Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но не в этом главная тема ответа Салтыкова, как и не в разъяснении допущенных Ржевским передержек. Говоря о последних, Салтыков подчеркивает, что в его статье речь шла не об административном давлении на мировых посредников, а «лишь о праве не только правительства, но и общества, контролировать действия посредников»… Салтыков указывает между прочим, что статья его об ответственности мировых посредников напечатана в Московских Ведомостях не совсем в том виде, в каком была написана, а выражение «найдутся средства», на которое так сильно напирает г. Ржевский, даже вовсе в ней не было. Но все это — мелочи, которые Салтыков отмечает только мимоходом, переходя к главному вопросу — противопоставлению «бюрократии» и «земства». Он не боится слова «бюрократ», которым его «обзывает» Ржевский; Салтыков заявляет, что его ни мало не трогает мнение дворянпомещиков о бюрократии. «Слушать, как рассуждают эти господа о централизации и бюрократии, бывает поистине уморительно. Один доказывает, что децентрализация заключается в учреждении сатрапий; другой мнит, что децентрализация в том состоит, чтобы водку во всякое время пить. — Что такое бюрократ? — спрашивает Межуев. — А вот, братец, — объясняет Ноздрев: — хочу я, например, теперь водки выпить — ан тут бюрократ: стой, говорит, водку велено пить в двенадцать часов, а не теперь»…
Мы еще встретимся с децентрализацией, как с учреждением сатрапий, в позднейших циклах Салтыкова, например в его «Дневнике провинциала в Петербурге»; здесь же для нас интереснее то обстоятельство, что Салтыков охотно принимает на себя кличку «бюрократа», толкуя ее, однако, весьма своеобразно. С одной стороны он заявляет, что бюрократия в России есть только «служилое дворянство», а с другой, приводя слова Ржевского об «известной школе реформаторов, желающих во что бы то ни стало благодетельствовать низшим классам», Салтыков иронически восклицает: «вот оно, истинноето значение слова бюрократ!». Ржевский указывал в своей статье, что Салтыков когдато в известном нам заключении очерка «Неумелые» восставал против чрезмерных забот администрации о населении; Салтыков отвечает, что он ни в чем не переменил своих взглядов. «В убеждениях моих не последовало никаких перемен; я именно желаю того самого, что выражал в заключении очерка Неумелые, но г. Ржевский только не желает понять меня». И, наконец, в ответ на инсинуацию о желании Салтыкова стать «крутогорским губернатором», выслужившись своими статьями перед начальством, Салтыков кратко отвечал: «о крутогорском губернаторстве я столько же помышляю, сколько он, г. Ржевский, тоскует о губернаторстве, например, орловском». Последний намек брошен недаром, так как Ржевский действительно «тосковал о губернаторстве», как это мы теперь знаем из других источников. Ржевский был не только одним из главарей партии дворянкрепостников, но и видным чиновником министерства внутренних дел; в начале 1863 года он был назначен членом комиссии для выработки закона о печати, а несколько позднее, в 1867 году, был за свою полезную реакционную деятельность награжден высоким чином. Записывая об этом в своем дневнике, А. В. Никитенко отмечает под 28 мая 1867 г.: «Вечером был Ржевский. Его произвели в тайные советники, а места губернатора всетаки ему не дали, как он его ни добивается». Как видим отсюда, стрела Салтыкова о тоске Ржевского по губернаторству была, вероятно, не случайно направленной. — Статью свою Салтыков подписал полным именем и пометил: «Тверь. 10 июня 1861 г.».
Ржевский еще раз ответил Салтыкову сердитой статьей в июльском номере «Современной Летописи» 1861 года (№ 30). Эта статья — «Письмо к редактору Русского Вестника по случаю полемики с г. Салтыковым об ответственности мировых посредников» — вызвала вторичный ответ Салтыкова Ржевскому, не появившийся, однако, в печати и лишь приведенный в извлечениях К. Арсеньевым в его «Материалах». В ответе этом Салтыков еще раз подходит к главному вопросу противопоставления «бюрократии» и «земства», заявляя, что по основной своей идее это — принципы, взаимнодополняющие друг друга: «где нет земства, там нет и бюрократии, а есть чепуха, есть бесконечная путаница понятий и отношений, при существовании которых всякий отдельный общественный деятель получает возможность играть в свою собственную дудку». Почему не появился в печати этот второй ответ Салтыкова — неизвестно; быть может, Салтыков счел — и справедливо — слишком ничтожными доводы своего противника и вполне ясной для читателей свою собственную точку зрения, как она ясна теперь и нам. Полугодом позднее, в очерке «К читателю» («Современник» 1862 г., № 2) он лишь пренебрежительно и мимоходом отозвался о «знаменитом публицисте и защитнике свободы Ржевском».
Последней из цикла этих статей Салтыкова была заметка «Где истинные интересы дворянства?», напечатанная в октябрьском номере той же «Современной Летописи» (1861 г., № 42). Основная мысль этой статьи заключается в том, что после 19 февраля 1861 года сословные интересы дворянства утратили свое прежнее значение и что если дворяне не хотят остаться в тылу жизни, то должны искать спасения «в тесном общении с народом». Единственным средством Салтыков считает введение всесословного земства, являясь, вместе с «тверскими либералами», одним из первых провозгласителей этой идеи. Несколько позднее идея эта приобрела реакционный характер, особенно ярко выраженный в книге Ю. Самарина и Ф. Дмитриева «Революционный консерватизм» (Берлин 1875 г.); еще позднее, уже в начале XX века, эта же идея характеризовала собою, наоборот, взгляды земского либерализма. В этом последнем смысле одним из родоначальников этой идеи можно считать Салтыкова в разбираемой статье «Где истинные интересы дворянства?» [116]. Салтыков проводит мысль о необходимости всесословной волости, как единственного средства общения бывших помещиков с народом. «Необходимо сближение деятельное, сближение действительное. Средство к такому сближению одно. Оно представляется в том, чтобы помещик стал сам членом того сельского общества и той волости, в районе которых находится его поместье». При этом, по мысли Салтыкова, помещик должен принять участие в платеже податей и земских повинностей наравне с крестьянами и соразмерно с количеством его земли. Нечего и говорить о том, насколько такое предложение должно было разъярить дворянкрепостников и сделать Салтыкова окончательно «неблагонадежным» в глазах правительства. В своих предложениях Салтыков шел дальше «тверских либералов», с которыми правительство вскоре так решительно расправилось. Неудивительно, что и судьба Салтыкова была предрешена; не ожидая указаний свыше, он сам, как мы знаем, «по болезни» вышел в отставку 9 февраля 1862 года.
Так закончилась административная деятельность Салтыкова на посту вице-губернатора, о которой он мог впоследствии вспоминать не краснея. Он бросил службу, желая всецело отдаться литературной и именно журнальной деятельности, попытавшись создать собственный свой журнал; о судьбе этого разрешенного правительством предприятия еще придется сказать ниже. Пока же нам необходимо вернуться к рассмотренным четырем годам деятельности Салтыкова (1858–1862 гг.) и познакомиться уже не с его административной работой этих годов, а с продолжением его художественной деятельности, так блестяще начатой «Губернскими очерками». Здесь же в заключение можно кстати упомянуть о том, что к концу рассмотренного нами времени, в 1861–1862 гг. Салтыков приобрел под Москвой на имя жены небольшое имение Витенево (в 680 десятин), в котором попробовал хозяйничать, применяя «вольный труд» и новейшие способы обработки земли. Это обстоятельство представляет и значительный литературный интерес потому, что впоследствии ярко было описано в двух циклах Салтыкова — «Благонамеренных речах» и «Убежище Монрепо». Но это уже произведения семидесятых годов; теперь же нам надо вернуться к произведениям Салтыкова, непосредственно примыкающим и по времени и по темам к его «Губернским очеркам».
Глава VII
ПРОДОЛЖЕНИЕ «ГУБЕРНСКИХ ОЧЕРКОВ. „КНИГА ОБ УМИРАЮЩИХ“
IЧиновник особых поручений в Петербурге, вицегубернатор в Рязани и Твери — Салтыков продолжал оставаться надворным советником Щедриным, помещая под этим псевдонимом целый ряд очерков в журналах 1857–1862 гг. Творческие планы Салтыкова за эти годы можно вскрыть анализом последовательно появлявшихся его произведений и характерными данными, сохранившимися в его черновых рукописях. Представляется несомненным, что сперва Салтыков задумал написать четвертый том «Губернских очерков» (третий вышел в сентябре 1857 года), и в течение двух ближайших лет (1857–1859 гг.) напечатал целый ряд произведений, теснейшим образом примыкающих к «Губернским очеркам» и по темам, и по стилю, и по действующим лицам. Вот эти произведения в хронологическом порядке их появления в журналах, не всегда совпадающего с порядком их написания:
- В разброд - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- Материалы для характеристики современной русской литературы - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- На распутьи. - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин - Константин Арсеньев - Критика
- Энциклопедия ума, или Словарь избранных мыслей авторов всех народов и всех веков. - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- Весна - Николай Добролюбов - Критика
- Типы Гоголя в современной обстановке. – «Служащий», рассказ г. Елпатьевского - Ангел Богданович - Критика
- Два ангела на плечах. О прозе Петра Алешкина - Коллектив авторов - Критика
- Утро. Литературный сборник - Николай Добролюбов - Критика
- Реализм А. П. Чехова второй половины 80-х годов - Леонид Громов - Критика