Лик пустыни - Борис Федорович

Занесенные песком развалины старинной крепости

Живое и творческое общение с далекими народами оказывало плодотворное влияние на широкое развитие в Самарканде своих искусств, ремесел и наук. Знаменитая обсерватория Самаркандского правителя Улугбека была в те времена единственной в мире. Сады и поля, города и культуры расцветали в Средней Азии и особенно в Согдиане веками. И все же ни плоды этих садов, ни плоды этих культур не кормили досыта и не делали счастливыми тех, кто их выращивал и создавал. Тяжелое рабство было уделом народов, населявших эту страну. Показная роскошь единиц уживалась с ужасающей бедностью порабощенных, бесправных народов.

Самым лучшим, самым "справедливым" и богатым периодом" в прошлом Средней Азии считалось время царствования знаменитого Тамерлана или Тимура, которого звали "Железный хромой". Он создал свое обширное царство, распространявшееся до Багдада. Правители государств Европы присылали к нему своих послов с подарками, изъявляя желание вести торговлю с этим "сказочно богатым" царством.

Что же это были за богатства и справедливость, о которых сложилось немало легенд? Да и нужны ли эти легенды, когда существуют точные письменные свидетельства образованных очевидцев, имевших возможность непосредственно видеть и сравнивать культуру Азии и Европы.

Выслушаем же, что писал о богатствах, о справедливости в сердце империи Тимура, в великом Самарканде, испанский вельможа Рюи Гонзалес де Клавихо. Он прибыл ко двору Тамерлана в 1404 году в качестве посла и "камерьера великого и могущественного государя Эрико Третьего, короля Кастильи и Леона".

Испания была тогда могущественной страной, и Тамерлан принял посла со всеми почестями. Неделями длились невиданные пиры Тимура, на которых самым почетным гостем являлся де Клавихо, оставшийся вполне довольным оказанным ему приемом.

Клавихо был поражен богатством, роскошью и невиданным искусством Самаркандского царства. Он восхвалял Тимура за то, что в своем городе он собрал чуть ли не полтораста тысяч ремесленников, согнанных им со всех сторон земли, из самых различных государств, восхвалял за цветущую торговлю с Индией, Китаем и другими странами.

Столица пустынь Самарканд ему казалась раем на земле. Вельможа и советник испанского короля, описывая порядки Тамерлана, советовал своему правителю перенять их.

Вот что он пишет об одном из замков Тимура:

"...Туда не входил никто, кроме алькада и его слуг. В этом замке царь держал около тысячи пленных мастеров, которые делали латы, шлемы, луки и стрелы и круглый год работали на него".

Клавихо восхвалял Тимура и как строителя:

"...Царь приказал провести через город улицу, в которой по обеим сторонам были бы лавки и палатки для продажи товаров. Эту работу царь поручил двум своим мирассам, давши им знать, что если они не приложат к ней всех стараний, заставляя работать день и ночь, то заплатят головой. Мирассы начали дело и принялись разрушать дома, которые встречались в тех местах, где царь велел провести улицу, чьи бы они ни были, не обращая внимания на хозяев; так что хозяева, видя, что их дома разрушались, собирали свое добро и все, что у них было, и бежали. Улицу провели очень широкую и по обеим сторонам поставили палатки..."

Клавихо восхвалял Тимура не только за такие методы строительства, заставлявшие население бежать куда угодно из разрушенного собственного дома. Он хвалил его и за то, что великий Тамерлан умел заставлять людей работать, не только угрозами лишения головы, но и "поощрениями". Вот как Клавихо описывал такие "поощрения" просветленнейшего повелителя.

Во время постройки одной из мечетей, "сооружавшихся во славу аллаха", пишет он, что: "Царь сказал, что он берется наблюдать за одной частью, а приближенным своим приказал взять на себя присмотр за другой половиной, чтобы увидеть, кто скорее приготовит свою часть... И он приказывал каждый день носить себя туда на носилках и оставался там часть дня, торопя работой. Потом он приказывал приносить туда вареного мяса и бросать его тем, которые работали в яме, точно как собакам; иногда он сам своими руками бросал мясо и так возбуждал рабочих, что на удивление; иногда же приказывал бросать в ямы даже деньги". Вельможа Клавихо был вполне доволен и порядком, царившим в стране Тамерлана:

"В городе Самарканде соблюдается справедливость и ни один человек не смеет обидеть другого или сделать какое-либо насилие без приказания царя, а царь делает его столько, что с них довольно".

Испанский посол был доволен. Но был ли доволен народ той "справедливсстью", которой наградил его Тимур, считавшийся просветленнейшим и умнейшим повелителем? А ведь это был один из лучших периодов в мрачном прошлом народов Средней Азии! Нелегка была жизнь в завоеванных у пустынь оазисах. Богатства, созданные тысячелетиями, трудами народов, манили к себе не только ближайших соседей, кочевавших в пустынях Азии, но и орды из отдаленных стран. С севера - из пустынь Казахстана, с востока - из сухих степей Монголии и Китая, с запада и юга - из Аравии и Ирана шли завоеватели. Они были многочисленны, как саранча, но саранча губит только посевы, обрекая на голод, а завоеватели губили сотни тысяч жизней и обрекали мечу и пожару всех попадавшихся по пути людей и все ими созданное. И те, кто мог, убегали в пустыни, чтобы спасти свою жизнь. Погибали города, разрушались каналы, и казалось, что снова и навсегда воцарится пустыня. Но проходило время. Завоеватели смешивались с оставшимся населением, воспринимали от него остатки прежних знаний. Восстанавливались старые и сооружались новые каналы, и возрождалась жизнь оазисов, пока не налетала новая волна завоевателей, и тогда опять, спасаясь, уходили люди подальше в пустыню.

Владыка недавнего прошлого.Значительные пространства наших пустынь вплоть до 1917 года находились лишь под протекторатом России, сохраняя полностью свой средневековый феодальный строй. Это были эмирство Бухарское и ханство Хивинское. Чтобы судить о жизни в этих ханствах, приведу лишь несколько штрихов.

Спросите у какого-нибудь старика-бухарца, кто был Насрула-хан. И он поведает вам о властелине великой Бухары, под страшной властью которого жил бухарский народ почти четыре десятилетия.

"Лютое сердце Джиль-барса вложил в его тело при рождении аллах. Кровожадные мысли гиены наполняли его голову. Как трусливый шакал, боялся он каждого и самого себя. Это он в своем пруду с чистой и прозрачной водой держал саженных сомов и ежедневно наслаждался, глядя, как сомы заживо пожирали брошенных в пруд его врагов.

Жадный, жестокий, он отбирал у бедняков последний кусок.

Это он, страшной памяти Насрула-хан, так разнообразил усладу своего сердца. В зимние вечера во дворец к нему приводили его врагов, а врагами его были все честные люди. Добела накалялась на жаровне сковорода. Палач тут же на ковре отсекал очередной жертве голову и ставил ее на раскаленную сковороду. И хан наслаждался, глядя, как подпрыгивала голова в страшной пляске смерти, вращая выпученными глазами. С ужасом смотрели на эту пляску даже привыкшие ко всему царедворцы. А хан, насладившись, засыпал здесь же, на ковре, у той же жаровни. И даже в час своей нечистой смерти он велел отрубить голову своей жене - матери его детей, виновной лишь в том, что ее брат тоже стал врагом этого дьявола-иблиса".

Если вам случится быть в каком-нибудь из городов бывшей Бухары или Хивы, то вы увидите на каждой башне крепостных стен торчащие из кирпичного купола палки. Спросите любого прохожего: зачем они воткнуты и почему их так много?

И каждый вам расскажет, что до 1917 года на этих палках всегда висели головы казненных ханом, эмиром или их беками. Они висели на виду у всех, чтобы всякий помнил, что и его ждет та же участь при любом неповиновении властелину.

И это было лишь тридцать три года тому назад!

Под тяжким гнетом.Просторны пустыни. Чист воздух. Залито ярким солнцем небо от края до края. Но глубокий душевный мрак был уделом народов, живших в пустынях и особенно в соседних с ними оазисах. Гнет богача - бая, судей - верных помощников богачей, гнет ханов и седобородых аксакалов, ведавших распределением воды, душил все живое, высасывал из народа все его силы.

Годами тянулись никогда не прекращавшиеся полностью братоубийственные религиозные войны. Во имя религии вырезались целые народы. А когда воцарилось магометанство, то фанатизм и изуверство сковали души, мысли, поступки людей. Науку заменило богословие, общественная жизнь угасла, торговля оскудела, иноземные купцы не допускались, связь с внешним миром прекратилась. И над мрачной и молчаливой страной раздавался только заунывный голос муллы, трижды в день сгонявший всех мужчин на молитву аллаху.