Любовью спасены будете... - Андрей Звонков

– Ты давала кому-нибудь свою фотографию?

– Все нормально. – Казалось, Вилечка хотела бы сказать, но что-то складывало ее губы и заставляло произносить одну и ту же фразу.

– Ну хорошо. – Маша подумала и предложила: – Давай так, если я не угадаю, ты будешь говорить «все нормально», а если угадаю – «нормально все». Ты кому-нибудь давала свою фотографию?

Вилечка встревожилась и быстро-быстро заговорила:

– Всенормальновсенормально. – Постепенно у нее стало выходить: – Нормально все, нормально все.

– Так, – удовлетворенно сказала Мария Ивановна. – Подруге?

– Все нормально, – сказала Вилечка.

– Понятно. Это был чужой человек?

– Все нормально.

– Близкий?

– Все нормально.

– Родной?

– Нормально все.

– Хм… – Маша задумалась. Кому бы это? Совершенно интуитивно она спросила: – Виктору?

– Нормально все.

Ну, теперь кое-что ясно. Но кому ее мог отдать Виктор? Вопрос. Маловероятно, чтобы он отдал, – вероятнее всего, украли или потерял. «Ах, Витя, Витя… Я ж как чувствовала. А почему как? Чувствовала».

Ближе к маю Маша решила: надо ехать в деревню. Что-то подсказывало ей, что там хотя и Людка с теткой Евдокией ближе, но там и бабушка, и родители, и стены маленького домика, что защитят надежнее, чем московская квартира. Да и маленькая ниточка тянулась в сторону Рязанской области, и теперь все стало на свои места. Оставалось непонятно, как и когда фотокарточка Вилечки попала к Людмиле, но это уже не важно. Сам Виктор отдать не мог. Это очевидно, а остальное не важно.

Мария Ивановна сидела опустив голову, лунный свет то освещал землю, то темнело кромешно. Ну хорошо, тетка Евдокия с Людкой раздобыли Вилечкину фотографию, Людка в марте приехала и через открытую дверь навела порчу на Вилечку, и, хотя она это могла сделать отсюда, не поленилась, приехала. Ну что ж, все встает на свои места. А зачем тетушка приходила? Проверить, не пыталась ли Маша снять ее? Проверила, порча на месте. Отлично. Значит, они сейчас относительно успокоенные. Нет, вряд ли, они ведь далеко не дуры и понимают, что Маша их раскрыла, раз приехала в деревню. Значит, попытаются закрепить успех и будут сегодня же ночью мудрить с фотографией. И это значит только одно – нужно прийти к ним и забрать ее.

«Ну сказала. Самой нырнуть в их воронье гнездо? В отличие от них я им зла не желаю, а значит, пройду все препоны и обереги. Бабушка, милая, помоги мне». Лунный луч вынырнул из-за тучи и посеребрил крест на бабушкиной могиле, у самого основания креста Маша увидела кучку желтеньких цветов мать-и-мачехи, протянула руку, сорвала один, вставила в петлицу, с бабушкиного холмика зацепила щепотку влажного песка и сунула в карман. Ну вот. Теперь хоть к черту в зубы.

Маша вернулась в дом, посмотрела Вилечку. Та мирно сопела, словно ребенок. Не подходя к окну, Мария Ивановна поглядела на дом тетки Евдокии. Там из-за плотно зашторенных окон слабо пробивались лучики света. «На свечу заговор… – догадалась Маша. – Ну я вам сейчас устрою». Маша вспомнила старуху Шапокляк из мультика про Чебурашку. Вот ведь настоящие Шапоклячки! Зло на родственниц прошло.

Мария Ивановна, не таясь, перешла через дорогу, прекрасно зная, что никто в окно не смотрит и ее визита не ожидает.

Она распахнула внутреннюю дверь в комнату, от сквозняка единственная свеча дрогнула и погасла. Сидевшие в напряжении Людмила и тетка Евдокия не успели даже увидеть, кто вошел. А Маша заметила фотографию Вилечки на столе, в темноте прошла к столу, взяла ее и, разрывая на четыре части, четко сказала:

– От кого взялось, к тому и вернется! Уйдет зло ко злу, а добро к добру. И будет так, ибо слово мое крепко! – Она повторила эти слова еще дважды.

Закричала в темноте тетка Евдокия, Людка бросилась со спичкой зажигать свечу, и, едва только трепетное пламя осветило помещение, Маша протянула руку и запалила обрывки фотографии.

– А вот так и совсем крепко. Впредь наука вам, воронам, будет, как на людей порчу наводить! – бросила горящие кусочки в блюдце со свечой.

– Машенька, пощади! – завопила Людка, увидев в тусклом свечении Машу в рыжей замшевой куртке с откинутым капюшоном.

– А я тут ни при чем, сестренка, – ответила Маша с усмешкой, – на себя пеняй да на матушку свою.

Тетка Евдокия стонала в углу, зажимая лицо руками.

Мария Ивановна дождалась, пока от фотографии остался лишь черный пепел, собрала его щепотью и дунула с пальцев в комнату.

– Все. Каждый при своем. Прощайте.

Тетка Евдокия, скорчившись в углу, в черном платке, кофте, и в самом деле похожая на ворону, что-то каркнула. Людка подскочила к ней с расспросами. Маша плюнула на порог и вышла.

Ну, все. Теперь одной заботой меньше.

Мария Ивановна вернулась к себе, на мосту поставила на плитку ведро воды и, пока оно грелось, не видела, как почти бегом заспешила Людка в сторону конторы, как через час приехала машина скорой помощи и забрала Евдокию. Зачем ей все это? Маша помылась, смывая всю грязь, что, казалось, налипла после посещения сестренкиного дома. Как же мерзко все, боже мой!

Наутро Вилечка проснулась и, потягиваясь, спросила:

– Мам, а папа к нам приедет?

Маша подошла к ней.

– Попозже. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, – Вилечка потрогала губы, – знаешь, будто замок был… Что это такое?

– А ты помнишь, что случилось?

– Помню. – Вилечка села на кушетке. – Я занималась с Динкой, вдруг позвонили в дверь, я открыла. За дверью стояла высокая женщина, она держала мою фотографию, ту, что я подарила Вите. Откуда? И что-то сказала. Мне показалось, что-то вроде… «замри, и у тебя все нормально». Я не поняла. Меня так удивила фотография в ее руках…

– Высокая, худая, в черном шерстяном платке, лет сорока пяти – пятидесяти? Глаза черные, под левым глазом большая волосатая родинка?

– Да. – Вилечка удивленно уставилась на маму. – А ты откуда ее знаешь?

– Это моя двоюродная сестра Людмила.

Мария Ивановна вышла на мост, налила и поставила на плитку чайник, еще теплой воды из ведра плеснула в рукомойник на дворе. Зашла обратно в комнату. Вилечка одевалась.

– Умыться найдешь на дворе, полотенце там же, и садись к столу, завтракать.

Мария Ивановна после завтрака взяла ведра и пошла к колодцу, там на нее напала соседка, Валентина Рюмочкина по прозвищу Пылаиха.

– Приехали? Вчера, что ли?

– Вчера. Привет.

– А Дуську-то, знаешь, увезли ночью…

– Куда? – Маша налила первое ведро и отпустила ворот.

– Так, в больницу. И Людка с нею уехала. Мне Куликова мать-то, свекровь Людкина сказала, у Евдокии как это – глукома…

– Глаукома?

– Ну да. Куликова фельдшерицу видела нашу, а та говорит, что Дуську в Рязань отправили, говорит, глаз будут удалять, вытек.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});