Сачлы (Книга 2) - Сулейман Рагимов

— Вот как? Этот Али-Иса — старый, матерый волк. Дрожит как осиновый лист, боится за свою кулацкую шкуру. Хитрец! Хамелеон! Многоликий двурушник! Смотришь: сейчас он святоша, а через минуту уже дьявол!

— Точно, Аскер, точно! Али-Иса — дьявол, который прикидывается святошей. Стоит ему завидеть товарища Демирова, как он, этот старикашка, превращается в щенка, заигрывает, юлит, машет хвостиком, затем — кверху лапки. А стоит секретарю райкома отойти от него, как щенок превращается в коварного льва!..

— Не давай ему перехитрить тебя, Сары, — наставлял Тель-Аскер. — Смотри в оба, держи с ним ухо востро. Хочу спросить тебя, Сары, еще об одном деле. Несколько дней тому назад в дом к Демирову приходила Сачлы. Ты не знаешь, зачем она приходила?

— Ее направил, к Демирову старик доктор, приехавший из Баку. Сачлы — его ученица, я слышал.

— А зачем?

— Она ставила банки, лечила товарища Демирова.

— И все?

— Да, все. А зачем она могла еще приходить, братец Аскер? Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Я просто так спросил, Сары, из любопытства.

— Нехорошо спрашивать такие вещи про товарища Демирова, — сказал Сары, хмурясь. — Он человек чистый. Вчера исполком Субханвердизаде задавал мне такие же вопросы, хотел выведать что-нибудь.

— Кто, кто?

— Субханвердизаде.

— Что же он спрашивал у тебя?

— То же, что и ты. Про Демирова. Зачем, говорит, приходила к вам эта девушка?

— А ты что ответил ему?

— Да уж ответил…

— Что именно? Расскажи, не таись.

— Сказал ему: я ничего не знаю. Удивляюсь я, Аскер, глядя на этих больших людей: спрашивают про такие глупые вещи. Мне даже стыдно за этих людей.

И вот сегодня, подойдя к дому Демирова и увидев Али-Ису, который поливал цветы в палисаднике, а заодно и двор, Сары припомнил наставления Тель-Аскера в отношении старика, заворчал недовольно:

— Что тебе не спится по утрам, дядя Али-Иса? Зачем вскакиваешь ни свет ни заря, с первыми петухами?

Старик показал юноше свои испачканные в земле руки, спросил беззлобно:

— Или я здесь мешаю, сынок? Вред тебе делаю какой-нибудь? Стал господином — и теперь слугу не замечаешь, так получается?

— Как бы ни получалось, — оборвал Сары старика, — а только мы не лезем в ваш двор, не поливаем его… Зачем же вы поливаете наш?

— Странные ты ведешь разговоры, сынок, — усмехнулся Али-Иса, — очень странные. Ваш-наш — какие могут быть счеты? Разве все это не общее, не наше? Разве все это принадлежит не советской власти?

— Принадлежит-то советской власти, однако лучше, если каждый будет заниматься своим делом!

— Правильно говоришь, сынок. Не могу не согласиться с тобой. У каждого человека есть свое дело. А мое дело — как раз цветы. Ты, сынок, еще молод, у тебя еще молоко материнское на губах не обсохло… Говорят: соловей, не испытавший тягот холодной зимы, не может оценить всей прелести весны. Разве это плохо — заставить розы улыбаться?

— Заставляйте улыбаться свои розы, получше смотрите за своими больными! повысил голос юноша. — Посторонние не имеют права заходить во двор секретаря райкома. Может быть, здесь есть какой-нибудь секрет, который другие не должны знать, ясно вам?

Али-Иса насмешливо улыбнулся:

— Да ты, я вижу, Сары, превзошел самого Кесу. Можно сказать, ты дал ему хороший пинок под зад.

Старик заливисто рассмеялся, довольный своим остроумием. Сары вспыхнул, как порох, сверкнул глазами на старика:

— Но, но, полегче! Никакого Кесы я не знаю. Однако мне известно, кто дал мне в народе прозвище "Маленький Кеса". Я доберусь до этого человека, он узнает меня!

На веранду вышел Демиров, привлеченный голосами споривших.

— В чем дело, Сары? — спросил он. — Что вы здесь обсуждаете?

Юноша растерялся, поспешно сдернул с головы шапку, поздоровался:

— Доброе утро, товарищ райком!

Али-Иса почтительно поклонился, тоже поприветствовал секретаря. Тот сказал:

— Здравствуй, здравствуй, старик. Рад видеть тебя. Как поживаешь? Как здоровье?

— Спасибо, товарищ райком, — поблагодарил Али-Иса и опять поклонился. Желаю вам всегда быть здоровым и бодрым!

Сказав это, он победоносно взглянул на Сары. Тот даже позеленел от обиды.

— Ты прямо-таки воскресил этот садик, старик, — улыбнувшись, сказал Демиров. — Молодец!.

— Делаю, что могу, товарищ райком, — почтительно ответил Али-Иса. — Мои руки созданы для того, чтобы создавать, благоустраивать.

— Розы — просто прелесть! — похвалил секретарь. — Невозможно глаз отвести.

Лицо старика засветилось радостной улыбкой. Похвала секретаря вознесла его, можно сказать, на седьмое небо.

— Взгляните на мою седую голову, товарищ райком, — сказал он, снимая с головы старенькую папаху. — С годами я и сам уподобился белой розе. Что же касается вашего садика, теперь он и мне нравится. Ему не хватает лишь канарейки. Летом, товарищ секретарь, здесь должна жить желтая канарейка, а осенью — белая канарейка. Желтая канарейка возвещает о приходе лета, о поре, когда распускаются розы. Белая же канарейка возвещает о приходе осени — поре перелетных птиц.

— Такова жизнь, старик, таковы законы природы, — улыбнулся Демиров. Он вдруг вспомнил про доктора Везирзаде, поинтересовался; — Скажи мне, пожалуйста, Али-Иса, бакинский доктор-старичок еще здесь, не уехал?

— Вчера уехал, — ответил Али-Иса. — Погрузил свои вещи на лошадь и отправился в дорогу. Даже проводника не взял.

— Это плохо.

— Ничего, я думаю, доберется в добром здравии.

— Куда он поехал?

— В деревню Дашкесанлы, к Годже-оглу.

— Да, так мы и условились, что он поработает в Дашкесанлы. Там его хорошо примут.

— Жалко, что доктор уехал от нас, — посетовал Али-Иса. — При нем, за эти несколько дней, наша больница прямо-таки ожила, воскресла. Мы наконец увидели солнце. Но недолго оно светило: выглянуло из-за туч и вновь спряталось. Опять мы оказались под пятой этой сумасбродной женщины — Восьмого марта!

Демиров кивнул:

— Ты прав, старик, жаль, что доктор Везирзаде уехал от нас. Он замечательный врач. Но что поделаешь?.. Он очень рвался на природу. Надо его понять. Да и деревня тоже нуждается во врачах.

Али-Иса попросил:

— Заглянули бы вы к нам в больницу, товарищ секретарь райкома! У нас там тоже есть розы, полюбовались бы… Кстати, к нам недавно приехала из Баку мать нашей девушки-фельдшерицы — Нанагыз-арвад. Говорит, будто она еще в Баку передала вам письмо для своей дочери Рухсары Алиевой, Сачлы, как мы ее зовем. Я ей говорю: "Зачем тебе нужно это письмо? Ты ведь сама уже здесь". — "Нет, говорит, мой приезд — сам по себе, а письмо — само по себе. "Нехорошо, говорит, если письмо затеряется. Я, говорит, положила в конверт немного денег для дочери". Эта Нанагыз сама хотела прийти к вам, но я отговорил ее, сказал: нехорошо. Между прочим, это ее дочь приходила к вам ставить банки по распоряжению бакинского доктора Рухсара, она же Сачлы.

Демиров тотчас вспомнил: действительно, письмо пожилой седоволосой женщины, навестившей его в бакинской гостинице "Новая Европа", до сих пор находится у него и не передано по назначению. Где же оно? Демиров напряг память: "Ага, кажется, оно в одном из карманов моего желтого дорожного портфеля". Не сказав ни слова Али-Исе, он ушел в комнату, достал из шкафа желтый портфель, купленный некогда в Москве. Письмо Нанагыз, как он и предполагал, оказалось там. Демиров хотел было позвать Сары и попросить его отнести письмо в больницу, однако передумал. "Отнесу-ка я его сам, — решил он. — Надо будет извиниться и перед матерью, и перед дочерью. Нехорошо получилось. Как это я запамятовал?.. Приехал — сразу дела навалились, эта беда — убийство Сейфуллы Заманова… И все-таки нехорошо. Оплошал, товарищ секретарь райкома! Теперь иди извиняйся".

Демиров снова вышел на балкон, окликнул Сары:

— Чай готов?

— Еще нет, товарищ секретарь. Через час будет готов.

— Почему так не скоро?

— Самовар у нас худой, — пожаловался парень. — Вода в топку проникает.

— А нельзя ли вскипятить воду в чем-нибудь другом, скажем — в чайнике? спросил Демиров.

— У нас нет чайника, товарищ секретарь. И в магазине их нет. Нейматуллаев каждый день просит меня: Сары, приходи на склад, возьми все, что твоя душа пожелает, но ведь вы, товарищ Демиров, запретили мне категорически пользоваться услугами этого человека.

Демиров развел руками, спросил:

— Хорошо, что у тебя есть перекусить?

— Кислое молоко, хлеб.

— Давай. А когда будет готов чай, принесешь в заварном чайнике прямо в райком. Понял? Сары улыбнулся во весь рот:

— Понял, товарищ секретарь! — Не выдержал, спросил: — Значит, сегодня пойдете на работу? Не рано ли? Бакинский доктор, велел вам не выходить из дома до конца недели.