Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

– Что ты там шепчешь? – Не оборачиваясь, спросил Путилин.

– Ничего, – прошипел с досады Миша, – это я на себя.

Прошли коридором, из которого лестница вела на второй этаж, оттуда слышались приглушенные голоса. Путилин и направился туда, обходя валившуюся поперек тумбу или этажерку, резонно решив, что пристав с сотрудниками находится на месте, где совершено злодеяние.

– День добрый, Иван Дмитрич, – подполковник Тимофеев поздоровался с Путилиным крепким пожатием руки.

Приставу было немногим за сорок, бритое лицо, серые с белесыми прожилками глаза, словно выгорели на солнце, прямой нос и постоянно нахмуренные брови, между которыми образовалась глубокая морщина.

– Рассказывайте, Василий Евсеевич, что тут у вас стряслось?

– Час тому, начал по—военному подполковник, не отвыкший от точности и краткости докладов, – к купчихе Устинье Быковой явился прилично одетый молодой человек и вручил послание, якобы от ее знакомого, когда она распечатала письмо, то господин нанес несколько ударом железной трубой по голове, – он указал рукой на стол, где, в самом деле, лежал кусок ржавой трубы в вершок диаметром и длиной в пол аршина, – дело не доведено до конца только потому, что Быкова подняла крик и, видимо, преступник испугался и убежал, споткнувшись о тумбочку внизу и скорее всего ударился ногой. Соседи видели убегавшего хромавшего человека в черном пальто.

– Быкова, как я понимаю жива?

– Совершенно верно, находится в спальне с доктором.

– Она что—нибудь рассказала?

– Нет, я толком ее не расспрашивал, ждал вас, чтобы ей не повторяться.

– Тогда, если позволит доктор, хотелось бы поговорить с госпожой Быковой.

Пристав кивнул полицейскому, присутствующему в комнате, и тот вышел, чтобы поинтересоваться, в состоянии ли хозяйка принять господ из сыскной полиции.

Через минуту полицейский вернулся.

– У госпожи Быковой болит голова, но она готова рассказать все, что знает.

– Я думаю, стоит воспользоваться этой оказией, вы со мной, Василий Евсеевич?

Сквозь щели между штор в спальню проникал тусклый свет, в столице зимой рано наступают сумерки, сколько свечей горели на столике у изголовья кровати. Устинья лежала укрытая до подбородка легким цветным покрывалом, голова аккуратно забинтована, лицо в колеблющемся свете свечи казалось бледным и безжизненным, словно гипсовая маска.

– Разрешите? – заглянул в дверь Путилин, обращаясь к Быковой.

– Да, да, – слабым голосом произнёсла Устинья, судя по осунувшемуся виду ей можно было дать лет под шестьдесят, хотя только недавно она отпраздновала сорокалетие, – прошу вас, заходите.

– Не отнимайте много времени у госпожи Быковой, – предупредил тихим шепотом доктор, собирая в саквояж инструменты, – она очень слаба после перенесенного.

– Нет, – голос у потерпевшей слегка окреп, – я готова ответить на любые вопросы, лишь бы вы, господа, нашли злодея, покусившегося на мою жизнь.

Путилин взял стул и поставил ближе к изголовью.

– Вы в состоянии рассказать все, что произошло.

– Готова, – и высвободив руку из—под покрывала, потрогала повязку на голове, – спрашивайте.

– Как все произошло?

– В дверь позвонил молодой человек, высокого роста, красивый, мне показалось, он был чем—то смущен…

– Пришел же не с благими намерениями, – пробурчал пристав, но под укоризненным взглядом Путилина умолк.

– Прошу вас, продолжайте.

– Сказал, что с оказией принес мне письмо от сестры.

– От сестры?

– Да, я еще удивилась, ведь она отправляет письма почтою, и никогда, таким образом, не передавала.

– Далее.

– Я пригласила молодого человека войти и предложила чаю, он отказался, ссылаясь на нехватку времени, но предложил передать мой ответ и готовь подождать, пока я буду писать. Я повернулась к нему спиной и здесь почувствовала боль в затылке, потом еще удар, я громко закричала, что было, потом я не помню.

– Скажите, а вы живете одна?

– Нет, у меня есть служанка.

– А почему вы открыли дверь, а не она? И почему ее не было в доме?

– Сегодня я ее отпустила и осталась одна, поэтому открыла сама.

– Она давно вас спрашивала об этом дне?

– Да я уж не помню.

– Кто еще проживает в доме?

– Только я и моя служанка.

– Давно у вас служанка?

– Груша? Месяца с три будет.

– Вы ею довольны.

– О да, исполнительна, за чистотой я так не слежу, как она.

– Паспорт у нее имеется?

– Да, вон в той шкатулке, – указала рукой на изящный столик, стоящий под зеркалом.

– А прежняя ваша?

– Уехала себе в деревню.

– Скажите, какие—нибудь деньги вы храните в доме?

– В той же шкатулке, тысяч пять—шесть всегда лежат.

– А кольца, броши или другие золотые вещи?

– В шкатулке, что рядом с той, – она снова указала на столик, – которая поменьше, уточнила она.

– И на большую сумму?

– Не считала, но, пожалуй, тысяч на десять.

– Понятно, а где письмо?

– Мы его не смогли найти, – раздался голос пристава, – видимо, его успел забрать преступник.

– Конверт был подписан?

– Нет, я подумала, что сестра не стала этого делать.

– В само письмо вы прочли?

– Не успела заглянуть.

– Кто мог знать, что вы сегодня отпустили служанку?

– Никто, нет, постойте, вчера ко мне приходил племянник, сын мой сестры, он мог слышать. – Устинья удивленным взглядом посмотрела в глаза Путилина, – нет, нет, вы что, это очень воспитанный юноша, студент юридических курсов Университета. Нет, нет, я запрещаю вам думать о нем плохо.

– Не буду, – Иван Дмитриевич поднял к верху руки. – Но я обязан прояснить все обстоятельства дела, чтобы найти злоумышленника.

– Ищите, – буркнула Устинья. только мой Саша здесь не при чем.

– Скажите, у вас, наверное, есть доход?

– Есть, – все тем же тоном ответила хозяйка, – у меня торговля в Самарской губернии.

– Приносит большой доход?

– Достаточный, чтобы безбедно жить.

– Скажите. А кто наследует его при, – Иван Дмитриевич упорно буравил взглядом посеревшее лицо купчихи, – вашей…

– Так и говорите, кончине, – закончила за него Быкова. – Кто—кто племянник.

– Значит, он, может быть, заинтересован.

– Нет, я ни в чем ему не отказываю, так что забудьте о нем.

– Кто еще упомянут в духовном завещании?

– Сестра, но я ей отказываю незначительную сумму.

– И какую, позвольте полюбопытствовать?

– Пятьдесят тысяч.

Иван Дмитриевич в удивлении приподнял правую бровь.

– Сестра замужем?

– Нет, пятнадцать лет, как вдова, Саша рано лишился отеческого внимания.

Ваша сестра где, извините, проживает?

– Даша? Здесь же, в Петербурге.

– Она бывает у вас?

– Нет, мы в ссоре.

– Сам капитал сколько составляет?

– Семьсот тысяч, – и Устинья посмотрела на щель между шторами.

– Молодого человека вы способны опознать, если мы вам предъявим его?

– Конечно, – оживилась Быкова, даже потухшие глаза загорелись, – опознаю непременно, я его запомнила на всю жизнь.

– Голубые глаза и тоненькая полоска усов, словно начали только—только пробиваться и обретать цвет, тонкий прямой нос.

– Лицо круглое, худощавое?

– Скорее немного худое.

– Вы сказали высокий?

– Да, для меня все, кто выше меня, высокие.

– Он, кроме сестры, никого не упоминал или имя, какое называл?

– Увы, нет, он так невнятно представился, что я боюсь, не вспомню.

– Хотя бы попытайтесь.

– Нет, – покачала головой Быкова.

– Хорошо, тогда простите нас за вторжение, – поднялся со стула Иван Дмитриевич, подошел к столику, – вы позволите паспорт вашей служанки взять на время?

– Если надо.

– Сами понимаете, служба, – он развел руками, – и разрешите откланяться.

– Что вы об этом всем скажете? – поинтересовался пристав, когда начали спускаться по лестнице.

– Как говорится, ищите кому выгодно злодеяние, – Иван Дмитриевич о чем—то размышлял.

– Племянник?

– Не исключаю такой возможности и за более мелкие суммы люди отправляли родственников к праотцам.

– Значит, могу ехать за Сашей, как она его называет?

– Я бы не спешил, сперва стоит собрать о нем, хотя бы какие—то, сведения, какую жизнь ведет, не имеет ли долгов, кто ходит в его приятелях, а уж потом делать выводы и еще бы поинтересовался. Нет ли у него в знакомцах похожего на нападавшего человека.

– Да, Иван Дмитрич, а я все по—военному, команда «вперед» и на врага, а здесь в статской жизни все гораздо серьезней.

– Вот и сестрицей тоже не грех заняться, живет где, как и на какие средства. Это и есть следствие, Василий Евсеевич.

– Все—таки в армии проще.

– Тогда давайте, я поручу проверку племянника моим агентам, не обессудьте, но они все—таки имеют в этих делах хороший навык и никто ничего не заподозрит, в особенности тетушка.