Дело о похищении Бетти Кейн - Тэй Джозефина

— Я просто не узнаю тебя, мой милый! Вся эта история подействовала тебе на нервы. Возьми-ка и поезжай завтра поиграть в гольф. Ты последнее время совершенно бросил гольф, а это вредно для твоей печени. То есть не гольф вреден, конечно, а то, что…

— Мне странно подумать, — перебил Роберт, — что я когда-то был заинтересован в судьбе «кусочка гуттаперчи» на гольфовом поле. Это, видимо, происходило со мной в какой-то иной жизни.

— Об этом-то я и говорю, дружок! Ты потерял чувство меры. Ты позволил этому делу целиком захватить тебя. Потом не забудь: у тебя есть Кевин!

— Очень сомнительно.

— Как? Что ты говоришь?

— Не могу себе представить, чтобы Кевин терял время, поехал в Нортон защищать дело, заведомо проигрышное. Были в его жизни донкихотские поступки, однако полностью здравого смысла Кевин еще никогда не лишался.

— Но ведь Кевин обещал приехать!

— Когда он обещал, еще было время, еще была надежда. А теперь остались считанные дни до выездной сессии, а у нас до сих пор нет ни фактов, ни надежды на них!

Мисс Беннет внимательно посмотрела на Роберта поверх суповой ложки.

— Боюсь, мой милый, что у тебя мало веры.

Роберт хотел было сказать, что не «мало», а вообще никакой веры у него нет, но сдержался. И уж во всяком случае никак он не мог поверить во вмешательство свыше в дело о похищении Бетти Кейн!

— Верь, мой милый, — произнесла тетя Лин. — Ты верь и увидишь, все будет хорошо!

Наступившее молчание огорчило ее, и она добавила:

— Если бы я раньше знала, что ты сомневаешься, что ты волнуешься, то я бы уже давно к своим обычным молитвам прибавила еще одну. Теперь я так и сделаю.

Эти слова тронули Роберта, и он сказал своим обычным добродушным тоном:

— Спасибо тебе, моя душенька.

Тетя Лин положила ложку на пустую тарелку, откинулась на стуле, и на ее круглом розовом лице появилась веселая улыбка:

— Не проведешь ты меня, я знаю этот тон! Это ты просто хочешь меня утешить. Но меня не надо утешать, потому что права я, а не ты! Ведь сказано, что вера может гору сдвинуть! Но это очень трудно, потому что нужжна уж просто колоссальная вера, чтобы гору стронуть с места, прямо невозможно собрать столько веры в одном человеке! А в делах поменьше, ну, как в твоем деле, для такого случая можно, я думаю, набрать достаточно веры. Вот поэтому я и говорю: не впадай в отчаяние, а постарайся верить! А я сегодня вечером пойду в церковь Святого Матвея и буду горячо молиться, чтобы завтра утром тебе был бы послан хоть один факт, хоть одно доказательство.

И когда следующим утром Алек Рамсден явился с этим фактом, с этим доказательством, то первой мыслью Роберта было: теперь уж тетю Лин никак не убедишь, что не она это вымолила. И промолчать о том, что случилось, не удастся. Ведь как только Роберт вернется домой, тетя Лин непременно спросит: «Ну, как, мой милый, есть у тебя факт, о котором я молилась вчера?»

— Откровенно скажу вам, мистер Блэр, — начал Рамсден, — что у меня не было особых надежд на школу. Я туда пошел просто так, на всякий случай, а вообще-то думал выманить у Глэдис Риз образец ее почерка каким-нибудь иным путем. Но вы оказались правы!

— И вы достали то, что нам требовалось?

— Я увиделся с учительницей и не скрыл от нее, кто я и зачем явился. Говорил с ней настолько откровенно — насколько дело позволяло. Сказал, что Глэдис заподозрили в клятвопреступлении, а за это строго наказывают, но мы полагаем, что Глэдис не так уж виновата, потому что ее кто-то шантажировал, и вот нам понадобился образец ее почерка. А лучше всего — образец того, как она пишет печатными буквами. Учительница, мисс Бэгли, подумала и говорит: «А, между прочим, Глэдис хорошо рисовала и чертила. Сейчас спросим учительницу рисования. Мы храним хорошие работы наших учеников для выставок». Ну, мне не пришлось познакомиться с учительницей рисования, потому что мисс Бэгли сама побежала рыться в экспонатах и откопала для меня вот это…

Он положил на стол перед Робертом лист плотной бумаги. На нем была изображена карта Канады с городами и реками. Карта не была очень точной, но сделана тщательно, чистенько. Внизу печатными буквами надпись: «Доминион Канада». В правом углу надпись: «Глэдис Риз».

— Эта карта, — сказал Рамсден, — возникла в результате школьного соревнования: «Нарисуйте, мол, по памяти карту любой страны, какой хотите, за двадцать минут!» Работы трех победительниц пошли на выставку. Глэдис заняла третье место.

— Боже мой, просто с трудом верится! — воскликнул Роберт, не отрывая, взгляда от карты. И добавил: — У этой девочки ума маловато, а вот глаз хороший. Она помнит очертания, но не названия. И конечно, с правописанием неблагополучно. Приз она получила, конечно, за тщательность, за аккуратность.

— Уж для нас-то, во всяком случае, получилось очень аккуратно — усмехнулся Рамсден. — Скажите спасибо, что она не выбрала Аляску! Тут она написала «Канада», а там «надо». Повезло!

— Повезло, — согласился Роберт. — Просто чудо! (А про себя добавил: «чудо тети Лин».) Кто лучший эксперт по почеркам?

Рамсден назвал его, а потом сказал:

— Я возьму карту с собой в город, сегодня же вечером передам эксперту, а к утру, получив ответ, доставлю его мистеру Макдэрмоту. И, между прочим, неплохо будет снять отпечатки пальцев и с этой карты, и с коробки. Попадаются присяжные, которые не очень-то доверяют графологам, но если сюда добавить отпечатки…

— По крайней мере моих клиенток теперь уж к каторжным работам не приговорят, — произнес Роберт.

— Всегда полезно увидеть светлую сторону дела, — сухо отозвался Рамсден.

— Ради Бога, не считайте меня неблагодарным! Напротив! Вы с меня сняли огромный груз. Но главное-то еще не сделано! Мы докажем, что Роз Глин воровка, врунья и шантажистка, не говоря уж о клятвопреступлении, но все это не поможет нам опровергнуть рассказ Бетти Кейн!

— Время еще есть, — неуверенно ответил Рамсден.

— Его так мало, что спасти нас может только чудо.

— А что ж. Почему бы и нет? Чудеса случаются. Когда мне вам позвонить, завтра утром?

Но наутро позвонил Кевин.

— Роб, ты молодчина! Уж я на этом поиграю!

Да, для Кевина это будет увлекательная игра в кошки-мышки, а мать и дочь Шарп уйдут из зала суда свободными. Свободными, чтобы вернуться в свой преследуемый дом, к своей сложившейся репутации двух полусумасшедших ведьм, избивавших девочку…

— Твой голос что-то невесел, Роб! Приуныл?

Роберт сказал то, что думал: мать и дочь Шарп, избавленные от тюрьмы, все равно останутся в тюрьме, воздвигнутой Бетти Кейн.

— А может, и нет, а может, и нет! — отозвался Кевин. — Девчонка провралась насчет разветвления дорожки, якобы видного из чердачного окна. Я извлеку из этого все, что можно! Мне бы и этого хватило, чтобы запутать девчонку, но, увы, обвинителем будет Майлс Эллисон, а этот успеет сообразить и поможет ей вывернуться. Но ты не унывай, Роб! В самом крайнем случае нам все же удастся серьезно пошатнуть доверие к Бетти Кейн!

Но пошатнуть доверие — этого мало! Роберт знал, какое незначительное влияние это окажет на общественность. Ему приходилось иметь дело со многими обывателями, особенно с женщинами, и он знал, что они, как правило, неспособны проанализировать простейшее заявление. Даже если газеты сообщат эту мелочь, насчет вида из чердачного окна, — а они, по всей вероятности, займутся делом куда более интересным, а именно клятвопреступлением Роз Глин, — так даже если они это сообщат, то на среднего читателя такое сообщение не подействует.

Кевин мог рассчитывать лишь на то, что он пошатнет доверие к Бетти Кейн членов суда, репортеров, представителей власти и иных способных к критическому мышлению лиц. У Кевина слишком мало фактов на руках, чтобы лишить Бетти Кейн той симпатии, того сочувствия, которые она вызвала у общественности страны. Мать и дочь Шарп останутся замаранными. А Бетти Кейн выйдет сухой из воды.

И эта мысль терзала Роберта… Впервые с тех пор, как Невил Беннет начал работать в конторе, Роберт видел в нем союзника. И для Невила было невыносимо думать, что Бетти Кейн выйдет сухой из воды. У Невила появилась манера произносить имя «Бетти Кейн» таким образом, будто каждый слог этого имени — яд, и он, Невил, этот яд выплевывал. «Это гнусное существо», — называл Невил Бетти Кейн. И справедливое негодование Невила радовало Роберта…