Секрет рисовальщика - Рольф Майзингер

— А что же с деревом?

— Ах, да! Значит, пробрались мы на его участок ночью. Окружили ту грушу и ждем. Сам, наверное, уже догадываешься, что ничего не происходит. Как сейчас помню, твой предшественник еще предположил, что, мол, груша, видимо, спит. Стриж с издевкой заметил, что если это и так, то спит она довольно крепко. А Дятлов ее еще возьми да пни. А она молчит себе, и хоть ты что! — Синицын самозабвенно рассказывал об этом приключении, а его глаза блестели как у малолетнего шкодника. — Галкин тогда здорово нас всех рассмешил. Майор, борясь со смехом, во всеуслышанье предупредил грушу, что если она сейчас же не начнет с нами беседовать, то он из нее Буратину сделает. А из хозяина ее — Мальвину… Только… как же майор выразился? — Синицын на мгновенье призадумался. — А! Вот! Только будут у этой Мальвины не голубые глаза, а просто… ну очень большие!

Мы с Алексеем рассмеялись. И словно вторя нашему веселью, халат узбека вновь шелохнулся, а потом заблеял.

— Уже вконец убедившись, что никакой такой говорящей груши на участке и в помине нет, мы подняли такой шум, что хозяин дачи очень быстро нарисовался на крыльце. Сообразив, что происходит, этот мошенник еще и попытался спасти ситуацию. Он уже у домика стал вещать нам «голосом дерева», что страшная кара упадет на наши головы. А уже на следующем предложении сдал себя с потрохами.

— Что же он сказал?

— То ли спросонья, а то ли из-за того, что с вечера здорово перебрал, но он заявил: «Я — говорящая вишня…» и так далее. Не поверишь, но мы просто попадали со смеху. А чуть позже нам стало известно, что бедолаге пришлось не только раздербанить свою сберкнижку, но и продать участок с пресловутой говорящей грушей.

— И что же так? — поинтересовался я.

— Все очень просто, Вячеслав, ему срочно понадобились деньги для уплаты алиментов. Чревовещатель даже не мог предполагать, что в течение всего лишь одного месяца станет папашей, да еще и трижды.

В Ташкент мы прибыли рано утром. Столица Узбекской ССР встретила нас щебетом купающихся в лучах солнца воробьев, скрывающими зевоту воинскими патрулями и хлопотливо раскладывающими свой товар торговцами выпечки. Синицын, вернувшись с вокзала, сообщил:

— Свободного времени у нас — целые сутки. Так что подумай хорошенько, что бы ты хотел посмотреть в Ташкенте особенно. А для начала мы возьмем такси и отправимся в центр. Пока магазины еще не открылись, у нас имеется прекрасная возможность прокатиться по самому большому городу Средней Азии.

Я и не ожидал, что лейтенант Синицын так хорошо ориентируется в Ташкенте. Казалось, он знаком с этим городом с самого детства. Будь то памятник Алишеру Навои, или четырнадцати ташкентским комиссарам, огромная статуя вождя пролетариата на площади его же имени, или прекрасная башня с часами в парке Горького — мой спутник с завидной легкостью ориентировался в их архитектурных особенностях и именах их создателей.

— А вот, обрати внимание на это сооружение! Очень оригинально, не так ли? — И он указал на памятник жертвам Великого Ташкентского землетрясения 1966 года. — Кстати, вон в том кафе «Ширин» можно недурно позавтракать. Хотя в городе очень много заведений, прославившихся своей замечательной кухней.

— А что, сильное землетрясение было? — поинтересовался я, впервые услышав о Великом Ташкентском. — Много народу погибло?

— Землетрясение было ужасным. Разрушения в городе — просто катастрофическими! Что-то около сорока одного процента всех построек канули в Лету. А вот людей, слава богу, погибло не так много. Произошло оно ночью. Время было жаркое, а потому большинство жителей спало снаружи. Таким образом многие избежали участи быть погребенными под стенами своих же домов.

Мы еще проехались по проспекту Навои и по идущей паралельно ему Узбекистанской улице, когда лейтенант Синицын дал таксисту указание ехать прямиком к ЦУМу. Когда мы выбрались из машины у входа в один из крупнейших магазинов города, было уже откровенно жарко. Солнце, отражаясь в многочисленных окнах гостиницы «Ташкент», слепило глаза, не давая как следует осмотреться. Шофер согласился нас подождать, и мы спокойно отправились за покупками. Из ЦУМа я вышел уже в голубой рубашке и клетчатых, под «бананы», синих брюках. На лейтенанте красовалась желтая футболка с какими-то белыми разводами и легкие серые штаны. Через его правое плечо была перекинута темно-серая ветровка. Наши ноги были обуты в тогда еще только входящие в моду кроссовки.

— Так, — довольно потер руки Алексей, — сейчас еще сбегаем в ГУМ. И если там не найдем тебе какой-нибудь куртки или олимпийки, то отправимся на базар. Как у них здесь самый большой-то называется? По-моему, «Колхозный».

Обедали мы в, пожалуй, самом известном кафе узбекской столицы, в «Голубых куполах». Оно располагалось на тенистом зеленом островке между проспектом Ленина и одноименной улицей. Для себя Синицын заказал шашлык. И к нему различных соусов. Я долго рассматривал меню, никак не решаясь что-либо выбрать.

— Бери что хочешь, — позволил мне лейтенант, — о деньгах не беспокойся.

— Ну коли так, — осмелел я, — то возьму-ка я себе манты. Уж очень они их вкусно делают.

Официант принес и поставил нам на стол бутылку красного. От приглашения выпить я отказался. Да Синицын и не настаивал. Видимо, хорошо понимал, что всему есть свои границы. Наверное, и предлагал-то чисто из вежливости, а когда я отказался, как будто даже расслабился. Я взял себе полуторалитровую бутылку сока и убедился, что мой выбор оказался верным. Так и сидели мы под сенью деревьев, наслаждаясь тем, что нам некуда было спешить.

— У-у-у! — протянул мой спутник. — Замечательное вино. А известно ли тебе, Вячеслав, что Узбекистан может похвастать солидной палитрой алкогольных напитков?

— Я не пью, Алексей, а потому, если честно, такие тонкости меня никогда не интересовали, — скромно ответил я.

— А зря. Нет, я, конечно же, не имею в виду, что обязательно нужно пить. Нет! Но думаю, что интересная информация никогда не помешает.

С таким доводом нельзя было не согласиться. И я приготовился слушать.

— Представь себе, в Узбекистане производятся сорок четыре сорта вина, пять сортов коньяка и четыре — водки. А? Впечатляет?!

— Мне лишь известно, что виноделие в Азии имеет давнюю традицию, — чтобы только не молчать, сообщил я.

— Иначе оно и быть не может. При таком-то количестве солнца! Во все времена вино считалось даром богов. Им платили выкуп, его сдавали в государственную казну, передавали в наследство связанные с его производством тайны. Вино пил Македонский и Дарий, Тимур Тамерлан и его внук Улугбек, эмиры и калифы, ну и, конечно, простой народ. Для которого это удовольствие было порой единственным в жизни. Его крепость и аромат воспевали Омар Хайам, Низами Гянджеви, Алишер Навои, Хафиза Хорезми.

Синицын на мгновенье задумался и потом продекламировал:

Если выпьет гора — в пляс пойдет и она. Жалок тот, кто не любит хмельного вина. К черту ваши запреты! Вино — это благо. Доброта человека вином рождена.

В этом было что-то нереальное. Неземное. Сейчас мне не хотелось ничего больше. Только бы вот так и дальше сидеть в тени пронизанных солнечным светом крон деревьев. Вдыхать теплый, замешанный на запахах цветов и пыли воздух, и слушать Хайама. А лейтенант продолжал:

Ты перестань себя держать в такой чести, О бренности того, что дышит, не грусти! Пей! Жизнь, которая идет навстречу смерти, Не лучше ли во сне иль в пьянстве провести?

На противоположной улице и несколько наискосок от кафе, в котором мы сидели, располагался магазин для иностранцев «Березка». Там, у входа, без видимых причин слонялось несколько молодых людей. Они то и дело приставали к приближающимся менее чем на пять метров к магазину прохожим. Те шарахались от одетых в джинсу парней, как от прокаженных. А потом еще долго оглядывались на последних. Перехватив мой заинтересованный взгляд, Синицын объяснил:

— Это фарцовщики. Цепляются к иностранцам в надежде приобрести что-нибудь западное, капиталистическое. Однако эти, видимо, из начинающих.

— Почему? — удивился я.

— Потому как опытные уже давно просекли, что эта «Березка» у фирмачей особым спросом не пользуется. В Ташкенте практически в каждой гостинице для иностранных граждан имеется своя такая. Какой им резон сюда-то заходить?

— Откуда вы так здорово знаете город, Алексей? — не сдержал я любопытства.

— Когда я еще пацаном был, здесь жила моя тетка. Родители несколько раз на зимние каникулы отправляли меня к ней. Уже в первый приезд у меня появились друзья. С ними мы и излазали весь Ташкент.

Я внимательно слушал лейтенанта, и то и дело бросал заинтересованные взгляды в сторону «Березки». В какой-то момент там вдруг появился нетипично для Средней Азии одетый гражданин. В кремовом костюме и темной рубашке со светлым галстуком, в лакированных черных туфлях и лимонного цвета шляпе, он мог быть только иностранцем. Молодые люди тут же и осадили потенциального «клиента». Однако как-то очень уж быстро потеряли к нему всякий интерес. Гражданин решительно шагнул к магазину и исчез за приветливо отворившейся дверью.