Гомункулус - Николай Плавильщиков

Кювье хотел было рассердиться, но у Сент-Илера был такой добродушный вид, что он только усмехнулся.

«Стоит ли на него обижаться? — подумал он. — Поел, выспался, поплясал и — счастлив…»

— Пойдем!

Вечером, позабыв о скелетах, моллюсках и прочих высоконаучных предметах, они весело отплясывали в одном из танцевальных залов. Впрочем, танцы имели одну очень хорошую сторону: танцуя, забываешь о голоде. А наши ученые частенько голодали: им очень неаккуратно платили жалованье. Нередко Кювье завидовал слонам: они были гораздо сытее тех самых профессоров, которые их изучали.

Кювье выбрали в секретари академии, и только он успел привыкнуть к своим новым обязанностям, как в академию явился новый президент. Это был не кто иной, как сам Бонапарт (тогда его еще не звали Наполеоном). Его, собственно, никто не выбирал в академию, но неугомонный вояка вдруг воспылал страстью к наукам, а где же можно быть всего ближе к науке, как не в академии! И вот он торжественно вошел в зал заседаний и уселся в президентское кресло, благо оно оказалось свободным. Благовоспитанные ученые встали и поклонились новому президенту, старший член сказал приветственную речь, а секретарь огласил очередной протокол. Все пошло как обычно.

— Месье Кювье прочитает нам некролог покойного Добантона, — провозгласил председатель собрания.

Кювье встал и прочитал некролог Добантона, того самого анатома, который когда-то работал у Бюффона. Бонапарт внимательно слушал и одобрительно покачивал головой. А когда Кювье кончил, шепотом спросил у соседа:

— Как имя этого секретаря? Кювье? Очень хорошо!

И он еще раз внимательно посмотрел на Кювье.

Прошло два года, и вдруг Кювье получил назначение от самого Бонапарта. Он оказался инспектором, и ему поручалось заняться устройством лицеев в Марселе и Бордо. Бонапарт запомнил секретаря академии, запомнил его доклад. В то время было принято говорить и писать очень витиевато, «высоким стилем», и академики отличались пышной мудреностью своих речей. Кювье говорил и писал простым и ясным языком. Бонапарту это понравилось, и Кювье пошел в гору.

Оставив на время музей и кафедру, Кювье поехал на юг. Он работал и в пути: колоссальная память заменяла ему справочники и словари, он мог писать и в карете, и за трактирным столом, мог писать всегда и везде.

Так начались поездки Кювье по делам народного образования. Он буквально разрывался на части между лекциями и музеями, между поездками по провинции и докладами и отчетами о них. В промежутках между двумя поездками он женился на вдове откупщика Дювасель. Она оказалась очень серьезной и спокойной женщиной и вполне подошла холодному и рассудочному Кювье: иной раз и горячий в науке, он был очень расчетлив в жизни. Жена хорошо смотрела за его домом и хозяйством, а большего ему не требовалось.

Наполеон собрался учредить императорский университет, но не хотел сделать это простым приказом: было устроено обсуждение проекта в Государственном совете. Судьба прений была предрешена, но, как и полагается в таких случаях, члены Совета говорили «за», говорили и «против». Защитником проекта назначили Кювье, и он так блестяще защитил проект, что Наполеон тут же назначил ученого членом Верховного совета по делам просвещения.

Неожиданно для себя Кювье оказался в числе насадителей просвещения. Он немедленно использовал свое положение: ввел обычай — обучать способам собирания зоологических, ботанических, минералогических и прочих коллекций врачей, служивших на судах дальнего плавания. И вот со всех концов земного шара в музей стали поступать коллекции, собранные судовыми врачами. Кювье мог гордиться своей изобретательностью: он получил сотни даровых помощников. Конечно, врачи привозили много ненужного и просто дряни. Но что из того? Ненужное всегда можно выбросить, а интересное пригодится.

Наполеон так ценил Кювье, что отправил его в Италию для организации там университетов. Кювье открыл университеты в Падуе, Пизе, Флоренции, Сиенне и Турине. Затем он отправился с той же целью в Голландию, оттуда снова в Италию и открыл университет в самом Риме. Кто знает, сколько бы университетов было открыто еще в Европе, если бы Наполеону не пришлось обороняться. Неприятель подходил к Майнцу. В критическую минуту у Наполеона не оказалось под руками ни одного незанятого маршала, ни одного подходящего генерала.

— Кювье!..

Кювье оказался комиссаром по обороне Майнца. Зоолог, анатом, ученый вдруг попал в военачальники. Кювье не удивился: уложил чемодан и поехал сражаться с врагами. Он не успел доехать до Майнца: неприятель занял город. Зоологу так и не пришлось блеснуть талантами полководца.

«Когда вереница событий, почти чудесных, вывела Францию из пучины бедствий, которым нет равного примера в истории, на неожиданную степень величия и могущества…» — так воспевал наш зоолог Наполеона в 1806 году. А через десять лет, когда Наполеон попал на остров Святой Елены, он же говорил:

«Наши плательщики податей были бы богаче и счастливее, если бы на научные и промышленные завоевания была истрачена хоть тысячная часть того, что истрачено, чтобы опустошить пол-Европы».

Кювье не утерпел: вступил в компанию ослов, лягавших умирающего льва.

4

То тут, то там в окрестностях Парижа из глубоких ям и канав вытаскивали кости и черепа. Это были странные кости и черепа: они не походили на кости и черепа известных науке животных. Как только Кювье узнал об этом, он распорядился, чтобы все отрытые кости несли к нему. Чулан за чуланом, комната за комнатой наполнялись грудами костей. Они лежали в беспорядке, покрытые комьями земли и глины, местами громоздились чуть не до потолка, местами были рассыпаны по полу.

Над этим хаосом костей и черепов виднелась всклокоченная голова Кювье — он не выходил из чуланов и сараев.

— Каждая кость должна занять свое место, — бормотал Кювье, хватая кость за костью и бросая на них быстрые взгляды. Одни кости он укладывал отдельными кучками, другие складывал в общую кучу.

Кювье за работой.

— Зуб… — вертел Кювье в руках зуб. — Зуб этот — зуб жвачного животного, значит, и ноги… — и он терпеливо перерывал ворох костей, отыскивая в нем ноги жвачных.

— Эта… эта… Нет, мала… По зубу видно, что животное было крупное, — и он откладывал в сторону маленькое бедро.

— Выбей мне из камня вот эту кость, — вбежал Кювье в комнату брата (у него был брат зоолог).

Никто ему не ответил. Он поднял глаза и увидел, что брата нет. В комнате сидел только Ларильяр, один из знакомых брата.

Ларильяр умел работать молоточком и очистил кость от извести.

— Ура! Я нашел мою ногу! — закричал Кювье. — И этим я обязан вам, — низко поклонился он Ларильяру.

Именно этой-то ноги и недоставало Кювье. Он уже заранее знал, какова окажется эта нога, но нужно было проверить свои предположения. И вот нога, отчищенная Ларильяром, блестяще доказала правоту рассуждений Кювье.

— Это вымершее животное, — заявил Кювье, когда скелет был собран. — Таких животных нет больше на земле.

— Вздор! — хором ответили ученые. — Никогда не поверим этому.

Тогда Кювье притащил все свои скелеты. Они напоминали то скелет слона, то носорога, то свиньи, то газели. Но это были какие-то своеобразные слоны, носороги, свиньи и газели. Они заметно отличались от современных.

— Чья это челюсть? — на миг задумался Кювье, держа в руках большую челюсть с очень немногими зубами. — Она похожа… — И он напряг память. — Да это — челюсть ленивца!

— Велика она слишком для ленивца, — не поверил зоолог. — Таких ленивцев не бывает.

— Но зубы, зубы… — настаивал Кювье. — Ведь у него неполное число зубов, это — неполнозубое млекопитающее.

— Что ж зубы? Он их при жизни потерять мог, — не растерялся зоолог.

Кювье рассердился:

— А ячейки где? Вы, коллега, должно быть, позабыли, что у млекопитающих зубы сидят в ячейках. Зуб потерять можно, а ячейку не потеряешь.

Зоолог был посрамлен, но не сдался.

— Все-таки это не ленивец, — бормотал он. — Да и что можно сказать по одной челюсти?

Ленивец живет на деревьях, а, судя по челюсти, хозяин ее был так велик, что мог подгибать деревья под себя и уж во всяком случае не мог по ним лазить. И все же челюсть дала возможность Кювье получить некоторое представление о гигантском ископаемом ленивце — мегатерии.

— Он должен быть вот таким, — утверждал Кювье, делая набросок предполагаемого обладателя загадочной челюсти.

Зоологи посмеивались.

Скелет гигантского ленивца мегатерия.

Прошло несколько лет, и был найден полный скелет мегатерия. Он соответствовал описанию, данному Кювье.