Право вето - Александр Мееров

Крэл не понимал, о чем она, слушал ее голос и никак не мог сообразить, что же можно сказать ей.

— Инса, я поверил. Вашему взгляду поверил, — выговорил он, наконец, пытаясь завладеть ее руками. — Я никогда…

— Я уйду, Крэл.

— Нет, нет, не уходите!

— Тогда оставим это. У вас всё равно ничего не выходит. Не умеете вы говорить… о себе. Всё еще разговариваете со мной, как с фабричной девчонкой. И слов вы не находите подходящих… Ну почему такое: умный, интересный человек, а как начинает о своих чувствах говорить, лепечет что-то несусветное?!

— Инса!

— Ну вот, уже обиделись.

— Не выходит… Не выходит, говорите… Это правда. Ничего у меня не выходит. Один раз показалось, что пришло большое, настоящее, единственное…

— О господи, теперь возвышенный стиль! А ведь вы и для себя еще ничего не решили… Ни обо мне, ни о себе… Обостренный самоконтроль, доведенный до абсурда. Мечетесь, никому не верите, и трудно вам. Самому с собой трудно. А по-моему, проще надо. Веселее, легче и больше веры в людей.

— Пожалуй, это самое трудное… Верить? Верил я. Альберта Нолана считал образцом человека и ученого. Счастлив был, что мне довелось общаться с самим Альбертом Ноланом… И вот всё летит к черту.

— Опять крайности. Становится прохладно, Крэл. Вам надо одеться потеплее.

— Нет. В один день, вернее, в одно утро, светлое, мое утро, когда я — распахнул окно лаборатории после трудной и особенной, неповторимой в жизни ночи, вошел Нолан и сказал свое «нет» моему открытию.

— Но он ведь не собирался присвоить открытие. Он сделал его до вас. Да, мне кажется, он ничего не отнимал у вас, скорее дал вам.

— Дал? Что же?

— Свое отношение к жизни, свою оценку открытия. И вы… вы, Крэл, последовали его убеждениям. Он дал вам веру свою. Пожалуй, он из тех, кто дает, а не отбирает. Всё дело в том, как дают. Одни дают, обогащая людей, и не беднеют при этом сами. Другие берут и становятся беднее.

— Да, Нолан бескорыстен, Нолан просто чувствует себя ответственным перед лучшей частью человечества и боится, что наше открытие использует худшая. А разве легко разобраться в этом лучшем и худшем! Я увидел Нолана совсем иным и не мог понять, чего больше в нем — веры в человека или скорби по поводу того, что человек еще мерзок. Всё это в конце концов как-то можно было понять, что-то принять, с чем-то не соглашаться, но вот борьба, в которую он вступил, методы, которыми он начал пользоваться, подорвали мою веру в него… Еще труднее, вероятно, поверить Ваматру.

— Вы ведь совсем не знаете его… А я знаю… Очень давно знаю.

— Даже очень давно?

— Да, с детства. Он был близким другом моего отца. Мать боялась, ненавидела Ваматра и… не любила отца… Ревновала его к Эльде и не любила… Мать ушла от нас, и мы остались с отцом вдвоем. Два мужика, как он говорил. Отец очень хотел, чтобы у него был парень… Отец был хороший, по-настоящему хороший, но мне было его мало. Он всегда пропадал там, в своей лаборатории. И вот однажды… Крэл, пойдите наденьте свитер.

— Мне не холодно.

— Крэл, я вас прошу! — Просьба прозвучала приказом, и Инса, вероятно стремясь подкрепить приказ, встала со скамьи. Крэл тотчас вскочил и взял ее за кончики пальцев.

— Вы не уйдете, пока я буду переодеваться?

Инса рассмеялась. Тихо, ласково. И не высвободила своих пальцев, а только подтолкнула Крэла к крыльцу.

Крэл переоделся мгновенно, выбежал и, еще застегивая пуговицы пиджака, нетерпеливо спросил:

— И однажды?

— Он не пришел из своей таинственной лаборатории. Ваматр стал заботиться обо мне. Он оплачивал пансион, я смогла благодаря ему получить образование… И я захотела к отцу, в такую же таинственную лабораторию, где игра на скрипке может убить или сделать счастливой. Невероятно счастливой. Пусть на один только миг…

— Инса, что же это? Неужели вы, дочь Бичета, и…

— Не перебивайте меня. Можете?

— Могу.

— Еще студенткой — училась я плохо, разбрасывалась, хватала те знания, которые казались наиболее интересными, — еще девчонкой я уже считала, внушила себе и крепко верила, что ученые скрывают многие свои открытия, берегут мир от ужасов, которые могут принести их открытия. Я верила, что всё мы живем в мире, в котором немало бутылок с запрятанными в них джинами. Понимаете, Крэл, как это страшно и как интересно. Живем и ничего не подозреваем. А ведь мы не знаем, насколько надежна корпорация ученых, оберегающая мир от опасных открытий.

— А может быть, такой корпорации и нет?

— Не знаю. Но мне кажется, всегда следует помнить, что кто-то, не выдержав, пооткрывает бутылки. Или одну. Этого тоже может оказаться вполне достаточно. Наконец, могут просто разбить бутылку. Ненароком, когда затеют свалку. Вот так, как Нолан с Ваматром.

— А мы? Для чего тогда мы, Инса?

— Мы? — не то радостно, не то насмешливо спросила Инса.

— Вы правы, — усмехнулся Крэл, — еще нельзя сказать «мы». Просто я подразумевал младшее поколение ученых. Хочется думать, что решать будет оно, а не Нолан или Ваматр.

— Для этого надо сделать не меньше, чем сделали они. Надо по крайней мере стремиться к этому. Еще в университете я решила просить Ваматра взять меня в лабораторию. Он взял. Наверно, из-за отца. Здесь я Ваматра узнала лучше, поверила в его талант — яркий, неистовый и разнообразный.

— Я так много слышал о нем дурного…

— Неудивительно. Ведь он и сам не скрывает своих недостатков и пороков. Дьяволом сам себя величает, а вот о Нолане… Знаете, Крэл, дед очень часто говорил со мной о Нолане, и я поняла: он до сих пор любит его. Всегда будет любить и завидовать ему. Об Альберте Нолане, знаменитом Альберте Нолане он говорит как бы споря с ним, всегда ведя заочную дискуссию. Слушая Ваматра, я утвердилась в своей детской вере. Я всё чаще думаю, а может быть, и впрямь существуют тайные открытия, и их охраняют такие люди, как наш Ваматр.

— И доктор Нолан!

— Не уверена. Мне трудно судить об Альберте Нолане, но он, по-видимому, слишком всё идеализирует и, вероятно, мало знает людей. Только очень хорошо понимая недостатки человеческого общества, можно так верить в его будущее, как верит Ваматр. Он считает, что дьявол является прогрессивным началом, сеет разумное, не очень доброе, но вечное, считает, что дьявол борьбы и свершений всегда более прогрессивен, чем бог успокоенности и сытости.

— Инса, вы апостол Ваматра!

— Я не очень горжусь этим, но и не стыжусь этого.

— Из всего сказанного вами мне близка одна мысль — бороться можно и нужно только в том случае, если очень хорошо знаешь, против чего и за что борешься. Вы открыли мне доктора Ваматра с совершенно неведомой стороны. Но и насторожили еще больше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});