Пищевая цепочка - Виктор Ночкин

— Что? Чардаш, ты как?

— О-ой…

— Что?

— Нога… о-ох… и рука тоже. Ох, больно-то как… — Глаза бандита были совсем дикие.

— Ну ты герой, Чардаш, — брякнул Толик. — Супер! Встал перед кровососом… заслонил собой… Ну прямо… Вот это я понимаю! Это по-пацански!

Чардаш сел, его взгляд обрел осмысленность.

— Дурак, — сказал бандит неожиданно спокойным голосом. — Заслонил… собой… Если бы я без Сержа на большую землю вернулся, меня б на куски… Нет, без него мне лучше не возвращаться. Вот тебе и весь мой героизм. Погляди, чего у меня с ногой.

Серж потер лоб и уставился на спасителя:

— Э, Чардаш, ты куда мой фотик закинул, а? Ты вообще в курсе, сколько вещица стоит?

— Я сейчас… — Чардаш с видом усталой покорности вздохнул, попытался встать, замычал от боли и опять плюхнулся в траву — Сейчас я… сейчас найду.

— Ничего ты искать не будешь! — неожиданно для себя самого выкрикнул Толик. — Сиди! А ты, Серж, ты-то сам в курсе? Ты в курсе, что Чардаш тебя спас? Что пока ты в отключке валялся, он тебя заслонил, как… — Толик задохнулся от возмущения, он никак не мог подыскать нужного слова. — как в кино! А ты, Козел!

Серж улыбнулся прежней холодной улыбочкой и удивленно поднял брови:

— Ты чего, пацан? Оборзел, да?

Толика уже понесло, он себя не контролировал, возникло чувство, будто он видит со стороны все: поляну, себя, стоящего над Чардашом, развалившегося на земле Сержа в наконец-то выпачканном пижонском плащике, бригаду… Он ощущал безшабашную злость. И шагнул, поднимая обрез, к Сержу. Тот уже не улыбался, цедил медленно сквозь стиснутые челюсти:

— Остынь, сопляк…

Рядом с Толиком встал Мистер, опустил ему на плечо тяжелую ладонь:

— Не деять, нет. Стоп, Толлек! Энд ю, фул… ты есть факин глупак, Серж. Молчать тебе быть лучший. Понять есть? Ну?

Видимо, рослый дезертир произвел на Сержа большее впечатление, чем тщедушный Скрипач. Во всяком случае фраер процедил сквозь зубы:

— Ладно, ладно, я понял. Хорош, пацаны, кончаем базар. Согласен, был неправ.

— Ну и факин молодец, — подвел итог Мистер.

Потом занялись ушибами Чардаша — кровосос все же крепко его помял. Бандит с трудом сумел подняться на ноги, но гримасы при этом строил такие жуткие, что Мистер с Буддой переглянулись и решительно ухватили пострадавшего, заставили снова опуститься, потом, невзирая на вялые протесты, стащили с него брюки. Пациент для виду отпирался, но больно ему было по-настоящему. Перелома не обнаружили, однако правая нога распухла и уже начала наливаться синевой от колена почти до паха.

— Идти сможет, — вынес вердикт Будда, — но медленно. Костыль ему, что ли?

Серж бродил у кабаньих туш, нагибался, раздвигал пучки травы — искал камеру. Толик несколько раз ловил на себе холодный взгляд пижона, ощущения возникали при этом до крайности неприятные. Рука и правый бок Чардаша то же были не в лучшем состоянии, но он заверил, что шагать сумеет.

— Ты быть середина нас, потому что факин стрелять не может, — объявил Мистер. — Толлек, давай-давай костыль делать,

Толик отыскал подходящее деревце у края поляныс удобной развилкой. Срубил, обтесал ветки, чтобы не торчали. Будда обмотал развилку тряпьем, получился упор.

Серж уже отыскал свою камеру и теперь занялся винтовкой — кровосос умудрился повредить приклад. Серж вертел оружие так и этак, разглядывал трещину и шевелил губами ругался, наверное. Животное, угодливый, как обычно предложил ему изоленту. Серж взял, но глянул так, что охота общаться у Сани мгновенно улетучилась, он пробормотал, что нужно бы еще мяса нажарить, пока все наготове, и убрался за хворостом. При помощи Будды и Толика Чардаш проковылял к костру, сел и вытянул ногу. Лицо у него стало бледным, бандит обильно вспотел — ясно было, что с таким спутником далеко не уйти.

Все помалкивали. Ситуация сложилась такая, что чего ни скажи — все будет не так. Серж кое-как скрепил треснувший приклад, Мистер с Толиком перекусили, потом распределили между собой содержимое рюкзака Чардаша — ему с больной ногой хватит и того, что себя тащить станет да автомат. Потом собрались и двинулись в путь. Хвала Зоне, мутанты больше не объявлялись, но издалека то и дело доносился голодный вой слепых псов. Животное принялся объяснять, что от поляны теперь лучше держаться подальше, что кровосос — это только начало. На такую гору добычи мутантов к ночи набежит немеряно… Ему дружно велели заткнуться, и дальше шагали молча. Чардаш ковылял, как мог, продержался больше часа, Мистер буркнул, что быстрее будет, если его нести. Наскоро соорудили носилки из палок и широченного плаща покойного Торца. Носильщики менялись часто, и когда очередь дошла до Будды, толстяк заметил:

— Хорошо, что ты такой легкий, это тебе повезло. Меня бы сразу бросили.

— Я завтра на ноги встану, гадом быть, — простонал Чардаш.

— Пацаны, я бы и сейчас лучше сам… но уж завтра точно!

— Не нужно загадывать на завтра, — глубокомысленно изрек студент. — Человек предполагает, а Зона располагает. И еще я думаю…

Где-то неподалеку завыли собаки — должно быть, учуяли кабаньи туши и вовсю спешили к добыче.

— …что надо поспешить, — закончил Будда. Больше он ничего не говорил — сопел, перхал и откашливался, для рыхлого студента и легкий Чардаш оказался слишком тяжел. Но толстяк ни разу не пожаловался, тащил раненого, как все. Несмотря на всеобщее желание, с носилками не больно побегаешь — и бригада до ночи не добралась к холмам. Когда устраивались на ночевку, Животное объяснил, что собирался убраться с равнины — среди радиоактивных холмов и живности меньше, и запахи не так быстро расходятся, мутантам сложнее учуять людей. Однако что толку жаловаться? Пришлось устраиваться посреди пустоши. Толик с Мистером натаскали побольше сушняка, развели два костра, дежурили по очереди. Но Зона в этот раз оказалась милостива к бригаде — зверье ни разу не потревожило. Может, местная фауна успела собраться на поляне с подстреленными кабанами. Там, должно быть, жизнь била ключом, когда хищники вступили в драку за добычу. С рассветом не выспавшиеся бандиты двинулись дальше — они держали путь к лысым холмам.

* * *

Обновленное сознание Твари фиксировало окружающий мир на нескольких абсолютно разных пластах восприятия. Меньше всего информации поступало от органов зрения; чернобыльский пес неплохо видел, но в лесу — а Тварь теперь кралась по лесу — обзор был ограничен. Стволы деревьев, кустарник, кроны над головой и трава под ногами — все это служило преградой и сужало поле зрения.

Обостренное обоняние слепой собаки покрывало куда большую площадь, особенно когда легкий ветерок просачивался сквозь заросли. Тогда Тварь поднимала круглую уродливую башку и верхним чутьем впитывала мир во всем богатстве запахов, оттенков запахов и легчайших намеков на запах. Наделенному зачатками ментальной силы мозгу чернобыльского пса мир представлялся черным фоном, на котором светящимися точками выделялись чужие сознания — от крошечных, едва заметных, принадлежащих примитивным существам, до ярких, отчетливо сияющих разумов млекопитающих. Окажись на месте Твари человек, он бы, наверное, сравнил ментальную картину Зоны с картой звездного неба… но Тварь никогда не разглядывала небеса, ее интересы лежали куда ближе к поверхности планеты. Картина в сознании чернобыльца была трехмерной, Тварь замечала птиц на ветвях и подземных зверюшек в норах. Эти разноплановые мироощущения накладывались, дополняли друг друга, а иногда и противоречили друг другу. Не привыкший к подобной нагрузке мозг чернобыльского пса не справлялся, Твари снова пришлось положиться на сознание крысы. Маленький грызун, первая жертва суперхищника, обладал наиболее гибким и лучше иных приспособленным к обучению разумом. Теперь он взял на себя функцию координатора и мало-помалу приводил сигналы, воспринимаемые обонянием, зрением и пси-органами, в состояние устойчивого равновесия.

Тварь уже достаточно организовала свой перестроенный из частей организм и теперь упорно продвигалась по лесу, игнорируя слабые сигналы, поступающие от органов чувств. Она разыскивала больших животных — пришло время для новой трансформации. Прежде пока тело оставалось очень несовершенным, Твари приходилось соблюдать осторожность, теперь же она сделалась достаточно сильна — пора было вспомнить о длинных когтях. Ей не требовалось избегать встречных зверей — они сами спешили убраться подальше, уступали дорогу, разбегались, едва замечали приближение незнакомого но несомненно опасного зверя. Тварь шла напрямик, прощупывая пси-органом пространство далеко впереди и вокруг, она исследовала достаточно большую площадь, куда большую, чем была бы доступна человеку с его примитивными органами чувств. И вот наконец она отыскала. На черном небе ментальной проекции вспыхнуло яркое созвездие — эти разумы были слабо развиты, но наверняка принадлежали крупным животным. Прежде Тварь выбирала возвышенности, чтобы складки местности не мешали обонянию и пси-органу прощупывать окружающее пространство. Теперь, изменив направление, она двигалась по очень пологому склону. Человек даже не заметил бы этого уклона — точно так же, как не заметил бы крошечной разницы в высоте, которая прежде служила Твари ориентиром. Однако для этого необычайно чувствительного существа разница была очевидна. Покатый склон привел Тварь к заболоченной низине. После каждого дождя часть влаги не успевала испариться и копилась здесь, на дне, так что в конце концов образовалось топкое место. Здесь растительность была гуще, сюда тянулись и травоядные, и охотники. Сейчас низина привлекла семейство псевдоплотей. Вожак, крупный самец, меланхолично пережевывал останки слепой собаки, издохшей здесь три недели назад. Остальные мутанты бродили поодаль и ждали своей очереди, чтобы получить кусок жалкой добычи. Некоторые без энтузиазма жевали сочную траву. Как-никак, псевдоплоти произошли от всеядного животного, так что иногда употребляли растительную пищу… хотя и предпочитали мясо. Они еще не почувствовали приближения Твари, и она сама позвала их. Тварь, пользуясь навыками вожака-чернобыльца, попробовала привлечь псевдоплотей, как прежде чернобылец призывал свою свору. Но псевдоплоти были куда менее восприимчивы, чем слепые собаки, они не откликнулись и даже толком не осознали, что ментальный призыв обращен к ним. Тогда Тварь сама направилась к стаду. Если хитрость не подействовала, оставался безотказный вариант — атака. Тварь была уверена в собственных силах. Стадо псевдоплотей почуяло приближение чужака, когда Тварь находилась на расстоянии в два десятка метров от болотца. Глупые мутанты не пытались анализировать ситуацию, они действовали, подчиняясь простейшим инстинктам, — тревожно захрипели и вихляющей рысцой бросились к вожаку. Тот оставил пишу, призывно хрюкнул и стукнул передней лапой; от этого движения грязь брызнула в стороны. Его сородичи, глубоко увязая паучьими конечностями в вязком грунте, сбились в кучу. Пять уродливых животных неуклюже ворочались, толкали друг друга, высматривая опасность. Тварь и не думала скрываться, напротив — она выбежала из зарослей, встала на берегу и издала низкое угрожающее рычание. Псевдоплоти ответили дружным ревом. Тварь двинулась вокруг сбившихся в кучу мутантов, она избегала топких мест, но и не удалялась от стада — для нее было важно удержать Псевдоплотей вместе. Для этого она демонстрировала внушительные клыки и свирепо рычала. Угрозы действовали — псевдоплоти боялись, хотя каждая из них весом превосходила Тварь. Они теснились друг к дружке, не решаясь ни напасть ни сбежать. Твари же было нужно собрать их вместе. с этой задачей она успешно справилась — псевдоплоти сбились в тесную кучу.