Однажды в Голливуде - Тарантино Квентин

Шэрон снова улыбается и касается пятнистой руки старичка на стойке. Он улыбается в ответ.

Пока в голове продолжают играть The Classics IV, Шэрон выходит из магазина Артура и возвращается к машине. Длинные стройные ножки под белой мини-юбкой несут ее по тротуару бульвара Вествуд к кинотеатру, где идет ее фильм. Сперва Шэрон проходит мимо, но не успевает к зеленому свету на углу, так что приходится дать передохнуть черным каблукам ее белых сапожек. Пока Шэрон стоит спиной к кинотеатру с редким первым изданием в руке, глядя на красный сигнал светофора, что-то позади цепляет ее внимание. Что-то не дает перейти улицу, когда свет наконец становится зеленым. Почти как форель на невидимой леске, она разворачивается, заходит во внутренний дворик «Брюина» и разглядывает мини-постеры перед кинозалом. На одном — Дин и Элке Зоммер. По соседству — она с Дином подглядывает через стену, шпионит за чем-то интригующим. На фотографии Шэрон — в милом голубом костюме и очаровательной голубой кепке с пушистым помпоном, которую она не снимает все последние сорок пять минут картины. На следующем постере — снова она с Дином. Это фотография момента ее появления в фильме. На постере она лежит на спине посреди лобби отеля в Дании, только что изобразив комичное падение, а Дин наклонился и помогает ей подняться. Ох, тот день до сих пор не идет из головы. Она так нервничала. Еще ни одна роль не требовала от нее быть смешной, не говоря уже об эксцентрической комедии! То был первый раз. «Неуклюжая бестолочь» — вот и вся идея ее персонажа. Поэтому она и согласилась на роль. Но все равно нервничала, когда должна была впервые шлепнуться на задницу для комического эффекта. Мало того, еще и прямо перед Дином Мартином, который двадцать лет кряду смотрел, как перед ним шлепается на задницу Джерри Льюис. Так что, если бы она облажалась, Дин бы заметил. Ну, в итоге и Дин, и режиссер Фил сказали, что у нее хорошо получилось. А кому знать, как не им? И все же они оба такие джентльмены: даже если бы получилось плохо, они бы все равно не признались. Шэрон не смущается из-за комедийного жанра в целом. Она уверена, что в конце концов наловчится в слэпстике[34]. Просто она не уверена в том первом падении.

Это правда смешно — или это ее «сексуальная малышка» пытается изобразить комедию? Как узнать самой красотке?

«От публики, дурочка, — думает она. — Публика либо смеется, либо нет».

Табличка в окошке кассы гласит, что начало сеанса — в 15:30. Она сверяется с узкими золотыми часами на изящном запястье — 15:55. Ну и хорошо, где-то в это время она и появляется в фильме. «Твою мать, серьезно? — думает Шэрон. — У меня разве есть время смотреть предвечерний сеанс „Команды разрушителей“, если надо успеть подготовиться к сраному „Ночному плейбою“, на который я подписалась, сегодня вечером? Так, погоди, Шэрон, каких-то сорок минут назад ты себя нахваливала за то, какая ты спонтанная в сравнении с Романом. Мол, если б не Роман, ты бы сейчас ехала с Шейенн в Биг-Сур и танцевала босой в грязище под Кросби, Стилза и Нэша. А теперь будешь торчать на тротуаре и двенадцать минут обсуждать сама с собой, пойдешь ты на собственный фильм или нет? Шэрон, — думает она, — ну ты, конечно, и лицемерка».

— Один билет, пожалуйста, — просит она у милой девушки с живым личиком и кудряшками, заключенной в стеклянный куб кассы.

— Семьдесят пять центов, — отвечает та через металлическую решетку в стеклянной коробке.

Шэрон начинает копаться в сумочке в поисках трех четвертаков, потом останавливается, когда в голову приходит мысль.

— Эм-м-м... а что... э-э... если я есть в фильме?

Кудрявая кассирша морщит лоб.

— В каком смысле? — спрашивает она.

— В том, — объясняет Шэрон, — что я есть в фильме. Я Шэрон Тейт. Мое имя у вас на козырьке — я «Ш. Тейт».

У кудрявой кассирши поднимаются брови.

— Вы есть в фильме? — переспрашивает она с легким недоверием. Шэрон улыбается и кивает.

— Да, — потом добавляет: — Я играю мисс Карлсон, растяпу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она подходит к мини-постерам и показывает на тот, где они с Дином глядят через стену.

— Это я.

Кассирша щурится через стекло кассы на афишу, потом обратно на улыбающуюся блондинку.

— Это вы?

Шэрон кивает.

— Ага.

— Но это же девушка из «Долины кукол», — замечает кудрявая девушка. Шэрон снова улыбается, пожимает плечами и говорит:

— Ну, это я — девушка из «Долины кукол».

Кудрявая кассирша начинает понимать, но у нее еще осталась последняя претензия. Она показывает на афишу:

— Но там вы рыжая.

— Меня покрасили, — отвечает Шэрон.

— Зачем?

— Режиссер хотел, чтобы героиня была рыжей.

— Вау! — восклицает кудрявая кассирша. — А в жизни вы красивее.

Так, отметим для протокола: если вы когда-нибудь будете идти по улице, и вдруг увидите актрису, и подумаете, что она красивее, чем в кино или на телевидении, то переборите желание ей об этом сказать. Потому что актрисам такое слышать не нравится. Они тогда теряют уверенность в себе. Но Шэрон знает, насколько красива, так что, хоть ее это малость и раздражает, в общем и целом она не против.

— Ну, — говорит она, давая кассирше оправдание, — я недавно была в парикмахерской.

Кассирша кричит в открытую заднюю дверь дневному управляющему Рубину, который стоит в фойе «Брюина»:

— Эй, Рубин, поди сюда!

Рубин выходит во двор «Брюина», кудрявая кассирша показывает на Шэрон и говорит:

— Это девушка из «Долины кукол».

Рубин останавливается, смотрит на Шэрон и уточняет у кассирши:

— Пэтти Дюк?

Та качает кудрявой головой:

— Нет, другая.

— Которая из «Пейтон-Плейс»? — спрашивает он.

Она снова качает кудрявой головой.

— Нет, другая.

В угадайку вступает Шэрон.

— Та, которая в итоге снимается в похабщине.

— А! — узнает ее Рубин.

— Она в нашем фильме, — говорит кудрявая девушка.

— А! — повторяет Рубин.

— Она «Ш. Тейт», — говорит кудрявая кассирша.

— Шэрон Тейт, — поправляет актриса, потом поправляет сама себя: — Вообще-то Шэрон Полански.

Включившись теперь в ситуацию, Рубин превращается в любезного управляющего, встречающего знаменитую гостью.

— Добро пожаловать в «Брюин», мисс Тейт. Спасибо, что пришли в наш кинотеатр. Вы бы хотели посмотреть фильм?

— А можно? — учтиво спрашивает она.

— Милости просим, — и он жестом предлагает войти в открытую дверь.

Шэрон проходит фойе и открывает дверь в темный зал. Теряя время с кудрявой кассиршей в стеклянной будке, она молилась, чтобы не пропустить свой выход и комическое падение. Попав в зал, она тут же слышит, как в будке над ней вращаются катушки в кинопроекторе и даже легкое «щелк... щелк... щелк...» 35-миллиметровой пленки, бегущей через фильмовый канал проектора. Она обожает этот звук.

В Техасе, когда она ходила в кино на папиной военной базе или в местный городской кинотеатр «Ацтека» — либо с подружками на что-нибудь вроде «Великолепия в траве», либо когда ей поручали отвести младшую сестру Дебру на новый диснеевский мультик, либо в «Старлайт Драйв-ин» с парнем на новый фильм Элвиса или новую «Пляжную вечеринку» (и неизменно заводя шутливую борьбу, пока она пыталась смотреть, а парень — целоваться), — Шэрон никогда не считала фильмы «кинематографом». Или, если честно, «искусством» вообще. Киношки — не искусство, в отличие от книги Томаса Харди у нее в руках. Просто славный способ убить время. Развлечение. Но жизнь с Романом убедила ее, что кинематограф может быть искусством. Его «Ребенок Розмари» — не такое искусство, как «Тэсс из рода Д’Эрбервиллей» Томаса Харди, но все равно искусство, просто другое. Она читала книгу «Ребенок Розмари» и видела фильм Романа, и фильм искусней. И раньше она не понимала, что некоторые режиссеры создают фильмы с той же мощью, что и великие авторы. Не все. Не большинство. Ни один из тех режиссеров, с кем работала она, не считая ее мужа. Но некоторые.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})