. В поверженной голодной Германии все же лучше, чем в «обновленной» России. Надежда Вилькицкая вышла замуж за немца-коммивояжера, который взял ее с сыном Андреем и дочерью Татьяной. Эту новую жизнь она не стала ломать даже тогда, когда ее отыскал Борис, заброшенный в Европу с остатками разгромленной армии Северного правительства.

Их сын Андрей вырос гражданином Германии, получил техническое образование и с началом Второй мировой войны был призван в вермахт. Лейтенант инженерных войск Андрей Вилькицки (впрочем, он мог носить и фамилию отчима) служил в понтонных частях, наводя мосты через реки в полосе Восточного фронта. В 1942 году у его жены Катрин родился сын, которого нарекли Петером. Однако молодой отец так и не повидал первенца. В 1943 году лейтенант Вилькицки погиб в Польше при полигонном испытании гранат нового типа.

Молодая вдова вырастила Петера одна. Сумела дать ему высшее юридическое образование. Мальчик вырос в чисто немецкой среде, поэтому не знал по-русски ни слова. Правда, Катрин не прерывала родственных связей со своим русским свекром, и Петер время от времени виделся с легендарным дедушкой. Но что тот мог рассказать иноязычному внуку?

Незадолго до смерти он прислал 19-летнему Петеру открытку с надписью: «В твоем возрасте я уже командовал подводной лодкой…»

Весной 1961 года российский Колумб тихо и мирно скончался в брюссельской богадельне. Гроб, накрытый Андреевским флагом, опустили в могилу на Иксельском кладбище, чтобы через тридцать пять лет открыть и перевезти с согласия Петера в Россию. На семейном островке запущенного, полуразграбленного Смоленского кладбища и упокоился первооткрыватель Северной Земли, а вовсе не Новой, как второпях выбили на черном граните мастера из похоронного комбината.

К счастью, гость из Германии этой географической ошибки не заметил. Надпись сверху деликатно прикрыли венком. Но всем, кто сопровождал Петера по дебрям буреломного погоста, было очень неловко за то, что так коряво и бездумно была увековечена память одного из великих россиян нашего беспамятного века.

Чувство неловкости сменилось жгучим стыдом, когда мы пришли в музей бывшего Морского корпуса (Военно-морского училища имени MB. Фрунзе), где учились и дед, и прадед Петера Вилькицки. В этом замечательном музее висели чьи угодно портреты — даже Крупской и чекиста Глеба Бокия на стенде «Они слушали в этих стенах В.И. Ленина», но не нашлось здесь места хотя бы для маленькой фотокарточки бывшего питомца корпуса, который завершил эпоху великих географических открытий.