Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика) - Василий Минаков

И правда, выровнял самолет. «Давай цель, слышишь, штурман...» Огляделся я, все вокруг перебито в кабине, ветер сквозь дыры свищет, сам на полу лежу. Повернулся кой-как на живот, вижу — почти не сошли с боевого курса, высоту потеряли только. «Доверни чуть вправо», — передаю. Довернул. «Сбрасываю, — говорю, — по-аварийному». Пошли родимые, хорошо пошли...

Тут пулеметы застрекотали, «мессеры» навалились на раненую машину. Стрелки отбиваются, у Беспалова одна забота — удержаться на высоте.

И вот тут-то пришли нам на помощь орлы одесские. Вся группа наша уже отбомбилась, развернулась в сторону [162] моря, мы отстали, и с нами остались три «ястребка». «Мессеров» было намного больше, мелькали, как черные молнии, нужно им было хоть как отыграться, колонну-то мы разбомбили в пух. Но «ястребки» показали класс! Такого пилотажа и на воздушных парадах мне видеть не приходилось. Во всем обставляли их, даже и в скорости, поскольку умели набрать высоту. Не до того мне, казалось, было, лежу на полу весь израненный, но, еще раз повторю: незабываемый бой! Чудеса творили ребята, никак не давали стервятникам к нам подойти.

Так и провожали. Летели мы в центре их карусели, с каждой минутой теряя высоту.

Метров двести уже до земли осталось. Внизу окопы мелькают. Оттуда палят, град бьет по крыльям. «Ну... ну, немного еще...» — помогаю словами Беспалову, хоть вряд ли он мог слышать. — «Все! — выдыхает. — Выключаю моторы...»

Цепляясь за проволочные заграждения, спланировали через окопы своих, чудом каким-то не скапотировали в изрытом поле.

«Ястребки» покружились еще над нами, и только когда стрелки вытащили нас с Беспаловым из кабин и оттащили в окоп, улетели в свою Одессу...

Овсянников помолчал.

— Такие ребята. Имен их узнать не довелось, очнулся уже в медсанбате. Потом — госпиталь, тридцать два осколка извлекли из меня. А когда вернулся, полк уже был на другом участке. Детям своим, коли буду жив, накажу помнить тех трех безымянных...

* * *

Во второй половине дня мы вылетели на «свободную охоту» у Крымского побережья. Осмотрели все коммуникации, но плавсредств не обнаружили. Возвращались уже ночью. Я решил лететь в строю с Беликовым, для тренировки. Отстав от ведущей машины на двадцать пять — тридцать метров, летел более двух часов. [163]

На аэродроме Виктор с удивлением оглядел меня.

— Молодец! Ишь какой цепкий! Держался как привязанный.

Когда ужинали, раздались хлопки зениток. Заходила ходуном наша летняя курортная столовая, послышались взрывы. Бомбили аэродром. Все выскочили на улицу.

— Юнкерсы! — прислушавшись к гулу моторов, определил Беликов.

Лучи прожекторов, расчертив небо, выхватили из темноты поблескивающий крестик.

— Попался, голубчик!

Пойманный в огненные клещи самолет вилял из стороны в сторону, но за ним неуклонно следовали слепящие голубые мечи. Разрывы зенитных снарядов, покрывшие огненной рябью ночное небо, сошлись к фокусу прожекторных лучей.

— Чего же он не маневрирует? — не выдержал Трошин.

— Еще подскажешь! Видимо, на боевом курсе, гад! Вот влепит в наши капониры...

— Смотри, смотри!

Сверкающий крестик превратился в комок пламени, кометой скользнул вниз...

— Отлетался!

— Севастопольский вариант! Молодцы зенитчики!

Гул моторов не смолкал. Прожектора вновь разбежались по небу, не умолкая били зенитки...

— Однако нужно глядеть в оба, — сказал Чумичев. — Здорово, значит, им досаждаем, если в такой обстановке нашлись у них самолеты для нас!

Техник Миша Беляков

Технический состав полка жил на аэродроме, в землянках возле капониров. Приехав утром на стоянку, мы были немало удивлены: механики и мотористы как ни в [164] чем не бывало занимались своими делами, а их начальник Миша Беляков, дав задание каждому и присев на две сложенные вместе колодки из-под колес, сосредоточенно вникал в какую-то замасленную схемку, аккуратно разглаженную на коленях. На вопрос о ночной бомбежке только рукой отмахнулся.

— Шой-то с фрицем зробилось неладное, командир, — озабоченно, как о заболевшем родственнике, сообщил Жуковец, успевший узнать все подробности у механиков. — Як тильки кокнули одного, так уси и злякались. Покидали свои гарбузы як прийшлось, и драпу...

— Не паясничай, — одернул Володя, еще не освоившийся с забавной привычкой Саши: по-русски он говорил чисто, даже почти без акцента, пока дело не доходило до фрица. Тут непременно переключался на несуразную смесь, считая, должно быть, что с ее помощью сможет почти без ущерба избегнуть тех выражений, которые могли бы поставить начальство в ложное положение. В самом деле, не очень решишься на замечание, если неуставной оборот адресован общему ненавистному врагу.

— Та я ж и говорю, не той вже фриц пийшов, не севастопольский!

Беляков оторвался от схемки, услышав не к месту употребленное слово, презрительно сплюнул.

— Во, видали? — кивнул на поле, где краснофлотцы аэродромной команды, разбившись на пары, заравнивали разрозненные, не причинившие никакого вреда воронки. — Стоило жечь бензин...

Я невольно поморщился. Не слишком ли легко судят...

Чуткий к мнениям о своем друге и бывшем начальнике Жуковец, видимо, угадал мои мысли.

— О Севастополе это я так, какое, конечно, сравнение... Вот курорт так действительно был курорт! Расскажи, Миша, как к фрицу за запчастями ходили...

В самом деле, сколько нам слышать пришлось о легендарной [165] в полку эпопее. И все от других. Как-то и в голову не приходило, что вот же свои севастопольцы в экипаже!

— Миша, он страсть какой жадный до железяк! — пытается Жуковец раскачать друга подначкой.

— Как ты до дырок, — спокойно парирует Беляков. — С тех пор как в летуны записался. — Надо ж иметь, чем заткнуть...

Саша делает отчаянную рожу, косит взглядом на нас с Володей. Михаил с ходу прикусывает язык. Мы хохочем. Здорово повезло нам на этих ребят!

— Правда, Михаил, расскажи, — пользуется смущением техника Володя. — Время ведь есть, командир?

Многое мы уже знаем. На Херсонесский маяк группа Чумичева перелетела 9 февраля сорок второго года. Под Севастополем кипели ожесточеннейшие бои, линия фронта проходила рядом. Случалось так, что к концу дня на аэродроме не оставалось ни одного неповрежденного самолета. Однако к следующему утру все они неизменно бывали отремонтированы и снова поднимались в огненное небо. Технический состав работал, не зная отдыха, не обращая внимания на рвущиеся снаряды.

Примером всем был командующий авиацией Черноморского флота Николай Алексеевич Остряков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});