Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья - Фелипе Фернандес-Арместо

экспедиции не должно быть более 235 человек – по всей вероятности, из-за ограниченности имеющейся провизии (но возможно, и из-за платежных ведомостей, расходы по которым, как мы увидим, тоже были огромными)[324].

Бюджет на медицинские нужды был небольшим – около 45 000 мараведи. Большая часть пошла на питание, предназначенное для больных: 123 кг сахара, 112 арроб сыра и более 54 арроб меда, 250 связок чеснока, необозначенное количество фиг, слив, изюма и миндаля в скорлупе, живая корова на каждом корабле для молока, а на флагманском корабле хранилась единственная емкость с каперсами – проверенным отхаркивающим средством. Там же была сосредоточена большая часть аптечки, в том числе 55 банок айвового мармелада, в то время как на остальных судах находилось всего по 3–4 банки[325].

Сахар и сушеные фрукты имеют очевидный терапевтический эффект как источники энергии; они также безосновательно рассматривались как средство для лечения или по меньшей мере облегчения цинги, которая скосила некоторых моряков во время перехода через Тихий океан. Причины цинги были неизвестны, но сушеные фрукты являлись излюбленным средством ее лечения у испанских и португальских врачей[326]. В документе также фигурирует неизвестное количество «лекарств, мазей и дистиллированной воды»[327].

Сравнительно скромный бюджет – 68 182 мараведи – потребовался на карты, чертежи и навигационные инструменты. Нуно Гарсиа де Торено, прежде бывший на португальской службе, получил заказ на дюжину карт на пергаменте и еще дюжину на других материалах, из которых Фалейру заказал семь морских карт, а Магеллан 11. Фалейру также приобрел для нужд экспедиции еще шесть карт, из которых одна предназначалась для демонстрации королю и не отправилась в экспедицию. Вероятно, для иллюстрации картины мира в представлении путешественников королю также вручили карту мира стоимостью 4500 мараведи в кожаном переплете, который добавил к этой сумме еще 340, а также пару позолоченных закладок стоимостью еще 476 мараведи.

За карты экспедиции отвечали и другие португальские изгнанники – отец и сын Рейнелы, Педру и Жорже; вероятно, они воспользовались традициями яванских карт, созданных их коллегой Франсишку Родригешем – протеже Албукерке, который ходил с Франсишку Серраном в экспедицию к Молуккским островам в 1512 году и нанес на карту такие отдаленные острова, как Амбоина и Серам[328]. Карту двух полушарий работы Педру Рейнела португальские чиновники впоследствии конфисковали с захваченного корабля флотилии: она находилась в вещах космографа, который отправился вместо Фалейру, но возможно, была его личной собственностью, оплаченной не из бюджета флотилии[329]. Себастьян Алвареш сообщал, что видел «глобус и карту, которые сын Рейнела сделал здесь и которые закончил его отец, добавив Молуккские острова. Эту карту они берут за основу всех карт, которые делает Диогу Рибейру, как и некоторые квадранты и сферы»[330]. Экспедиция имела семь астролябий, одну из которых сделал сам Фалейру, 21 квадрант, 18 песочных часов, 6 циркулей, некоторые из них позолочены, в готовальнях, и 36 компасов, включая четыре, созданные Фалейру: починка всего одного из них стоила 136 мараведи[331]. Чиновники Каса-де-Контратасьон должны были подробно фиксировать все подробности жизни на корабле. Они не забыли о двух комплектах доспехов для Магеллана, 89 лампах, 50 арробах сальных свечей, священных сосудах для мессы (которая проводилась не на борту из боязни шторма, но должна была служиться при всех высадках на сушу) и сверле зубодера. Частично уцелела ведомость для королевского штандарта, поднятого на флагманском судне: восемь ярдов бахромчатой тафты (de ocho varas de tafetán con sus franjas), раскрашенной неким Вильегасом, судя по всему, состоявшим официальным художником при Каса-де-Контратасьон, но счет не сохранился[332]. Для счетоводов и капитанов предназначалось 15 чистых переплетенных журналов.

Нужно было принять во внимание и затраты на выплаты морякам. Если бы вся команда вернулась живой, к расходам нужно было прибавить более 3 миллионов мараведи, большая часть этих денег отходила наследникам. В реальности в качестве авансов, долгов и содержания вдовам было выплачено более полутора миллионов. Магеллан получил 276 886 мараведи, а Фалейру, который вообще в плавание не пошел, продолжал получать свое жалованье, изначально установленное в 35 000 мараведи в год, но повышенное с 10 августа 1519 года до 50 тысяч. Суммарно он получил выплат на сумму 636 540 мараведи, включая деньги, которые отошли наследникам. Большая часть денег была оформлена как аванс к жалованью. Например, Хуан де Картахена, который как финансовый контролер флотилии должен был получить кругленькую сумму 70 000 мараведи, а как капитан флота получал жалованье 40 000 в год, 30 июня 1519 года взял авансом 10 000; были ли произведены дальнейшие выплаты, неизвестно. Антонио де Кока, другой финансовый чиновник, получил авансом годовое жалованье 50 000 мараведи; Луис де Мендоса авансом взял половину 60-тысячного жалованья, а также 10 000 мараведи на возмещение расходов. Гаспар де Кесада получил авансом половину обещанных 48 000 мараведи в год. Гомес де Эспиноса дождался своих выплат, но ждать пришлось до 1528 года. В 1529 году он получил пенсию 300 дукатов.

31 июля все штурманы получили 7500 мараведи компенсации, поскольку должны были пользоваться собственным оборудованием, в также аванс 30 000 мараведи в размере годового жалованья, исключая одного, чье жалованье составляло лишь 20 000. Он обозначен как Хуан Лопес Карвальо, но на самом деле звался Жуан Лопеш Карвалью, поскольку тоже был португальским перебежчиком. Представленные суммы значительно превышают обычное годовое жалованье штурманов 10 000 мараведи; масштабы выплат участникам экспедиции Магеллана отражают трудность набора людей с необходимым опытом. Моряки, способные плавать в широтах, которые намеревался исследовать Магеллан, не видя Полярной звезды, были нарасхват и могли сами устанавливать себе цену. 30 июня четыре достаточно квалифицированных штурмана успешно потребовали прибавки 600 мараведи в месяц, которая и была со временем дана[333]. Семьям вернувшихся моряков тоже производились выплаты, но, возможно, не все они зафиксированы, зато сохранилось большое количество прошений[334]. До отплытия жена Магеллана получила гарантии, что будет получать его жалованье на протяжении всей экспедиции. В 1523 году вдова главного штурмана Андреса де Сан-Мартина, заменившего Фалейру, получила жалованье мужа за год; в 1530 году, после ее смерти, опекун ее дочери получил еще 12 000 мараведи. Хуане де Дуранго, вдове Хуана Родригеса Серрано, который, как мы увидим, сыграл важную роль в экспедиции, в 1534 году была назначена пенсия. Уже в 1546 году Ана де Оквинталь, пожилая мать Мартина де Магальянеса, который скончался уже на обратном пути у берега Гвинеи, подала из Лиссабона прошение о выплатах, которые ее сын так и не получил. Брат Магеллана Диогу де Соуза в возмещение долгов получил 25 октября 1524 года жалкие 15 000 мараведи[335]. Каса-де-Контратасьон предусмотрело бюджет более миллиона мараведи на выплаты низшим чинам, но в основном они так и не были произведены.

Сейчас трудно понять причины, по которым было решено потратить так много денег на многолюдную дорогостоящую экспедицию. Как мы уже знаем, путешествие было одновременно исследовательским и коммерческим. Престиж требовал, чтобы Испания произвела на Молуккских островах и во всех промежуточных пунктах яркое