Невидимка с Фэрриерс-лейн - Энн Перри

– Доброе утро, миссис Эллисон, миссис Питт. Как приятно вас видеть.

– Доброе утро, мисс Маколи, – отвечала Кэролайн. – Извините за то, что пришла без предупреждения и вместе с дочерью. Однако у меня такое чувство, что данный визит необходим, или может быть необходим, и нельзя бесполезно терять время.

– Тогда вам лучше войти.

Тамар отступила и позволила им проследовать в большую комнату. Она была обставлена как гостиная, хотя раньше, когда в доме жила только одна семья, возможно, служила спальней. В комнате наблюдалось интересное смешение стилей. У одной стены находилась старинная китайская ширма, когда-то очень красивая. Теперь она выцвела, ее деревянная часть покрылась царапинами, и все же она сохранила остатки прежнего изящества, придававшего комнате обворожительный и уютный вид. На боковом столике красовался русский самовар, в буфете стояло венецианское стекло. Еще были псевдобронзовые французские часы на каминной полке и старинный георгианский стол красного дерева, таких простых и строгих линий, что Шарлотте он показался совершенством и вообще лучшим украшением комнаты. В интерьере преобладали кремовые и бледно-зеленые цвета, и комната получилась очень светлой.

Кэролайн принялась объяснять причину их прихода. Шарлотта же продолжала оглядывать комнату, ища присутствие ребенка, о котором говорила ее мать. Кое-что было не прибрано: брошенная на стул шаль, книга, пачка счетов и раскрытая рукопись; на диване беспорядочная груда подушек. А потом Шарлотта увидела куклу, упавшую с дивана, полускрытую цветастой оборкой чехла, и почувствовала необъяснимую, внезапную печаль, от которой перехватило дыхание и заболело горло. Дитя, не имеющее отца, одинокая женщина… Можно ли заключить отсюда, что Тамар Маколи действительно любила Кингсли Блейна? Или это просто фантазия Шарлотты? Нет оснований думать, что именно Блейн – отец ребенка Тамар. Им мог быть кто угодно, даже Джошуа Филдинг… О господи, только бы не он! Для Кэролайн это было бы невыносимо.

– Разумеется, – проговорила Тамар. – Пожалуйста, садитесь, миссис Питт. Спасибо, что вы тоже проявляете к нам внимание. Мы достаточно долго сражались в одиночку, и теперь, когда все стало сложнее и даже опаснее, мы очень нуждаемся в помощи. Такое впечатление, что кто-то очень сильно испугался и снова ответил насилием. – Лицо у нее было угрюмое и мрачное.

Шарлотта не была в курсе прежних разговоров, но сразу поняла, что к чему, и села.

– Мы были в театре, когда умер судья Стаффорд, – сказала она, слегка улыбнувшись, – и, естественно, хотели бы найти человека, который убил его, а также убедиться, что в прошлом не было допущено судебной ошибки.

Лицо Тамар выражало сложную смесь иронии, гнева и горечи. Если здесь еще присутствовала и надежда, то зрение Шарлотты было слишком слабо, чтобы ее усмотреть. Каким образом эта женщина могла держаться так мужественно все эти годы, после такого ужасающего несчастья? Смерть близкого человека всегда тяжела, но общественное поношение, ненависть, пытка, которой человека подвергает закон, неизмеримо тяжелее. И все время в жизни этой женщины присутствовало страшное осознание, что в назначенный час придут за этим близким человеком, еще молодым и здоровым, и сломают ему шею, повесив на конце веревки, и сделают это с радостью, чтобы удовлетворить ликующую толпу! А что он должен был чувствовать в ночь накануне казни? Какой казалась ему тьма – бесконечной или слишком короткой? Можно ли с б о́льшим страхом ожидать наступления дня?

Тамар пристально смотрела на нее.

– Вы думаете об Аароне? – спросила она напрямик.

На мгновение Шарлотта сжалась, а потом поняла, насколько легче и проще говорить о таких вещах откровенно, чем вилять и уклоняться от болезненной темы, теряясь в поисках слов и продираясь к смыслу сквозь нагромождение эвфемизмов.

– Да, – сказала Шарлотта и опять слегка улыбнулась.

– Вы допускаете возможность несправедливости?

– Конечно, – ответила сочувственно Шарлотта. – Я знала невинных людей, которые не были повешены только по чистой случайности. Это вполне вероятно, и я уверена, что так иногда происходит. Хотела бы я, чтобы это было невозможно, но, увы, это не так.

– Опасная мысль, – сухо ответила Тамар, – людям не нравятся такие мысли. Они не могут смириться с возможностью ошибки. Гораздо легче убедить себя, что человек виновен, и с легким сердцем отправиться сажать цветы.

– Но я так не думаю, мисс Маколи, – заметила Шарлотта. – Я не виновата, если считаю, что он, возможно, был виновен, и могу только горевать в связи с этим. Но я буду виновата, если не сделаю того, что в моих силах, для установления истины – и в деле Кингсли Блейна, и в деле смерти судьи Стаффорда.

Впервые за все время Тамар искренне улыбнулась. Улыбка была очаровательная, она осветила и преобразила ее лицо.

– Какой вы необыкновенный человек… Впрочем, вы и должны быть такой, если вышли замуж за полицейского.

Шарлотта удивилась. Она не знала, что Тамар имеет представление о ее делах.

– Мне рассказал Джошуа, – объяснила актриса, забавляясь ее удивлением, – а ему, наверное, ваша мать. – Она оглянулась и увидела, что Кэролайн уже нет в комнате. – Наверное, она сейчас пошла к нему. Возможно, из чувства такта или… – Выразительно подняв свои хрупкие плечи, она смолкла.

Шарлотта на мгновение смутилась, подумав, что, пожалуй, Кэролайн ведет себя глупо; но она никак не могла сделать вид, что ничего не понимает, без того, чтобы самой не выглядеть еще глупее. И если она хочет принести пользу, то надо заниматься делом, ради которого пришла сюда.

– Вам известно что-нибудь о смерти Кингсли Блейна, что прошло мимо суда? – прямо спросила Шарлотта. – Что-нибудь такое, о чем вы рассказали судье Стаффорду и что заставило его снова вернуться к делу?

Тамар покачала головой.

– Ничего такого, о чем не было бы упомянуто в апелляции. Не совсем убедительно было медицинское заключение о причинах смерти. Хамберт Ярдли, патологоанатом, начал было говорить, что рана, оказавшаяся смертельной… – Лицо у Тамар стало жестким, губы побледнели; она с трудом сдерживалась, стараясь говорить спокойно… – была причинена чем-то более длинным, чем кузнечный гвоздь. А затем сказал: нет, это гвоздь, но какой-то необычный.

– А этот гвоздь нашли?

– Нет, но полиция утверждала, что Аарон мог выбросить его в ближайшую водосточную трубу. А мы подали апелляцию, основываясь только на первоначальной неуверенности Ярдли. Мы пытались привлечь внимание к другим вещам – к тому, например, что никто не нашел ни пальто, ни ожерелья. Но они и это объяснили: дескать, пальто было утащено каким-нибудь бродягой, а ожерелье спрятала я.

– Кажется, цветочница тоже изменила свои показания?

– Да, но только на самом суде. Они несколько раз вызывали ее в качестве свидетельницы. Да поможет ей Бог, она была простой женщиной и цеплялась за то, что хорошо запомнила, но слишком боялась полиции, чтобы вступить с ней в спор.

– Мисс Маколи, – ласково взглянула на нее Шарлотта, стараясь дать ей понять выражением лица, что спрашивает только из чувства долга, – если оставить в стороне вашу любовь к брату, почему вы считаете его невиновным, когда подавляющее большинство людей думает прямо противоположное?

– Потому что у Аарона не было причин убивать Кингсли. – Глаза у Тамар сверкали как бриллианты, взгляд их был искренний и жесткий. – Они утверждали, что Кингсли соблазнил меня и что он играл моими чувствами, поэтому Аарон убил его из мести. Но это чепуха. Кингсли меня любил и собирался на мне жениться.

Она сказала это как само собой разумеющееся, как будто ей безразлично, верят ей или нет.

Шарлотта была потрясена, но отреагировала без малейшего недоверия. Если бы Тамар волновалась или старалась ее убедить, она, может, и засомневалась бы, но та сказала об этом так просто, словно о непреложной данности, чем лишила Шарлотту возможности усомниться.

– Но ведь он был женат? – сказала она – не для того, чтобы возразить, но как бы в поисках объяснения. – Что он собирался предпринять?

Тамар прикусила губу, впервые ее лицо вспыхнуло от стыда.

– Но я тогда не знала, что он женат. – Она опустила глаза. – Начать с того, что сперва я все это не воспринимала всерьез, – и пожала плечами. – Так бывает. Молодые люди, имеющие свободное время и жаждущие приключений, ходят в театр сотнями. Они хотят только немного развлечься, слегка возбудиться… Но потом они возвращаются к женам и домашнему очагу, как того и ожидает от них общество. Прошли месяцы, прежде чем я поверила, что Кингсли совсем другой. Однако за эти месяцы я его полюбила, и стало уже слишком поздно что-нибудь менять. – Она с вызовом взглянула на Шарлотту. – Конечно, вы можете сказать, что мне следовало заблаговременно навести о нем справки, женат ли он… и я действительно должна была это сделать. Однако я не хотела ничего об этом знать.