Украсть Ленина - Алекс Тарн

— Может быть, все-таки объяснитесь? — проговорил Гранатов, принужденно улыбаясь. — Чем вам так не понравилось…

Голова не ответила: Вовочка как раз пристраивал ее к обрубку шеи, и она нетерпеливо морщилась, покряхтывая и вздыхая. Руки мумии подергивались, как лапки гальванизируемой лягушки. Процесс регенерации большевицкого идола выглядел исключительно неаппетитно. Но, похоже, в собравшейся компании только Веня почувствовал тошноту. Вовочка был при деле, Цезарь, по своему обыкновению, пялился пустыми глазами одновременно в никуда и на все сразу, уязвленный Гранатов нервно постукивал пальцами по столу.

— Так как же, Владимир Ильич?

Мумия со скрипом встала на ноги, подергала подбородком из стороны в сторону, согнула и разогнула локти и, наконец, удовлетворенно кивнула.

— Как новенький! Жил, жив и буду жить… — коротышка бросил быстрый взгляд на Веню.

«Неужели помнит? — подумал Веня, холодея. — Он ведь тогда был в истерике, почти в отключке… А если все-таки помнит? Черт!.. Тогда нужно линять, и немедленно. А как же билеты, документы? Вовочка обещал достать… Ага, как же. Вовочка уже не Вовочка, был да сплыл. Теперь он в денщиках у зомби, да и сам зомбирован на все сто. Не до документов, Веня, ох, не до документов…»

— Владимир Ильич… — почти жалобно повторил Гранатов.

Коротышка резко повернулся к нему. Еще не окончательно приросшая шея жалобно скрипнула.

— Да-с, батенька! — сердито выпалил вождь. — С такими убеждениями нам не по пути! Если вы готовы ждать, пока ваши идеи впитаются в толщу наудных масс, то делайте это без меня. Тогда, возможно, спустя тысячу лет чего-нибудь дождетесь! Восстание нужно поднимать немедленно, сейчас! Сегодня йано? — Завта будет поздно!

Теперь он и в самом деле треснул кулаком по столу. Щеки и губы Гранатова дрогнули синхронно с этим ударом, как будто лежали там, на столе.

— Но, Владимир Ильич… — пробормотал он. — Народные массы пока не готовы. Народные массы…

— Молчать! — выкрикнул коротышка. — Наудные массы! Что вы знаете о наудных массах?! Наудные массы, батенька, похожи на каловые: кинетическую или потенциальную энейгию они объетают только в болезненных состояниях; а в здоовом виде это обычное говно!

Он снова саданул кулаком по столешнице. Все молчали, потрясенные чеканной образностью и нетленным ароматом ленинской мысли.

— Массы не надо готовить! — продолжал вождь. — Массы надо загнать в болезненное состояние, затем тут же, немедленно, возглавить и вести на штуйм, пока не остыли. Понимаете? Вы в состоянии ввести их в болезненное состояние?

Гранатов шумно сглотнул.

— Не могу знать, — отвечал он, отчего-то по старорежимному. — Но готов выслушать старших товарищей.

Коротышка наклонился над столом и обвел взглядом собравшихся, словно призывая их к повышенному вниманию.

— Демон с тацией! Пей ваемая!

В наступившей тишине было ясно слышно, как запертая в соседней комнате Блонди, чешась, стучит лапой по полу.

— Пить что? — беспомощно промямлил Гранатов.

— Переводи, сука! — взревел Цезарь.

— Демонстрацией, — перевел Веня. — Первое мая.

Лица Цезаря и Гранатова просветлели. Вовочка хлопнул себя ладонью по лбу. В самом деле, завтра был праздничный день — Первое мая.

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул коротышка. — Вы что же, не отмечаете этот день? Не пааводите маевку?

— Да, да, маевку… — задумчиво протянул Гранатов. — Мы ведь и в самом деле намечали на завтра совместную акцию с ВЧК в Приморском парке.

— С кем, с кем?

— С ВЧК. Новая, довольно популярная молодежная организация, идейно примыкающая к РНКП(бл). Расшифровывается как «Выкинуть Чурок К…»

— К?..

— К… — Гранатов развел руками.

— Это куда же? — настаивал коротышка. — Нельзя ли поточнее?

— Да они еще не решили… — смущенно улыбнулся Гранатов. — Молодые, горячие. Одни требуют указывать точное место, например: «к тюленям», то есть, в Антарктиду… или «к черным обезьянам», ну, то есть, на Мадагаскар. Другие же говорят, что эта конкретность вовсе ни к чему, достаточно просто поставить в конце букву Х. Чтобы было ВЧКХ. Спорят до хрипоты.

— Эх, молодо-зелено… — в свою очередь усмехнулся вождь. — Мой совет: пусть лучше так и оставят. ВЧК. Славное название, емкое.

Задумчиво и светло улыбаясь, он смотрел в окно, словно на минутку увидел там что-то прошлое, доброй памяти, заветное для сердца и души.

10

Ночью перед маевкой Веня впервые попытался бежать. Он и сам не мог бы ответить на вопрос, почему надумал сделать это только сейчас. Простейшее объяснение заключалось в отсутствии документов, в надежде на обещанную Вовочкой помощь. Да и вообще, поначалу, пока они пересекали Прибалтику в запломбированном товарном вагоне, деваться было особо некуда и, главное, незачем: все равно движение происходило в нужном направлении, к Питеру. Наверное, это и усыпило его бдительность. Например, какого черта было соглашаться на дурацкую идею заночевать в Разливе? С этого ведь все и пошло… Скорее всего, Веня согласился чисто по инерции, убаюканный, как в люльке, замкнутым, покачивающимся, ритмичным вагонным бытием. А мог ведь и не пойти, соскочить на одной из пригородных сортировок.

Соскочить… Легко сказать: «соскочить»! Мало ли в жизни моментов, когда и надо бы соскочить, а ты все едешь и едешь, и едешь, поклевывая носом и сонно потряхивая головой в такт уютному колесному перестуку? Да сколько угодно их, таких моментов, что уж теперь удивляться… И куда бы ты делся, соскочив, — весь в щетине, в грязном рванье, в облаке навозной вони, зато без денег и документов? Ровно до первого встречного мента, не дальше. А поди-ка сюда, вонюче-беспаспортный! Кто таков? Откуда путь держишь и куда?

Да понимаете, гражданин мент или как вы там теперь зоветесь, я вообще-то иностранец… нет, не турецко-подданный и даже не сын его, но где-то рядом, по соседству, хотя доказать этого немедленно, пожалуй, не смогу. Выпал я, не далее, как минуту назад, из навозного вагона, где проезжал контрабандой, что могут подтвердить мои бывшие попутчики: известная всему миру мумия и полковник Кремлевского полка, недавно похитивший ее прямо из Мавзолея. А следую я во дворец своего друга, разбомбленного массированной вертолетной атакой во время мирного дрейфа напротив Куршской косы. Приходилось ли вам когда-нибудь видеть вертолетную атаку, господин-гражданин-товарищ мент? Как бы отреагировал среднестатистический мент на вышеприведенную тираду и, в особенности, на последний вопрос? Вызвал бы он сначала автобус с санитарами, а уже потом потоптал бы за издевательство над представителем власти в особо изощренной форме или, наоборот, прежде потоптал бы, а санитаров оставил бы на потом? Проблема…

Выходит, что, по логике вещей, соскакивать до Разлива не получалось, как ни крути. Ну, а затем уже все покатилось под откос, не удержишь. Быки, Колян, Цезарь, разливская директриса с мужем, да будет земля им пухом. Ты ведь теперь свидетель зверского убийства, Веня… да и, поди, докажи, что просто свидетель, а не соучастник. Конечно, все могло бы повернуться еще хуже, одержи Екатерина Вилоровна победу в идеологическом споре с Вовочкой: разве не она, поганка, предлагала сделать из «бомжей» чучела для музея? Лежал бы ты сейчас на витрине чучелом Гришки Зиновьева… Веню передернуло.

Так-то оно так, поганка поганкой, но заслуживала ли бедная директриса столь ужасного конца? Нет ведь, правда? Вполне достаточно было бы начистить рыло, да пнуть ногой под зад: гуляй, мол, дура… Ан нет. Идеологические споры в присутствии коротышек всегда чреваты смертью, как бы их, коротышек, не звали — Ленин, Гитлер или Робеспьер. Вон уже сколько вокруг него крови, ты только глянь, Веня: два десятка людей на яхте, супруги Степаненко… а он ведь только начал, только начал! Как это он сказал Гранатову: «Массы надо загнать в болезненное состояние и вести на штурм.» Чудовище, просто чудовище. И ведь растет, подлец, растет с каждым днем! И рос бы еще быстрее, если бы…

Вот именно, Веня. Вот именно. Теперь, когда Веня знал страшную коротышкину тайну, ему и в самом деле угрожала нешуточная опасность. Не то, чтобы прежде этой опасности не существовало. Необходимость в нем, как в переводчике, могла закончиться в любую минуту. Найдут кого-нибудь более подходящего: после объединения с партией Гранатова недостатка в кандидатурах не будет. Ну, а проблему отработанных кадров коротышки всегда решали быстро и однозначно. Пришедших в ненужность соратников закапывали по соседству с идеологическими оппонентами. Да-да, Веня, вон там, рядом с тем свежим аккуратным холмиком, под которым лежит чета Степаненко. Комната, куда поместили Веню и Вовочку, выходила на задний двор административного здания, и холмик виднелся из окна наглядным указанием на неотвратимость светлого будущего — как оппонентов, так и соратников.