Наследие мертвых - Энтони Варенберг

Хотя до рассвета было еще далеко, Тариэль испытывал такое возбуждение и подъем, что решился совершить еще одну вылазку, уже не с целью сбежать, а в качестве тонкой мести вероломному князю, не подозревавшему, что его пленник вовсе не столь несвободен, как хотелось бы. Для верности он заклинил замок своей импровизированной тюрьмы изнутри, воспользовавшись тонкой щепкой от одной из необработанных тавол — если кто и явится сюда, дверь отпирать придется долго — и отправился в путешествие. Никакой определенной цели он перед собой не ставил, хотя был бы не прочь отыскать место, в котором Гаал хранит картины — очевидно, святая святых замка. Если князь не совсем дурак, рассуждал Тариэль, то не станет держать их в нижних помещениях, где сырость может повредить краскам, но и не выберет и слишком ярко освещенное место, доступное безжалостным солнечным лучам. Представив себе общую планировку замка, Тариэль уверенно направился в запасное крыло, миновав благоухающий восхитительными ароматами висячий садик (и попутно прикинув, как бы соорудить у себя такой же), и вскоре наткнулся на массивную дверь, которая вряд ли вела в жилое помещение, зато выглядела неприступной как раз настолько, чтобы скрывать за собою нечто чрезвычайно ценное. Ничего, напоминающего замок, на ней не имелось, из чего следовало, что открывается она примерно тем же способом, что и выход из мастерской — поворотом замаскированного "ключа". Конечно, Тариэлю могло и не повезти, ибо таковой "ключ" мог находиться в другом помещении и приводиться в действие с помощью

сложной системы шестеренок и цепей, но на всякий случай он тщательно, дюйм за дюймом, исследовал стены на уровне человеческого роста (учитывая, что князь Гаал отнюдь не гигант). Есть! Дверь подалась столь же легко и тихо, как и в мастерской, и Тариэль, не раздумывая, шагнул внутрь.

Лучше бы он этого не делал.

Удушливый смрад обжег ноздри и выбил слезы из глаз. Тариэль задержал дыхание. Вообразить себе, что способно источать подобное зловоние, он не мог, но понимал — это либо живое, либо относительно недавно было живым. В пользу первого предположения свидетельствовало то, что оно дало знать о себе глухим ворчанием, каковое могло принадлежать крупному хищнику. В свете нескольких факелов, горевших на стенах, Тариэль разглядел здешнего обитателя, кольцами свернувшегося в углу и поднявшего медленно покачивающуюся из стороны в строну голову на длинной змеиной шее.

Кошачью голову с угрожающе приподнятыми острыми ушами.

— Вундворм, — вслух сказал Тариэль, отступая назад. — Замечательно. Странно, но человек отнюдь не всегда оказывается рад, когда находит то, что искал.

Кольца молниеносно распрямились, подобно гигантскому аркану, брошенному опытной рукой. Змея совершила смертоносный прыжок, но Тариэль каким-то чудом в последнюю долю мгновения успел очутиться по другую сторону двери. Шипение и злобный рев разочарованной гадины прозвучали в его ушах сладостной музыкой.

Не медля, Тариэль устремился прочь прежним путем, и на сей раз преодолел расстояние до мастерской с такой скоростью, о какой и не подозревал, что способен ее развивать.

На Великих Играх в Аргосе он, безусловно, оставил бы далеко позади лучших хайборийских бегунов.

Как только он оказался на безопасном расстоянии от Вундворма, Тариэля разодрал совершенно неуместный истерический смех.

— Ну, я, точно, великий герой, — потешался он сам над собою, — слава богам, что этого позора никто не видел!

На самом деле, то, что испытал Тариэль, было не столько ужасом, сколько нестерпимым отвращением — чувством зачастую более сильным и непреодолимым, тем самым, что заставляет людей поднимать дикий визг и терять сознание при виде паука или крошечной мыши, совершенно не способных причинить существенного вреда.

Рептилии всех мастей вызывали у него именно такие ощущения. Тариэлю мучительно захотелось немедленно напиться и хотя бы на время забыть пережитый кошмар.

Лишь немного успокоившись, он осознал, что достиг цели — Вундворм, убийца Хэма, найден, пусть и благодаря чистой случайности. Значит, все разговоры о нем — вовсе не легенда.

И главное, раз Гаал держит это отродье преисподней в своем замке, то именно он, князь, и есть глава Ордена Воплощения, настоящий, чрезвычайно опасный враг, справиться с которым в одиночку едва ли удастся. Сейчас было самое время сообщить обо всем Доналу Огу, завершив свою миссию.

Но не тут-то было!

Тариэль испытывал стыд за позорное проявление недостоинства при встрече с Вундвормом и едва ли не более сильным — за то, с какой стороны проявлял себя в течение последних лет. Когда-то он действительно был героем и умел встать выше любого страха. А теперь даже Конан считает, будто он прячется за женскую спину.

А сколько раз ему приходилось видеть тень брезгливой жалости в глазах Конгура, своего мальчика? Еще бы: невелика честь для отца семейства буянить в кабаках и заваливаться домой пьяней вина. Нет, этому надо положить конец, вернув себе достойное имя.

Он явится в Бельверус с головой Вундворма, уничтожив Орден Воплощения. После этого никто уже не скажет и не допустит даже в мыслях, что граф Тариэль — ни на что не способное ничтожество. И хорошо, что Конана нет рядом. Это будет его собственный подвиг, который ни с кем не придется делить.

Или уж его собственное окончательное поражение.

Тариэль вспомнил об одном не самом приятном случае в Халоге. Он тогда уже имел репутацию сильного бойца и хотел, чтобы все это признали.

Болезненно самолюбивому юноше казалось, будто кое-кто не воспринимает его всерьез, в частности, гипербореец Асвар, огромного роста и совершенно невозмутимый светловолосый воин, отличавшийся, кроме прочих заслуг, философским складом ума — редкое качество для гладиатора, ибо в основной массе бойцы не блистали способностью быстро соображать, а и грамотой владели далеко не все; Асвар же знал множество хайборийских наречий и в свободное время изучал какие-то кхитайские книги, мог по памяти перечислить все небесные созвездия и увлекался нумерологией и каббалистикой, производя некие сложные расчеты на листах пергамента.

В Халоге Асвар оказался совершенно добровольно и не скрывал, что дерется ради денег, которые необходимы ему, чтобы учиться дальше. Мимо Тариэля он ходил, как мимо пустого места. Впрочем, Асвар вообще держался особняком и разве что с Конаном изредка перекидывался парой слов. Киммериец уважал этого пария, а Тариэль молча страдал от ревности и снедающего его душу неутолимого честолюбия.

В конце концов он предложил Асвару поединок. Гипербореец похлопал глазами, словно переваривая услышанное, отодвинул свой неизменный свиток с непонятными расчетами, лежавший на грубо отесанном столе, и поставил на этот же стол свою огромную руку, приглашая Тариэля померяться силами таким способом. Тот замер — выиграть у Асвара этот поединок было немыслимо, а проиграть нестерпимо позорно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});