Собирающая Стихии - Олег Авраменко

Александр вернулся через сорок семь дней — я их считала. И втайне надеялась, что он вернётся с моим сыном. Увы, надежды мои не сбылись — он явился один. И сразу захотел со мной поговорить.

Я же не хотела с ним разговаривать и заперлась в своей спальне. Однако замки Александру не помеха, и он вошёл ко мне через закрытую дверь. А я не могла бежать от него сквозь стену.

— Дженнифер, — сказал он, садясь в кресло. — Пойми наконец, что ты моя дочь, плоть от плоти моей, и я люблю тебя. Я вовсе не желаю тебе зла…

— Ты отнял у меня сына! — выкрикнула я, нарушив тем самым своё решение никогда не вступать с ним в спор. — Это что, доброе дело? Это твоё проявление отцовской любви? Да по мне лучше ненависть, чем такая любовь!

— Я отнял его не навсегда, дочка. Как только ты исправишься, сразу получишь мальчика обратно.

— Исправлюсь? — переспросила я. — Это как же?

— Ты знаешь, как. Ты моя дочь, а я твой отец. И ты должна относиться ко мне соответственно.

Этого следовало ожидать! Я присела на край кровати и опустила голову, чтобы он не увидел слёзы в моих глазах.

— Это шантаж?

— Это условие возвращения тебе сына.

Я рассмеялась сквозь слёзы:

— И что я должна делать? При каждой встрече вешаться тебе на шею и называть папочкой?

— Нет, Дженнифер. Ты должна изменить своё отношение ко мне. И не только внешне, но и в душе. Ты должна принять меня как отца — со всеми моими достоинствами и недостатками.

«Лучше я поцелую жабу», — подумала я, но вслух ничего не сказала.

— В тот день, когда это произойдёт, — между тем продолжал Александр, — ты получишь своего сына. Но не раньше. А я терпеливый и буду ждать. Теперь у тебя есть стимул, чтобы пересмотреть свои убеждения и понять их ошибочность.

Как шантаж не назови, он всё равно остаётся шантажом. На какой-то миг меня посетило искушение принять условия Александра и для вида начать постепенно «меняться», «пересматривать свои убеждения» и в конце концов «понять их ошибочность». Возможно, мой блеф и удался бы, и я получила бы обратно сына… и потеряла бы уважение к себе.

— Теперь ты выслушай мои условия, — заговорила я и сама удивилась тому, откуда у меня взялась такая твёрдость. — Я дам тебе шанс завоевать мою любовь и уважение, но только в том случае, если ты перестанешь силой удерживать меня, вернёшь мне сына и помиришься со своей роднёй. И — в первую очередь — со своим братом Артуром. Про Эрика я даже не говорю. Само собой, ты должен отпустить его на свободу.

Александр скривился, будто съел целый килограмм лимонов с кожурой.

— Что касается Эрика, то освобождать его нет нужды. Он уже на свободе. Артур и компания нашли его и теперь прячут, делая вид, что по-прежнему не знают, где он. А в мире, где я его содержал, устроили мне западню. Но я не столь глуп, чтобы попасться на их уловку, у меня есть хорошие источники информации. Артур жаждет моей крови, он не хочет примирения, он стремится убить меня. И непременно убьёт, если я последую твоему глупому совету.

— Ты ошибаешься, — возразила я. — И Артур, и все остальные очень хотят, чтобы в нашей семье не было вражды. Они сами говорили мне, что…

— Дура! — зарычал Александр. — Набитая дура, вот ты кто! Они травили тебе всякие байки, а ты поверила им. Ты так и не поняла, что была нужна им только для того, чтобы они могли шантажировать меня.

Я отрицательно покачала головой:

— Ошибаешься, я всё поняла. Теперь я поняла, что ты не просто негодяй, но и психопат с манией преследования.

Лицо Александра посерело, а в его глазах вспыхнули безумные огоньки. Он резко поднялся с кресла, подступил ко мне и наотмашь ударил меня по щеке.

— Это тебе маленький урок хороших манер, — сказал он. — Впрочем, оно и хорошо, что ты такая прямодушная и бесхитростная. Ты не умеешь притворяться, а это упрощает дело. Ведь моё условие остаётся в силе. Как я уже говорил, у тебя есть сильный стимул.

С этими словами Александр вышел из комнаты. А я упала ничком на кровать и горько заплакала…

* * *

Той ночью я никак не могла заснуть. За ужином Александр сообщил, что решил задержаться здесь недели на две. Я поняла, что мои мучения только начинаются. Теперь у него есть действенное средство для давления на меня — мой сын, мой маленький Кевин, — и он будет пользоваться им без зазрения совести.

Как я и предвидела, Александр предложил Джулии продлить контракт ещё на полгода. Следуя моему совету, она согласилась — кто знает, как бы он отреагировал на отказ. Я пока ничего не говорила Джулии, но у меня были сильные подозрения, что он не намерен возвращать её и слуг в их родной мир. Судя по тому, что мне рассказывали об Александре, и исходя из моих собственных впечатлений о нём, он относился к простым смертным, как к низшим существам, и никогда не обременял себя излишней заботой о них. Для него они были щепками из известной пословицы о том, что происходит, когда рубят лес. Обычно лесорубов не беспокоит судьба каких-то там щепок…

Часы показывали четверть второго по полуночи, когда дверь моей спальни без стука открылась, и в комнату вошла Джулия. В полумраке мне показалось, что она голая.

— Дженни, — дрожащим голосом произнесла она. — Дженни, проснись.

— Я не сплю, — ответила я и включила свет.

Джулия действительно была голая. И вся мокрая. В руках она держала свой халат, но почему-то не надевала его. Её била крупная дрожь, а в широко распахнутых глазах застыл ужас.

— Джули! — воскликнула я удивлённо и мигом вскочила с постели. — Что с тобой?

Уронив на пол халат, она присела на край кровати и закрыла лицо руками.

— Со мной… всё в порядке… почти. — Она всхлипнула. — Но я… я… Лучше сама посмотри… в моей спальне. Только не кричи… пожалуйста… Не кричи, когда увидишь…

Озадаченная, я накинула поверх ночной рубашки халат и вышла из спальни. Наверное, девять из десяти женщин на моём месте поступили бы иначе. Они остались бы с Джулией и принялись расспрашивать её, что случилось. Однако я решила сначала сходить посмотреть — может, тогда придётся задавать меньше вопросов.

Комнаты Джулии располагались рядом с моими, чтобы в случае необходимости она могла сразу явиться на мой вызов. Я прошла по неширокому коридору мимо кабинета Джулии и операционной, где полтора месяца назад родила Кевина-младшего, и открыла дверь спальни, из-под которой пробивался свет.

На пороге я замерла и чуть не закричала. Я смолчала вовсе не потому, что вовремя вспомнила предупреждение Джулии, а просто слишком сильно было моё потрясение, чтобы выразить его в крике — даже в самом громком и пронзительном.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});