Беллона - Елена Крюкова

Ранец у меня собран еще с вечера. Я аккуратная. Коричневая форма надета. Я перед зеркалом крепко, намертво, чтобы позорно не развязались, завязываю на спине тесемки черного фартука. Веснушки на носу, этого еще не хватало!

Я слишком люблю солнце. Или это солнце любит меня?

Теперь -- перед зеркалом -- косы заплести. Непослушные пышные кудри разделить на три тугих пряди -- и плести, плести косу, а она расплетается, вырывается из рук, как змея.

Слышу за дверью быстрые шаги-шажочки: это мама бегает по коридору нашей коммуналки. Жарит мне яичницу. Вот ногой открывает дверь, и вносит в столовую сковороду, и яичница шкворчит, на настоящем деревенском сале, тетя Мурочка привезла из Ирпеня, пальчики оближешь, а в другой маминой руке кофейник с изогнутым, как лекало, носиком, и уже так пахнет кофе, так весело, так чудно, это наш завтрак!

- Двойрочка, ты встала? Ах, уже готова, как чудесно! Ты моя умница!

Мама ставит на подставку сковороду, на вязаный кружочек -- кофейник, взмахивает руками и крепко, свежо целует меня. У нее веселые кудряшки, от нее пахнет духами "Вечер" - это папа ей подарил, у нее белый, отглаженный воротничок и платье в мелкий горошек. Она смотрит в окно. Солнце гладит ее длинными веселыми желтыми лучами.

- А уже холодает, - вздыхает мама. Вздергивает плечами. Изнутри к платью подшиты ватные плечики, чтобы мамины плечи были шире, так надо по моде. - Ну и что! Осень. Осень тоже хороша! Завтра воскресенье, пойдем гулять на набережную?

Я знаю, мама очень любит глядеть на Днепр. Она ходит к Днепру в любое время года. Зимой одевается в теплую шубку, кутает руки в муфточку, под шапку повязывает козью шаль, но все равно, в метель и мороз, идет говорить со своим Днепром. Как с человеком. Моя мама красивая. Гораздо красивее меня. И папа тоже как принц. А я вот получилась Золушка. Зато мой братик Изя -- загляденье! На Подоле красивей всех. Ему восемь лет. Встает перед зеркалом и бьет себя по щекам: "Зачем я такой смазливый! Меня в классе девчонкой задразнили!"

- Воречка, садись ешь! Вкусненько! Я на сальце пожарила! И еще красного перчику накрошила, совсем чуть-чуть, не морщи нос, это полезно для здоровья! Ты гимнастику сегодня сделала утреннюю?

- Не-а, не успела, - киваю я, а рот набит. И правда вкусно, с перцем.

Мама наливает мне в стакан кофе. Я жую и гляжу на подстаканник, он серебряный, на нем изображен самолет с нашей красной звездой и голова летчика в шлеме. Летчик улыбается. Я улыбаюсь ему.

Мама дает мне легкий шутливый подзатыльник.

- Ешь, а не смейся! Уже двадцать минут восьмого!

Из родительской спальни выходит папа. Он в свеженькой клетчатой рубашке и в подтяжках. У него веселое заспанное лицо. Ему на работу к девяти. Он еще успеет спокойно поесть. А когда мы с Изькой убежим в школу -- еще и поцеловаться с мамой в старинном кожаном кресле. Я однажды видела: мама села к папе на колени, а он так нежно целовал ее, что у меня навернулись слезы на глаза.

- Воря, салют! А Изя где у нас?

- А Изя у нас в туалете, как всегда! - прыскает мама в кулак. Спина ее дрожит от смеха. Она намазывает хлеб желтым, как солнце, маслом. - Он может там все утро просидеть! И опять опоздает! Мне Нина Михайловна уже...

Изя возникает в дверях. Мрачный, смешной, любимый. Я так люблю моего младшенького братика. Он увалень, умница, медведь, он лучший математик в классе!

- Мамулик, с добрым утром. Папочка, с добрым...

- Давай-давай, пошевеливайся! - Мама толкает Изю к столу. - Бутерброды! Сыр! Яичница! Кофейку будешь? Или компоту вчерашнего налью?

- Компоту, - бубнит Изя. - Кофе горячее, долго остывает, опоздаю.

- Изя, сколько тебе раз говорить -- кофе он! Кофе он! Горячий! Кофе!

- Горячий кофе, - послушно повторяет Изя и тянется за хлебом с маслом.

Мама быстро, торопливо ест, жует как белочка орешек передними зубками. Еще и успевает следить, как мы все едим. И мы стараемся все съесть моментально, чтобы мамочка, наша обожаемая мамочка осталась довольна своим послушным семейством.

- Додик, тебе завтрак как?

- Нет слов!

- Изя, в темпе, в темпе! Мне Нина Михайловна жаловалась...

- У-м-м-м...

- Воречка, ты все?

- Спасибо, мамочка родная!

И вот мы оба, Изька и я, уже стоим в дверях. Мы говорим родителям: до свиданья! Белые шелковые ленты -- в моих косах. Кончики кос вьются колечками. Туфельки у меня на ремешке. Мама купила не в магазине -- с рук, у нас на Подоле, у тети Розы Гликман. А Роза маме шепотом сказала: из самого Парижа привезли, да по дешевке тебе, Неля, отдаю.

- До свиданья, дети!

Мама машет нам рукой. Папа корчит смешные рожи.

- До свиданья, мама!

Мама уйдет на работу до самого вечера. Она работает на почте. Принимает телеграммы. Сколько вестей проходит через ее руки -- и хороших, и плохих!

Дверь хлопает. Мы с Изей уже на улице. Мы идем в разные школы.

Я машу Изе рукой. Он машет рукой мне.

Поворачивается, идет. И тут меня будто толкает кто-то в бок. Я подбегаю к нему, хватаю его, прижимаюсь щекой к его щеке, обнимаю его, тискаю, как малыша, и крепко целую, и едва могу сдержать слезы. Что со мной? Я не знаю. Я плачу и целую братца, будто навек с ним прощаюсь. Он вырывается из моих рук и ворчит удивленно:

- Ворька, что это с тобой, а, ну пусти же меня, пусти...

И я отпускаю его.

И, когда он бежит по пустынной утренней улице, и ранец подпрыгивает у него за плечами, и солнце обливает его золотым молоком, а я гляжу ему вслед, я вдруг пугаюсь: а вдруг я больше никогда его не увижу, а вдруг что-то плохое возьмет и случится, то, чего мы еще не знаем?

[парад 7 ноября 1941 года в москве]

Девочка вышла из парадного подъезда и тихо закрыла за собой огромную тяжелую дверь.

Ей всегда казалось: вдруг этой дверью прищемит кошку. Или котенка. Или щенка - в сорок первой квартире хозяева держали щенную суку, овчарку, и малых щенков выводили гулять на тоненьких поводках; уши у них не стояли, смешно валились.

На девочке надета потертая беличья шубейка, крест-накрест перевязанная бабушкиной шалью. А на ножках валенки. Начало ноября, а пуржит и снежит, как зимой. И холодно. Так холодно, что мысли смерзаются в голове.

Бабушка на парад не пошла. Тепло одела внученьку и прошептала ей на ухо, отведя от щеки русую прядь: "Ты за меня сходи, я будто твоими глазами, Никеша, на все погляжу. Ты только все запомни, и все расскажешь".

Поэтому девочка бодро, быстро шла, переступала валеночками по мокрому снегу и влажному льду: она боялась опоздать, и надо было все запомнить. Все.

У нее была хорошая память; это всегда говорила учительница, Наталья Анатольевна.

Девочку бабушка звала Ника, а по правде ее звали Нина. Ника было гораздо красивее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});