Вексельное право - Георгий Лосьев

– Где мы, скажите точно?

– Не могу: счисления не ведем. Определиться нельзя – небо заложено.

– Пойдемте наверх, старпом!

Корганов ходил по мостику, нервно зажигая и бросая в урну одну за другой недокуренные папиросы. Отсюда, сквозь стекла, были видны все те же зеленые водяные горы и облака белой пыли. Водяная пыль била в окна, стекла дребезжали и слезились.

Заглянув в боковой открылок мостика, я увидел силуэты двух мощных буксиров, дрейфовавших с подветренной стороны «Свердловска».

– Японцы, – пояснил Корганов. – Имею с ними двустороннюю связь. Предлагают помощь без всяких условий, из человеколюбия. Сообщают, что никаких судов поблизости нет.

– Что же вы ответили?

– Пока ничего. Буду ждать…

– Где мы – японцы сообщают?

– Да. Мы в Аниве, на траверзе спасательной станции Отомари.

На мостике появился Волков. Посмотрев на буксиры, похвалил:

– Прекрасные моряки! Вот у кого нам нужно учиться! Не уйдут до самого наикритического момента и подадут руку помощи каждому погибающему. Уж я-то их знаю!

– Да, вам, я думаю, известно! – со сдерживаемой злобой заметил старпом Сергеев. А Корганов вдруг визгливо закричал:

– Товарищ Волков, чего вы торчите здесь? В конце концов, почему не работают водоотливные средства? Я требую! Требую! Требую!..

Он так и не досказал – чего требует. Волков ответил флегматично:

– Да что вы волнуетесь, Петр Степанович? Уймем течь. Но, все же, с джапанами связи не теряйте. На всякий случай.

Подмигнув мне, Волков ушел. Я так и не понял, что обозначало это подмигивание, – смеется, что ли, над стариком?

Но ведь положение серьезное…

В сохранившемся у меня от того памятного рейса путевом дневнике записано:

«… 3 ноября 1934 года. Скоро великий праздник, но не для нас. Терпим аварию в проливе Лаперуза. Ураган от зюйд-оста 12 баллов. Пароход заливает прибывающая забортная вода. Мы в японских водах. Японские спасатели радируют, что «Свердловск» в полусотне миль от Камня Опасности…»

Камень Опасности… Кто из тихоокеанских моряков не знает этой предательской скалы! В «Лоции Охотского моря» сказано:

«…Пролив Лаперуза расположен между островом Сахалин на севере и островом Хоккайдо на юге. Наименьшая ширина пролива… на юге 23 мили. Берега пролива обрывистые и высокие, бухт для отстоя судов нет. Ветры муссонного характера, к зиме – от норд-веста. Частые снегопады. Глубина от 720 м до 120 м. В 8,5 мили, 135° от мыса Крильон стоит скала Камень Опасности. Район скалы чрезвычайно опасен в навигационном отношении. Здесь неоднократно отмечались случаи аварий и гибели судов. К норду от скалы начинаются рифы… Вследствие сильных течений приближаться к скале Камень Опасности не рекомендуется. Если будет измерена глубина менее 38 метров, то это означает, что скала совсем близко, хотя может быть невидимой (туман, снег, дождь)» и т. п.

Камень Опасности… И поныне стоит проклятая скала, окруженная подводными рифами, и морской грунт у ее подножия усеян обломками погибших кораблей.

Из столетия в столетие подстерегает скала потерявший управление корабль, чтобы поднять его на гребень гигантской волны и ударить об острые рифы.

Не случайно именно в этих местах и держали японцы свою «спасаловку», собирая обильную жатву. Ведь в международных установлениях Морского права испокон веков существует незыблемое: «Без вознаграждения – нет спасения, без спасения – нет вознаграждения».

И здесь, как и везде в чужом нам мире, царит чистоган:

Доллар.

Фунт.

Иена.

Франк…

Без вознаграждения никто не станет спасать. А разве вспомнишь, сколько чужих судов спасли наши советские моряки! Бескорыстно, безвозмездно…

Следующая страница моего дневника:

«…5 ноября. Наших судов все еще нет… Забортная вода в машинном и котельном отделениях еще поднялась. Трапы смыты. Паро-динамо и аварийная повреждены. Сидим без света, жжем свечи и пиронафт… Ураган все свирепствует, и положение безнадежное. К капитану уже приходила делегация от пассажиров с требованием принять японскую помощь, но Петр Степанович соврал, будто наши на подходе. Волков устроил ему скандал, угрожал разоблачением. Поведение Волкова кажется мне странным: он абсолютно не верит в реальность прихода наших кораблей и, кажется, возглавил оппозицию среди пассажиров и некоторой части команды. При встрече со мной сказал: «Не о себе думаю, – о людях». Что это – величие души или маскируемая трусость? Корганов прямо заявил: «Знаете, боюсь, что наши опоздают. Тогда, разумеется, конец! Страшно, страшно…»

Этот хоть откровенно боится. Похоже на Корганова. Но чтобы Волков струсил – не может быть. Не таковский. Значит, величие души? А почему бы и нет? Надо, однако, его предупредить, чтобы никаких оппозиций не устраивал. Все же капитан есть капитан, и если решил держаться до самых крайних пределов – это ему в плюс. А положение все же отчаянное: водоотливные средства не действуют. Баллер руля свернут на десять градусов. Наших радист «нащупать» не может. И до Камня Опасности осталось совсем немного. Впрочем, Сергеев говорит, что ветер «заходит». Может, отожмет нас…»

В радиорубке – тусклый блик огромной радиолампы, чуть ли не метровой высоты. Слышен писк морзянки. Худые длинные пальцы радиста безостановочно выстукивают позывные «Красина», «Олы», «Уэллена», посланных на помощь…

Радист снял наушники.

– Ну, как?

– По-прежнему: не отвечают.

– Так… А японцы?

– Читайте, товарищ следователь! На русском языке.

«Капитану парохода «Свердловск» Корганову тчк Ваше поведение бесчеловечное уважающий Петр Степанович тчк Мы крайне сожалеем о вашу бесполезную гибель если не примете помощи тчк Мы будет еще ожидать ваше разумное решение тчк Мы знаем что груза у вас нет и не будем настаивать на вознаграждении тчк Ветер не переменился и не переменится вас сильным течением несет на Камень Опасности на плаву продержитесь еще часов шесть-восемь зпт потом погибнете и погубите сотни невинных людей зпт женщины дети тчк Внемлите голосу разума забудьте национальную рознь примите нашу бескорыстную помощь тчк «Олу» выбросило на камни зпт «Красин» и «Уэллен» сами погибают и запросили нашей помощи тчк На помощь к вам вышли три бота подумайте уважающий Петр Степанович пока не поздно тчк Ваш уважаемый Архип Петрович Накамура-сан зпт капитан спасательного судна станции Отомари…»

– М… да. Почему Архип Петрович? А… Крещеный. Православный японец. Такие у них есть. Именно эти крещеные Накамуры во время оккупации Дальнего Востока больше других, некрещеных, расстреливали наших моряков, красных партизан, их семьи. Тех самых женщин и детей, о которых сейчас так трогательно заботится господин Архип Петрович Накамура-сан. Но все-таки… А если о «Красине», «Уэллене», «Оле» – правда? Однако почему же такая удивительная, более чем странная настойчивость? Бескорыстная настойчивость. В чем дело? Ведь груза на «Свердловске» действительно нет. Если даже и последует решение Международного суда об оплате за спасение, то это будет мизерная сумма, так как фрахта не было. В чем же дело, черт побери?..

– Товарищ следователь! Вы эту РД не забирайте, я обязан сдать капитану.

– Вам сообщали, Серафимов, когда вы учились, кто имеет право изъятия корреспонденции?

– Прокуратура…

– Вот именно! Продолжайте искать наших. От наркома ответ на вторую РД есть?

– Повторяет о посылке судов. Обращаться к японцам запрещает.

– А об этом ты доложил капитану?

– Так точно.

– Хорошо, молодец! Не отрывайся от ключа. Как у тебя с энергией ?

– Аккумуляторы новые.

– А с личной?

– Есть и личная, – усмехнулся Серафимов. – Только бы найти волну. Владивосток не отвечает, и вообще связь поддерживается односторонняя, через один наш крейсер, военный корабль, то есть… Только бы найти волну «Красина»!

Я ответил шуткой:

– Вон их за бортом сколько – все наши.

Радист ответил серьезно:

– Нет, товарищ следователь. Здесь чужие волны!

Серафимов был прав: вода еще была чужой, японской.

Я положил «человеколюбивое» послание Архипа Петровича в карман, решив потолковать с Барабановым: любопытно ведь!