Почти что сломанная жизнь - Маргарет Макхейзер

- Но, Дом, я люблю тебя, - заученным тоном говорит она, надув при этом губы.

Я слышу, как спустя секунды после ее заявления, хлопает входная дверь, и неловко смотрю на его родителей.

Хотя, она права. Я уродина по сравнению с ней.

Из того, что мне рассказывал Доминик, как человек она и наполовину не так хороша, как я.

Внутреннее уродство может маскироваться за внешней красотой только до тех пор, пока не станет явным. И прямо сейчас, Челси вынесла на свет всю свою ужасную натуру. То, кем на самом деле является.

- Мне так жаль. - Беря за руку и уводя меня от своих родителей, шепчет мне в ухо Доминик.

Мы заходим, как я полагаю, в кабинет, и он закрывает за собой дверь.

- Я не знал, что она собирается быть здесь. Мне действительно очень жаль, Эйлин. То, что она сказала о тебе, было абсолютно неприемлемо. - Он проводит ладонью вверх и вниз по моей руке, наклоняя голову, чтобы заглянуть мне в глаза.

- Это не твоя вина, поэтому просто забудь об этом. Мне не хотелось бы оставаться здесь, в то время как твои родители ждут, чтобы поздравить тебя с днем рождения.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Доминик опять притягивает меня в свои объятия.

- Я люблю тебя и только тебя. Поцелуй меня, - мягко командует он. Ничего не могу поделать с собой, поднимаю голову, чтобы встретить его теплые губы.

Его ладонь ложится мне на щеку, большой палец нежно поглаживает кожу скулы. Его тело выгибается рядом со мной.

- Ладно, - говорит Доминик, прислоняясь лбом к моему. - Я хотел бы, чтобы родители, наконец, познакомились с тобой. - Целует меня в щеку, беря за руку.

- Окей, - бормочу я, пока мы выходим из комнаты

Как только заходим опять в гостиную, мама Доминика заключает меня в сильные объятия и шепчет извинения:

- Мне так жаль, Эйлин. Эта женщина - сама мерзость. Я впервые видела ее такой. Не могу выразить, насколько мне жаль. - Она сильнее обнимает меня, а потом отступает на шаг. Чтобы посмотреть на меня. - Пожалуйста. Прости нас. Мы действительно не знали.

- Пожалуйста, миссис Шрайвер, не извиняйтесь, в этом нет вашей вины.

- Зови нас Дорис и Джон. - Она протягивает руку своему мужу, отцу Доминика.

Джон выходит вперед и пожимает мне руку.

- Приятно познакомится, Эйлин, - говорит он, выглядя при этом немного сконфуженно.

Я быстро проверяю свои волосы и понимаю, что мое правое ухо открыто, и из-за этого Джон чувствует себя неудобно. Привожу волосы в порядок так, чтобы откушенное ухо не было видно и поворачиваюсь к Доминику.

- Оскар еще не появлялся? - спрашивает он, заполняя неловкую паузу.

- Нет, он звонил и сказал, что опаздывает, и просил начинать обед без него. Сказал, что к пирогу будет здесь, - говорит Дорис. - Пойдемте, дети, начнем обедать.

Джон знаком приглашает Доминика и меня идти вперед и тихо следует за нами.

Из всех комнат, что я видела в этом доме, столовая декорирована наиболее спокойно и красиво.

Доминик выдвигает для меня стул, я сажусь, и он садится рядом со мной. Джон и Дорис располагаются напротив нас и все еще выглядят взволнованно от того, что выяснилось этим вечером.

Чувствую себя выставленной на обозрение. Как будто мне надо произвести на них впечатление, но могу также сказать: они достаточно тихие люди.

- Расскажи нам, Эйлин, чем ты занимаешься? - невинно спрашивает Дорис.

- Хм, я больше не работаю, - мягко отвечаю я, в надежде, что она не спросит «почему».

Рука Доминика у меня на бедре напрягается и, посмотрев на него, я вижу, что он улыбается мне.

- Доминик говорил, вы живете недалеко от него, - говорит Джон, когда их дворецкий ставит передо мной белую тарелку. На ней круглая розоватая горочка.

- Да, он живет всего в нескольких минутах от меня.

Смотрю на Доминика в ожидании, пока он скажет мне, что это такое.

- Это тартан из тунца. Мой любимый, - шепчет он.

Берусь за вилку, попробовать. Довольно изысканно и вкусно. С удовольствием ем это.

- Вы когда-нибудь путешествовали, Эйлин? Мы с Дорис любим открывать для себя новые места. Не так уж много штатов в Америке, где бы мы еще не побывали. - Он поворачивается к своей жене. - Ты помнишь времена, когда мы повезли мальчишек в Гранд Каньон, и Доминик решил, что он хочет забрать ту больную лягушку с собой? - Дорис начинает смеяться и мне ничего не остается, как присоединиться к этому заразительному звуку.

- Неправда, - говорит Доминик, прерывая всеобщее веселье.

- Правда, Эйлин, правда. Доминик нашел лягушку, которую чем-то разрезало, но она еще пыталась двигаться. Он, черт возьми, поднял ее и принес своей маме со словами: - Мамочка, я могу вылечить ее. Дорис запрыгнула на крышу, а Оскар начал спорить с Домиником, призывая его положить лягушку, или же он заразится бешенством. Я смеялся до слез, - говорит Джон. Дорис и я смеёмся, а Доминик улыбается своей грустной улыбкой и доедает свое блюдо.

- Все было не так, - говорит Доминик.

- Это определенно было именно так. Сколько тогда было Доминику? Около восьми, Дорис?

- Мне было десять, а Оскару девять. И я мог спасти ту ящерицу.

Услышав его утверждение, мы захохотали еще сильнее.

- Доминик, мне нужно в ванную, - шепчу я, стараясь не привлекать внимание его родителей.

- Я тебе покажу, - говорит он и встает отодвинуть мой стул.

- Прошу прощения. - Говорю я его родителям. Они оба слишком заняты, смеясь над своим сыном, чтобы действительно заметить, что мы вышли из-за стола.

- Сюда, - указывает Доминик, беря меня за руку.

- А твои родители действительно прикольные.

- Думаю, они нервничали из-за встречи с тобой, но позволь сказать: вся эта история с ящерицей… я точно мог бы спасти ее.

Я хихикаю над ним.

Пока мы идем по коридору, я слышу, как хлопает входная дверь, и раздается глубокий голос.

- Я здесь. - И потом, тише. - Подожди, я только что вошел в дом своих родителей.

- А вот и Оскар. Не могу дождаться, чтобы вы познакомились. Похоже, он говорит с кем-то по телефону. Я представлю вас, когда ты выйдешь из ванной.

- О да, ты определенно был в ударе, - говорит Оскар глубоким хриплым голосом, разговаривая с человек на другом конце провода. - Ну, может тогда тебе лучше заткнуть эту пизду, на хрен?

Я отмечаю этот характерный звук в его голосе, почти как у кантри певца. Он растягивает «н» в своих словах, будто его язык остается прижатым к небу дольше, чем необходимо. Этот голос мне знаком; я слышу его в своих кошмарах.

Я застываю совершенно не в состоянии двигаться.

Меня охватывает озноб.

Мое горло сводит, желудок скручивает спазмом, меня вот-вот вырвет.

- Эйлин, ты дрожишь.

Мне нечем дышать.

Моя тревожная кнопка, где моя тревожная кнопка? Где, твою мать, моя тревожная кнопка?