Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 4 - Станислав Лем

Молчание, которое мы по-прежнему хранили, становилось по меньшей мере странным. Я вслушивался, сосредоточив внимание на тишине, наполнявшей коридор, где осталась Хари, но оттуда не доносилось ни звука.

– Когда будете готовы? - спросил я.

– Могли бы начать даже сегодня, но запись займет еще немного времени.

– Запись? Ты имеешь в виду энцефалограмму?

– Ну да, ты ведь согласился. А что?

– Нет, ничего.

– Слушаю, - заговорил Снаут, когда молчание стало угнетающим.

– Она уже знает… о себе. - Я понизил голос до шепота.

Он поднял брови.

– Да?

У меня было впечатление, что он не был удивлен по настоящему. Зачем же он притворялся? Мне сразу же расхотелось говорить, но я превозмог себя. «Пусть это будет лояльность, - подумал я, - если ничего больше».

– Начала догадываться с момента нашей беседы в библиотеке, наблюдала за мной, сопоставляла одно с другим, потом нашла магнитофон Гибаряна и прослушала пленку…

Он не изменил позы, по-прежнему опершись о шкаф, но в его глазах зажглись маленькие искорки. Стоя у пульта, я видел дверь, открытую в коридор. Я заговорил еще тише:

– Этой ночью, когда я спал, пыталась себя убить. Жидкий кислород.

Что-то зашелестело, легче, чем бумага от сквозняка. Я застыл, прислушиваясь к тому, что происходило в коридоре, но источник звука находился ближе. Что-то заскреблось, как мышь. Мышь! Чушь. Не было тут никаких мышей. Я исподлобья посмотрел на Снаута.

– Слушаю, - сказал он спокойно.

– Разумеется, ей это не удалось… во всяком случае она знает, кто она.

– Зачем ты мне это говоришь? - спросил он быстро.

Я не сразу сообразил, что ответить.

– Хочу, чтобы ты ориентировался… чтобы знал, какое положение…

– Я тебя предостерегал.

– Хочешь сказать, что ты знал. - Я невольно повысил голос.

– Нет. Конечно, нет. Но я объяснял тебе, как это выглядит. Каждый «гость», когда появляется, действительно только фантом и вне хаотической мешанины воспоминаний и образов, почерпнутых из своего… Адама… совершенно пуст. Чем дольше он с тобой, тем больше очеловечивается. Приобретает самостоятельность, до определенных границ, конечно. Поэтому чем дольше это продолжается, тем труднее…

Он не договорил. Посмотрел на меня исподлобья и нехотя бросил:

– Она все знает?

– Да, я уже сказал.

– Все? И то, что раз уже здесь была и что ты…

– Нет!

Он усмехнулся.

– Кельвин, слушай, если до такой степени… что ты собираешься делать? Покинуть Станцию?

– Да.

– С ней?

– Да.

Он молчал, как бы задумавшись над моим ответом, но в его молчании было еще что-то… Что? Снова этот неуловимый шелест тут, прямо за тонкой стенкой. Он пошевелился в кресле.

– Отлично. Что ты так смотришь? Думаешь, что встану у тебя на пути? Сделаешь, как захочешь, мой милый. Хорошо бы мы выглядели, если бы вдобавок ко всему начали еще применять принуждение! Не собираюсь тебе мешать, только скажу: ты пытаешься в нечеловеческой ситуации поступать как человек. Может, это красиво, но бесполезно. Впрочем, в красоте я тоже не уверен, разве глупость может быть красивой? Но не в этом дело. Ты отказываешься от дальнейших экспериментов, хочешь уйти, забрав ее. Так?

– Так.

– Но это тоже эксперимент. Ты подумал об этом?

– Как ты это понимаешь? Разве она… сможет?… Если вместе со мной, то не вижу…

Я говорил все медленней, потом остановился. Снаут легко вздохнул.

– Мы все ведем здесь страусиную политику, Кельвин, но по крайней мере знаем об этом и не демонстрируем своего благородства.

– Я ничего не демонстрирую.

– Ладно. Я не хотел тебя обидеть. Беру назад то, что сказал о благородстве, но страусиная политика остается в силе. Ты проводишь ее в особенно опасной форме. Обманываешь себя, и ее, и снова себя. Ты знаешь условия стабилизации системы, построенной из нейтринной материи?

– Нет. И ты не знаешь. Этого никто не знает.

– Разумеется. Но известно одно: такая система неустойчива и может существовать только благодаря непрекращающемуся притоку энергии. Мне объяснил Сарториус. Эта энергия создает вихревое стабилизирующее поле. Так вот: является ли это поле наружным по отношению к «гостю»? Или же источник поля находится в его теле? Понимаешь разницу?

– Да. Если оно наружное, то… она, то… такая…

– То, удалившись от Соляриса, такая система распадается, - докончил он за меня. - Утверждать этого мы не можем, но ты ведь уже проделал эксперимент. Та ракета, которую ты запустил… она все еще на орбите. В свободное время я даже определил элементы ее движения. Можешь полететь, выйти на орбиту, приблизиться и проверить, что стало с… пассажиркой.

– Ты ошалел! - крикнул я.

– Ты думаешь? Ну… а если бы… стащить сюда эту ракету? Это можно сделать. Есть дистанционное управление. Сними ее с орбиты…

– Перестань!

– Тоже нет? Что ж, есть еще один способ, очень простой. Не нужно даже сажать ее на Станции. Зачем? Пусть кружится дальше. Мы только свяжемся с ней по радио, если она жива, то ответит…

– Но… но там давно кончился кислород! - выдавил я из себя.

– Может обходиться без кислорода. Ну, попробуем!

– Снаут… Снаут…

– Кельвин… Кельвин… - передразнил он меня сердито. - Подумай, что ты за человек. Кого хочешь осчастливить? Спасти? Себя? Ее? Которую? Эту или ту? На обеих смелости уже не хватает? Сам видишь, к чему приводит это! Говорю тебе последний раз: здесь ситуация вне морали.

Вдруг я снова услышал тот же звук, как будто кто-то царапал ногтями по стене. Не знаю, почему меня охватил такой пассивный, безразличный покой. Я чувствовал себя так, будто всю эту ситуацию, нас обоих, все рассматривал с огромного расстояния в перевернутый бинокль: маленькое, немного смешное, неважное.

– Ну, хорошо, - сказал я. - И что, по-твоему, я должен сделать? Устранить ее? Завтра явится такая же самая, правда? И еще раз? И так ежедневно? Как долго? Зачем? Какая мне от этого польза? А тебе? Сарториусу? Станции?

– Нет, сначала ты мне ответь. Улетишь с ней и, скажем, будешь свидетелем наступающей перемены. Через пару минут увидишь перед собой…

– Ну что? - спросил я кисло. - Чудовище? Черта? Что?

– Нет. Самую обыкновенную агонию. Ты действительно поверил в ее бессмертие? Уверяю тебя, что умирают… Что сделаешь тогда? Вернешься за… резервной?

– Перестань!!! - я стиснул кулаки.

Он смотрел на меня со снисходительной насмешкой в прищуренных глазах.

– А, это я должен перестать? Знаешь, на твоем месте я бы прекратил этот разговор. Лучше уж делай что-нибудь другое, можешь, например, из мести высечь океан розгами. Что тебя мучает? Если… - он сделал рукой утрированный прощальный жест, одновременно поднял глаза к потолку, как будто следил за каким-то улетающим предметом, - то будешь подлецом? А так нет? Улыбаться, когда хочется выть, изображать радость и спокойствие, когда хочется кусать пальцы, тогда не подлец? А что если здесь нельзя не быть? Что тогда? Будешь бросаться на Снаута, который во всем виноват, да? Ну, так вдобавок ты еще и идиот, мой милый…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});