i d22eb7fa14baa6c4 - Unknown

не сдамся.

− Нет, не хочу. Я хочу, чтобы ты мне все рассказал.

− А ты стала смелой. Я больше не вижу той забитой испуганной девчонки, которая

лишь храбрилась ради своей сестры. А сейчас, я вижу перед собой ту, что готова разорвать

всех, если придется.

− А мне больше ничего не остается.

− Знаю. Прости меня за это.

− Хватит, Граф. Расскажи мне все, прошу тебя, - беру я его руку в свою. Он дергается.

Граф не хочет говорить. Не хочет, но должен. - Ты же доверяешь мне?

− Как себе.

− Тогда, расскажи. Я выдержу, не бойся.

Граф кивает.

− Я уходил каждый день с Трентом и другими парнями, чтобы разведать обстановку.

Кольцо над нами сгущается. Наши с тобой фото развешены по всем районом. Внутри

каждого гетто мы считаемся опасными преступниками.

− Что?! - страх сковывает жилы. Я, кажется, врала, когда говорила, что справлюсь.

− Да. За твоими родными ведется постоянная слежка. Их допрашивали.

− Откуда ты это знаешь?

− Есть люди, такие как старуха у Трента или доктор Кейс у меня и они помогают нам, видя, что творит совет семи. - я вспоминаю того доктора с нашей окраины, что помогал

тогда Графу и Псу. Та ночь, что изменила мою жизнь, когда Несси стало плохо. - Ксандер...

Тот и вовсе обезумел. На всех плакатах о нашем розыске есть пометка...

− Какая? - мои пальцы немеют. Они холодные.

− Со мной не церемониться. Убить. А ты...

− Что? Говори!

− Ты нужна им живая. Нужна этому сумасшедшему.

− Но зачем?

− Не знаю. Но выяснять мы это не будем.

− Я надеюсь, - выдыхаю я.

Да уж, картина не совсем радужная.

Я беру из корзинки один банан и чищу его словно сомнамбула. Не гляжу на него: просто очищаю, просто съедаю и кашляю, подавившись.

Граф тут же кидается ко мне; он очень сильно беспокоится обо мне.

− Ты как? - аккуратно, боясь причинить боль, похлопывает меня он по спине.

− Просто подавилась, все хорошо.

− Ты пугаешь меня, а это не так-то легко сделать, - с укором в глазах сообщает мне

Граф.−Догадываюсь, - я льну доверчиво к его груди, стараясь передать ему всю любовь, что во мне живет. Ребенок спокоен рядом с ним. Мне тепло и уютно.

Граф шумно выдыхает и обнимает меня. Он не может сопротивляться мне и моим

чарам. Это меня немного забавляет. Но и беспокоит. Чувства Графа ко мне — это его сила

и слабость. Его слабое место. И оно может сыграть злую шутку.

Граф опускается ко мне, опираясь на локти. Его губы теплые и они целуют меня в

макушку, подавая ток через позвоночник. Я вздрагиваю и цепляюсь за его рубашку.

− Мне так тепло с тобой, - вдыхаю я родной запах.

− Я до сих пор думаю, что ты — сон, который вот-вот закончится. И мне страшно.

Первый раз.

Мне нечего сказать. Хочется лишь быть рядом и законсервировать этот самый миг.

Но все имеет место заканчиваться...

И это мгновение оказывается на финише. Живот дергает и давит вниз. Я чувствую

сильные, почти болезненные, толчки своего ребенка. Но такого не должно быть! Док

сегодня утром поставил двойной штамп, сказав, что он «баюкает» ребенка и не дает ему

сильно проявлять активность. Его активность — повышение моей температуры тела. А

повышение температуры тела — моя верная смерть. Вся ясно как дважды два.

Но сейчас все по-иному. Ребенок словно стремится выпрыгнуть наружу. Мне

становится страшно.

Я стараюсь сдержаться, но гримаса боли выдает меня. Граф видит ее и тут же

подхватывает на руки:

− Больно? Где?! Скажи мне, где болит?!

− Я не понимаю Ничего не понимаю. Все же должно быть хорошо! Док ведь сам

лично ставил мне штамп. Граф...!

− Все будет хорошо! - пытается успокоить меня он. Его руки прижимают меня к груди

Графа в защитном жесте.

− Идем!

Он оглядывается по сторонам, глядя по сторонам.

Опасность ближе, чем мы думали.

Нас окружают военные из гетто.

Они настроены серьезно. У них наизготове оружие. Все они выглядят смертоносно.

Они несут смерть. Нам. Графу. Нашему ребенку.

Граф замирает. Медленно опускает меня и заводит себе за спину. Я прячу глаза, стараясь не смотреть.

− Как вы смогли попасть сюда? Где охрана?!

− И среди ваших хваленых идеальных солдат есть предатели, - слышится смех одного

из тех, чьи лица скрыты под масками.

− Что?

Мы переглядываемся с Графом. Ни он, ни я не верим в это. Просто, невозможно.

− Кто? - хочет знать лишь одно Граф. Его пальцы сжимаются и белеют, заставляя меня

волноваться еще сильнее, чем есть. Голова идет кругом, а пелена перед глазами

усиливается.

− Неважно, - слышится голос из-за спин молчаливых военных. Вперед выходит

Ксандер. Я тут же обхватываю свой живот в защитной реакции. Он видит меня и его рот

растягивается в улыбке. - Уже неважно, хладный. Все остальные мертвы и даже тот, кто

предал вас, польстившись на элитное жилье в центре гетто. Знаешь ли, все хотят жить

красиво... даже нелюди.

− Он — человек! - вырывается у меня. Граф тут же заходит вперед, пряча меня. Но не

помогает. Ксандер уже обратил свой взор на мою скромную персону.

− Я долго тебя искал, красавица. Вижу, с нашей последней встречи, ты поправилась, -

кивает он на мое положение. Я прячусь за Графа. Он обнимает меня руками, пытаясь

вернуть мне чувство защиты. Мне до него, ой, как далеко.

− Ты здесь из-за Вив. Верно? - правильно делает расстановку акцентов Граф.

− Верно. Отдашь ее мне?

− Ты знаешь мой ответ.

− Прекрасно. Я так и думал. Дай мне повод уничтожить тебя и я не остановлюсь.

Военные наставляют нас на оружие. Щелчок и все. Они готовы в нас стрелять.

И если Графу простые пули причинят мало вреда, то мне будет в самый раз. Меня

пробирает озноб и очень сильно трясет. Теперь, я не уверена, что конец будет счастливым.

Граф внимательно оглядывается по сторонам; его голова не двигается, а вот глаза...

просматривают каждую лазейку.

− Даже не думай, хладный. Ты — последний и то, что носит она... - презрительно

бросается своими словами Ксандер. - ...последнее. И вы зависите от меня и моего

решения.

− Посмей ее тронуть и можешь прощаться с жизнью.

− Смеешь мне еще угрожать, хладный?

− Смею. Вив и наш ребенок — единственное, что важно мне. Как думаешь, смею ли я

тебе угрожать? - рычит мой любимый и единственный. Страх сковал меня. Полностью.

Даже слезы не могут вытечь из глаз, чтобы дать волю истерике. Все очень плохо.

Ксандеру надоедает треп. Он дает отмашку своим. Трое военных выходят вперед, убирая оружие за спину.

− Взять ее! - отдает приказ Ксандер. Те трое тянут ко мне руки, пытаясь выполнить

приказ.

Я закрываю глаза. В моем представлении всплывают страшные картины возможного

будущего... моего недолгого будущего. Но больше всего я боюсь за нашего принца с

Графом. Он маленький и такой беззащитный. В живот толкается наш ребенок. Он тоже

боится.

«Все будет хорошо, мой сладкий. Все будет хорошо, - мысленно обещаю я ему, не

веря самой себе.».

− Верь мне, любимая! - внезапно слышу я шепот Графа.

Затем следует резкий толчок в сторону. Страх проходит разрядом по моему телу — я

падаю. Но меня принимают мягкие и гибкие ветки кустарника. Руки, шею и лицо режут

мелкие ветки, раня и царапая. Но это не страшно. Земли я уже касаюсь мягко. Стараюсь

упасть на спину.

Мой слух режут звуки выстрелов, криков, грубого мата. Я не знаю, что мне делать.

Двигаться я не решаюсь, лишь ползком стараюсь убраться подальше. Но мне не дают

этого сделать. Мое запястье резко выворачивает... это Ксандер. Его лицо вполовину

изуродовано кровью вперемешку с грязью. Ему приходится часто моргать, чтобы кровь не

заливала глаза и мешала бы видеть.

− Куда ты, красавица?! Надо было тебя сразу же уничтожить! - злится он на меня, на

Графа и на самого себя.

− Так надо было уничтожить! - фыркаю я в ответ. Страх переходит в наглость. Мне

уже нечего терять. - Чего же ты не уничтожил?!

− Ты мне очень сильно кое-кого напоминаешь...

− И кого же?!

− Ту, что нельзя уже вернуть! И знаешь, что...

− Что?

− Я тоже заберу тебя у него как ее забрали у меня!

В руках Ксандера появляется лезвие. Нож большой и очень острый.

− Где твой Граф? Где он?! Он бросил тебя и это... - он презрительно тыкает ножом в

сторону моего живота. Ноги мои подгибаются, но парень успевает схватить их и ребенок

вновь в опасности.

− Он придет.

− Не верю.

− Не верь, но я пришел! - раздается в самый последний момент над нашими головами.

Над нами стоит Граф. Его рука залита кровью и я не могу разобрать: его она или тех, кто угрожал нам. Надеюсь, что к рихтованию лица Ксандера он приложил свою руку тоже.

Лицо Графа искажено от ярости, а в руках оружие одного из военных. Только сейчас я

замечаю, что звук от ливня пуль и резкие грубые слова прекратились. Видно, что силы