Настоящая любовь - Мэри Бэлоу

Какое странное завершение ночи насилия и ненависти.

Он испытывал одновременно и удовольствие, и чувство вины. Она действительно не знала, кто он. Даже не подозревала. По тому, как она прижалась боком к его груди, а голову устроила у него на плече, было понятно, что она полностью ему доверяет. Безрассудная Марджед. Оказаться одной среди ночи с незнакомым человеком и так довериться ему.

И все же он понимал, что она доверилась не мужчине. Она доверилась Ребекке. Она восхищалась, преклонялась и доверяла ему, потому что он был Ребеккой. Он сказал, что под маской ничего нет. Он солгал, но его ложь скрывала больше того, что она могла заподозрить.

Он вдруг вспомнил, как она отпрянула от него с отвращением на лице, стоило ему протянуть к ней руки в ту ночь, когда выпустили из конюшни лошадей, и она рассказала ему о письмах, в которых умоляла заступиться за мужа. «Не прикасайся ко мне!» — закричала в тот раз она.

Ему следовало отпустить ее домой с остальными жителями Глиндери. Но он этого не сделал и теперь был вынужден везти ее до самого дома. Больше он так не поступит. А сейчас, воспользовавшись случаем, убедит ее не присоединяться ни к каким мятежам. Он прикажет ей как Ребекка больше не появляться. Это был первый и последний раз. К тому же они проехали уже добрую половину пути.

И от сознания, что это один-единственный раз и скоро появится ее дом, он позволил себе насладиться ее близостью. Как давно это было. Никто никогда не убедит его, что любовь в юности смешна и ее можно не принимать в расчет. За свою жизнь он имел достаточно женщин и даже несколько раз подумывал жениться, но ни одну из них он не любил так, как когда-то любил Марджед. И никогда разлука с ними не причиняла ему такую боль, какую причинила разлука с Марджед.

Он любил ее. И хотя не думал о ней постоянно за последние десять лет, временами все-таки вспоминал ее и всякий раз с болью и сожалением за свою грубость, погубившую все шансы завоевать ее любовь. В его решении никогда не возвращаться в Тегфан и не интересоваться, что там происходит, была отчасти виновата Марджед.

А теперь он вновь держит ее в своих руках, а она прижалась к нему доверчиво и спокойно, и все это похоже на сон. Он уже не был глупым юнцом и понимал, что и дальше будет вспоминать ее иногда, но вспоминать именно эту ночь.

Местность, плохо различимая в темноте, приобрела знакомые очертания. Они почти достигли дома. Герейнт почувствовал и облегчение, и сожаление. Облегчение, потому что его радость начала перерастать в желание. Сожаление, потому что он знал, что подобная ночь никогда не повторится.

Он обогнул деревню и парк и чуть не сделал ошибку, свернув на холмы, ведущие к Тайгуину. Но остановился вовремя.

— Мы только что проехали Глиндери, — сказал он. — Дальше ты должна направлять меня, Марджед.

Она огляделась по сторонам, и он понял, что, наверное, она ехала с закрытыми глазами.

— Как быстро мы доехали, — сказала она, и ему показались, что в ее голосе прозвучало сожаление.

Он хмыкнул. — Расстояния обычно сокращаются, если преодолевать их на лошади.

— Вам, должно быть, часто приходится ездить верхом, — Продолжала она. — Вы легко правите лошадью. Здесь поворот направо, а потом вверх по холму.

Он свернул направо и никак не отреагировал на ее замечание. — Твоя свекровь будет волноваться? — спросил он. — Она не знает, что я ушла, — ответила Марджед. — По крайней мере я надеюсь, что не знает. Хватит с нее волнений из-за моего мужа. Она заслуживает прожить остаток жизни в покое.

— В таком случае, Марджед, тебе не следовало давать ей хотя бы малейший повод для волнения, — заметил он. — Что, если бы тебя поймали? Кто бы тогда управлял ее фермой?

— Господь не оставил бы ее, — просто ответила Марджед и тихо рассмеялась. — Видите ли, я дочь священника. Когда мужа забрали, я задавала себе тот же вопрос. Худо-бедно, но мы все-таки обходимся без него. Я твердо убеждена, что в этой жизни нам приходится делать то, во что мы верим. Нельзя все время спрашивать у себя, что произойдет, если случится несчастье. Это верный путь к трусости.

Подобные признания давались ей нелегко.

— Я вышла замуж за Юрвина, потому что он был из тех людей, которые следуют своим убеждениям, — продолжала Марджед. — За это я его и любила. Я никогда не ныла, не настаивала на том, чтобы он сначала думал обо мне, а потом брался за какое-то опасное дело. Я никогда не винила его за то, что он оставил меня одну.

Герейнт почувствовал укол ревности к давно умершему Юрвину Эвансу, мужчине, которого она любила. И смутное желание, чтобы и его так полюбили. Но такую любовь нужно было заслужить, а он пока ничего для этого не сделал.

— Немного дальше. — Она махнула рукой. — На вершину следующего, холма.

Остаток пути они проделали молча. Подъехав к воротам и увидев в темноте очертания продолговатого дома, она подала знак остановиться.

— Здесь? — спросил он.

— Да, — тихо, почти шепотом проговорила она ему в ухо.

Глава 14

Он чувствовал, что ей так же не хочется прощаться, как и ему.

— Марджед, — сказал он, — я нисколько не сомневаюсь в твоей смелости или преданности общему делу или в том, что ты пережила большое личное горе. Я высоко чту то, что ты совершила сегодня.

— Я слышу «но» в вашем голосе, — отозвалась она. — Не произносите его. Пожалуйста. Я так восхищалась вами сегодня. Не портите впечатления, заговорив о месте женщины. Место женщины не всегда дома. Ее место там, где она должна быть. А я должна быть с моим народом, когда он протестует, разделяя с ним и трудности, и опасности… и восторг. Я должна быть с вами. То есть с Ребеккой. Не запрещайте мне участвовать в этом.

Проклятие! От его решительности не осталось и следа.

— А если бы я все-таки запретил? — сказал он. — Ты бы послушалась?

Она не отвечала несколько секунд.

— Нет, — было наконец произнесено.

— Ребекка требует полного подчинения от своих детей, сказал он. — Это необходимо для нашего дела и для общей безопасности. Следовательно, мне не стоит, наверное, отдавать распоряжение, которое нельзя выполнить. Иначе мы просто оба зайдем в тупик, не так ли?

— Да, — подтвердила она и добавила более пылко: — Благодарю вас. О, благодарю. Я знала, что вы какой-то особенный человек, лучше всех.

Сердце у него дрогнуло, хотя он понимал, что эта похвала относится к Ребекке, а не к человеку под маской.

— Ну все, — решительно произнес он. — Тебе давно пора спать.

Он спешился, придержав ее твердой рукой, а затем протянул к ней обе руки и спустил на землю. Она стояла перед ним и не сводила с него глаз. Его руки все еще лежали у нее на талии, он и не думал их убирать. Она выглядела смешно и очень мило в своей шерстяной шапочке, закрывавшей волосы, с сажей на лице.